Поплакав, Маша успокоилась. Ничего не поделаешь, видимо, ей суждено платить за свою любовь слишком высокую цену. Разве у нее есть иные варианты?
9
Дом, в котором жила Лика Вронская, был старым. В числе ее соседей значилось немало пенсионеров из бывших партийных работников. А эта категория населения слишком хорошо научена никогда не терять бдительности. Все это очень обрадовало оперативника Пашу, направленного следователем Седовым на розыски Лики Вронской.
Соседствующая с журналисткой Мария Никаноровна Худолеева встретила Пашу как родного. Она заварила ему чаю покрепче, угостила умопомрачительным малиновым вареньем и выложила про неугомонную журналистку все как на духу.
– Вообще-то жаловаться на нее не приходится. Тихая девушка, приветливая. Конечно, мужчины к ней захаживают. Ну да оно понятно, дело молодое. Один парень вроде даже жил тут. Но что-то давно его уже не встречала.
Паша разложил перед старушкой несколько карточек – Макарова, Комарова и Хлестова. Мария Никаноровна внимательно их изучила, поднося близко-близко к подслеповатым глазам, а потом решительно отодвинула снимки в сторону.
– Нет. Таких здесь отродясь не было. Уж я-то бы заметила. Мужчины они видные…
Первую половину вчерашнего дня, судя по всему, Лика Вронская провела в своей квартире. Никаких посетителей бдительная Мария Никаноровна не приметила.
– Только после обеда Анжелочка вышла из дома и куда-то уехала, – рассказывала соседка. – Потом я слышу, часа через три вроде как машина под окнами остановилась. Возле скамейки такая площадочка есть, между кустами, – Анжела там всегда машину ставит. Так вот, кажется, зашумело что-то. Я в окно выглянула, вижу: Анжелочка не в подъезд идет, а прямо-таки убегает от дома. Ну а как она за угол зашла – больше уж я ее не видела.
Дальнейшие поиски Лики Вронской успехом не увенчались. Паша, все еще не теряя надежды установить местонахождение девушки, подъехал к Ликиным родителям, потом заглянул к друзьям и коллегам по бывшей работе. Безрезультатно.
Вернувшись в прокуратуру, он, не раздеваясь, сразу же отправился к Седову.
– Володя, Вронская как сквозь землю провалилась, – устало сказал он. – Еще поручения на сегодня будут?
– Нет, можешь быть свободен.
– Подожди. Кофе есть?
Володя включил электрический чайник, насыпал две ложки растворимого кофе в чашку, добавил столько же сахара. Потом подумал, что сейчас как раз и Артем, побежавший за булочками, должен вернуться. Вот они все вместе и почаевничают. Шутка ли, на часах почти полночь, а у него лично с утра маковой росинки во рту не было.
– Ну что? Что ты теперь скажешь? – откусывая сразу половину булочки ехидно поинтересовался у появившегося Сидоренко Седов. – Пока ты в магазин бегал, Пашка вернулся. Вронская исчезла. Ее нет дома, у родителей и знакомых она тоже не появлялась.
Артем пожал плечами и сделал глоток кофе.
– Она просто испугалась. Решила затаиться где-нибудь в укромном месте, пока ты не разыщешь настоящих убийц, – предположил он.
Отогревшийся и воскресший после еды Паша горячо возразил:
– Человек, которому нечего скрывать, не прячется. Значит, у девочки рыльце-то в пушку.
– О! – Володя назидательно поднял палец вверх. – Устами младенца глаголет истина.
Отставив пустую чашку, он пододвинул к себе сумочку Маргариты Луниной. Все, сейчас он осмотрит ее содержимое, а потом спустится к своим «Жигулям» и отправится домой – спать, спать и еще раз спать. Только не забыть бы как следует расправить на вешалке ненавистный синий костюм – в ближайшие дни он ему точно не понадобится.
– Да, Паша, – разбирая визитки салонов красоты и бутиков, произнес Седов. – Завтра тебе предстоит тяжелый день.
– Почему?
В голосе Паши чувствовалось столько энергии, что Седов невольно ему позавидовал. Все-таки двадцать лет – это двадцать лет…
– Будешь искать связи между Макаровым, Комаровым и Хлестовым. Дело это непростое. Разные люди, разный возраст, на первый взгляд между ними нет ничего общего. Но как знать… Может, по родственной линии они где-то пересекались. Или деловой интерес какой имелся. Подожди, что это?
Володя с изумлением уставился на светло-серый клочок бумаги. Как-то он совершенно не гармонировал с гладкими блестящими визитками индустрии по приданию красоты.
Он вслух прочитал:
– «Магия, колдовство, снятие сглаза и порчи». Хм… Что могло понадобиться преуспевающей бизнес-леди в этой лавочке? Навести порчу на конкурентов? Приворожить мужчину?
Артем вскочил со стула и подошел к Седову:
– Дай-ка взглянуть. Да, на самом деле, как-то это странно. Что ж, может, это еще одна ниточка… Слушай, Володька, а пробей мне адрес по этому телефону. Я завтра подъеду.
– Не вопрос, – Володя включил компьютер, запустил программу поиска, и через пару секунд машина услужливо высветила ему адрес. – Вот, квартира зарегистрирована на женщину с замечательной фамилией: Храбрая Светлана Васильевна. Буду признателен за помощь. А ты что, так надеешься отмазать свою новую пассию?
– Вот еще! Хотя она мне понравилась, конечно. Но голова у меня на плечах есть, ты не беспокойся, – быстро ответил Артем.
Но преувеличенно бодрый тон однокурсника не обманул Володю Седова.
«Да ты, парень, похоже, втрескался по уши», – в очередной раз констатировал он…
Глава 4
1
За тридцать лет до описываемых событий
«Но так случилось, что еще до родов я потеряла единственного близкого мне человека.
– Танк, ты полнеешь вместе со мной, – заметила я своей подруге. – Странно: ребенка жду я, а твой животик округляется…
Понурившись, она молчала. Потом, набравшись решимости, начала говорить.
– Прости, что не рассказала тебе раньше. Я каждый день собиралась сказать правду и все откладывала и откладывала этот разговор. Дело в том, что я тоже жду ребенка. И у наших детей один отец.
Я мыла посуду в тот момент. Тарелка выскользнула из моих рук и разлетелась на мелкие осколки. Такая острая боль вцепилась в сердце, невыносимая, горькая, что мне показалось, будто это я разбилась о каменные плиты.
Танк плакала. Она и сама толком не знала, как все получилось. Он никогда ей особо не нравился. А что на него заглядываться: не ее поля ягодка.
В конце летних каникул, когда в общагу начали заселяться студенты, он вдруг открыл дверь нашей комнаты. Оглядел ее нехитрое убранство. Спросил, где остальные девочки. А затем повернул ключ в замке…
Танк обрадовалась. У нее еще год назад был первый мужчина, и она знала, что с парнями бывает сладко, очень сладко… Потом ей локти хотелось кусать от стыда передо мной, секрета из своих чувств особо не делавшей. Затем поняла, что беременна. Борясь в институте за меня, она боролась и за себя, мстя ему за то, как подло он поступил, как прятал глаза, как прикрывался отцом, большой партийной «шишкой».
Я во все глаза смотрела на Танка. Значит, с ней было все то же самое? Значит, ее память хранит точно такие же воспоминания о том, как его губы нежно скользят по шее, как горячие руки торопливо срывают одежду, как он накрывает своим телом, будто теплым плащом…
– Прости меня, – утирая слезы, просила Танк. – Так глупо все получилось. Я и не любила его вовсе. Сама не знаю, что на меня нашло.
– Убирайся. У меня больше нет никакого желания с тобой общаться. Проваливай к чертовой матери! Слышишь? Проваливай!
Всхлипывая, Танк собрала свои вещи. Попыталась обнять меня – я уклонилась от ее больших натруженных рук. Тогда она взяла свою сумку и тихонько прикрыла дверь. Куда она уходила, сгорбившаяся, беременная, выгнанная мной из комнаты, которая появилась у нас благодаря ее усилиям? Я не знала.
Потом, опомнившись, я бросилась ей вдогонку, понимая, что погорячилась, что сто раз не права, что Танк точно такая же жертва обстоятельств, как и я. Но ночная улица была пустынна. Танк исчезла из моей жизни раз и навсегда. Я написала ее матери – она ответила, что дочь не возвращалась. А больше писать было некому и некуда.
Как быстро в фильме «Москва слезам не верит» у главной героини Катерины налаживается жизнь. Один кадр – она, уложив ребенка, клюет носом над тетрадками, а затем, всплакнув, отправляется в постель. Другой – просыпается уже руководителем крупного предприятия. Увы, реальная жизнь слишком сильно отличается от кино.
Я действительно пыталась совершить трудовой подвиг на заводе, куда меня устроила, конечно же, Танк. Но вскоре поняла: нет никаких шансов оторваться от своего станка. Даже для того, чтобы стать мастером цеха или профсоюзным руководителем самого низшего звена, требовалась идеальная биография. Пятно исключения из института и комсомола за аморальное поведение вычищению не поддавалось.
Перед родами выяснилось: пособие по уходу за ребенком, и то лишь в связи с тем, что я буду воспитывать его одна, мне станут платить в размере всего пятнадцати рублей. Семь-восемь из которых придется отдавать за оплату общежития. Таким образом, я осталась практически безо всяких средств к существованию. Конечно, можно вернуться в родную деревню к родителям, голодать бы тогда не пришлось ни мне, ни малышу. Но как показаться старикам на глаза, да еще и с ребенком? Как объяснить, что у него никогда не будет отца? Тем более, не желая их волновать, я не писала им ничего о событиях последнего года. Они получали мои письма, которые я специально отправляла из Москвы, чтобы штемпель на конверте был соответствующий, и не сомневались, что все у меня в порядке. Зачеты якобы сданы, с экзаменами никаких проблем, а приехать на каникулы не могу в связи с тем, что устроилась на работу. И вот после всего этого возвращаюсь – исключенная из института, на последнем месяце беременности. Это было бы слишком жестоко по отношению к родителям, которые, бедолаги, в глубине души так радовались, что хоть дочь имеет шанс выбиться в люди…
