— Этого нет в тексте, — возмущенно заявляю я, наконец подав голос, хотя бы немного напоминающий мой нормальный, уверенный.
— Вы должны быть готовы к импровизации. — Эта говорящая дамочка даже не смотрит в мою сторону.
Ладонь Егора каким-то волшебным образом материализуется у меня на бедре, и мне приходится заткнуться, чтобы не выдать порцию удивления на его очередной жест. Сам же Сталь совершенно спокойно продолжает говорить — явно не первый раз слышит этот вопрос.
— Весь полет длился девяноста пять секунд. Одна процедура перезапуска двигателя занимает гораздо больше времени и чаще всего не приносит должного результата.
— А что вы можете сказать на заявления некоторых экспертов о том, что самолету могло хватить тяги второго двигателя для возвращения в аэропорт?
— Я могу сказать, что потеря тяги двух двигателей была впоследствии подтверждена предварительным анализом записей обоих бортовых самописцев. Второй двигатель был так же сильно поврежден и работал неисправно. Диванным экспертом быть легко. Сложнее в момент сближения с землей принимать решения, от которых зависят жизни других людей. И я с чистой совестью могу заявить, что не жалею ни об одном из них.
Егор выступает чертовски хорошо. Мне даже кажется, он размазывает эту редакторшу по стенке, но нет — у нее еще имеется порох в ее складках на боках.
— И по такому же принципу вы не выпустили шасси перед посадкой на поле, хотя по инструкции должны были? Не потому что вы были, скажем… пьяны?
Тело Егора превращается в камень, ни один мускул не дрогнет. Он держится очень хладнокровно и не ведется на провокацию, чем вызывает у меня восторг.
— Заявления по поводу алкогольного опьянения любого из экипажа безосновательны и абсурдны. Что касается выпуска шасси, то я уже много раз отвечал на подобные вопросы. Да, это было мое осознанное решение, которое привело к положительному результату — самолет не загорелся. Больше подробностей я рассказать не могу, так как на данный момент идет расследование.
Он одним предложением ясно дает понять пытающейся доминировать дамочке, что тема закрыта. И я жду, что та возмутится, что продолжит допрос с пристрастием, но вместо этого она впивается своими окулярами в меня.
Матерь божья!
— Перейдем к вам, — она поправляет очки на носу, не отрывая взгляда. — Егор Сталь забрал вас из бара «Матадор» около полуночи.
— Да, я отмечала день рождения подруги, — читаю я по листку.
Конечно, а просто так я выпить не могла.
В общем, этот пинг-понг продолжается еще какое-то время, пока я выдаю зазубренную речь и даже остаюсь довольна собой. Уже собираюсь выдохнуть, когда редактор подытоживает.
— Вы звучите очень наигранно. — Это она мне? — На экране это будет смотреться искусственно, вам не поверят. Вы с Егором пара, но дергаетесь от каждого его прикосновения. Эфир послезавтра, и я очень рекомендую вам что-то сделать с этим.
Что, блин?
Я не знаю, как отвечать на такие заявления. Впервые меня отчитывают за плохо проделанную работу, точно девчонку, и я выдаю очередной оскал вместо улыбки.
Когда Егор наконец отключает эту Круэллу, я выдыхаю. Это была всего лишь репетиция, разминка, а я чувствую, что выжата как лимон. Нет, апельсин после соковыжималки!
— Шампанского нет, но, может, вина? — повторяет прошлое предложение Егор, только теперь я судорожно киваю ему.
— И нарезку из сыров. Ту самую. — Я облизываю губы, на которые он пристально смотрит, потому что чертовски голодна. Во всех смыслах.
Глава 24
АврораSCIRENA — Творческий процессМеньше чем через двадцать минут в моей руке уже полупустой бокал красного сухого, а в моем животе грамм двести пармезана, и это шикарное завершение рабочего дня. Я ведь и правда потрудилась сегодня на славу — один эфир с Лазарем чего стоил.
Задумавшись о проблемах с Жанной Борисовной, которые в связи со всеми событиями как-то незаметно отошли на второй план, я делаю глоток вкусного грузинского вина. Егор возвращается с кухни вместе с табачным шлейфом, следующим за ним по пятам, и сразу садится на полметра ближе, чем сидел до этого. Его бедро почти касается моего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Гончаров сейчас на вертолетах летает, только из Судана вернулся, — продолжает он недавно и совершенно случайным образом начавшийся разговор об общих знакомых, пока меня гипнотизирует близость наших тел. — Видел его вчера.
— Да ладно? — искренне удивляюсь я. — Я думала, ничего дельного из него не выйдет.
— Вышло, как видишь. Он даже женат был, но вот там как раз не срослось.
— Ох, я помню, сколько девчонок он успевал поменять, когда к тебе в гости приезжал. Ты не удивил меня.
Егор усмехается и подливает вина — мне и себе, хотя к своему бокалу еще не притронулся.
— Как твоя мама? — спрашиваю его.
Я знаю, что ей всегда было непросто. Тянуть сына одной во все времена было делом нелегким. И я очень надеялась, что после отца Егора она встретит кого-то достойного, но та, казалось, намеренно игнорировала существование других мужчин.
— Мама хорошо, — о матери Егор говорит сдержаннее, контролируя каждое слово. — Живет за городом.
— Одна? — осторожно интересуюсь я.
— С Боингом.
— Боинг! — Я даже подпрыгиваю на диване, вспомнив это лохматое чудо. — Он, наверное, вырос?
Конечно вырос, глупая. Прошло столько лет.
У Егора даже глаза будто бы загораются, когда он лезет в телефон и с гордостью показывает мне фотографии пушистого черно-белого пса, больше похожего на медвежонка. Очень смешные фотки, где огромный Бо пытается влезть в кошачью лежанку или с испуганными глазами убегает от курицы.
Мы смеемся. На пару. Чисто, искренне и по-настоящему.
Боже, это не мы. Это не можем быть мы — Аврора Невская и Егор Сталь. От нас давным-давно остался лишь пепел.
Боже, прошло всего несколько дней, как Егор ворвался в мою жизнь (ну или я в его), а все так изменилось. Мне даже страшно представить, что будет дальше, если все происходит так быстро, стремительно, словно на перемотке.
Страшно, но представляется.
Егор всего лишь накалывает вилкой кусочек сыра с плесенью и обмакивает его в мед, а я уже машу на себя ладонями, списывая горящие щеки на вино.
— Жарко? — забирается в самые укромные уголки моего разума низкий шепот.
Сталь, не дожидаясь ответа, тянется к пульту на столике и щелкает кнопками, после чего сверху на плечи опускается блаженная прохлада. Он возвращает синий взгляд ко мне.
— Бо только много внимания требует. Как ребенок. Но я рад, что матери есть чем заняться, иначе бы просила внуков вдвое чаще.
— Не только дети и собаки требуют особого ухода, — ухмыльнувшись, я вспоминаю Рому, который не мог даже чашку помыть без моей помощи. — Я про бывшего мужа.
Зря я, наверное, ступаю на скользкую тропинку, но из-за вина — или не из-за него — мне так легко и уютно с Егором. Жарко — да, тоже, но при этом комфортно.
— Почему вы расстались? — прямо, как любит делать, спрашивает Егор.
Издевается? Я же говорила, что Рома меня бросил.
— Он ушел.
— Почему?
В смысле? Я теряюсь от его вопроса. Почему мужчины уходят?
— Не знаю.
— Все всегда знают ответ. Только притворяются, что не знают, — рубит Егор правду, убивая мое настроение, потому что претензии Ромы и уколы в мою сторону разом всплывают в голове.
— Может, я неряшлива, не люблю убираться и мыть посуду, — цитирую список, который мой бывший муж озвучил мне, пожелав развода.
— Есть посудомоечные машины и роботы-пылесосы. Можно вызывать уборщицу раз в неделю. Это не причина, а повод. Что еще?
Вот прямо сейчас миллионы женщин тают от слов Егора. А я наоборот… злюсь.
— Может, он считал меня скучной.
Рома и правда бросил что-то подобное в пылу ссоры, и это было обидно, но…
— Ты никогда не была скучной.
