Хасан из Амузги глянул ей вслед и подстегнул коня, и тот рванул, будто и ему передалось счастье седока.
А за спиной всадника раздались голоса выскочивших из подворотен аульских ребятишек:
— Белый всадник! Белый всадник, Муумина, ты видишь?..
Но девушка ничего не слышала. Улыбаясь чему-то своему, она бежала домой. Вот и сбылось: объявился всадник мечты, белый всадник из сказки.
Радость вьет гнездо
Весть о белом всаднике долетела до сакли слепого Ливинда раньше, чем успела вернуться его дочь Муумина.
Ливинд был дома, у него сидели трое почетных стариков, среди которых был и Ника-Шапи, тот самый, что умел читать коран. Ливинд уже однажды воздал ему хвалу у мечети. Старики пришли с надеждой узнать еще что-нибудь мудрое из корана.
Для горца все книги, написанные по-арабски, едины, все они кораны, а значит, святые. Так уж заведено считать, что коран писался святыми. Потому-то горец, извечно относился к корану с особым почтением и трепетом. И брал он его в руки, славя аллаха, милостивого и милосердного…
Ника-Шапи взял коран, развернул его наугад и, приблизив к глазам, стал читать: «Жизнь — что мельница, вертится, как жернов, и дробится, как зерно».
И не успели слушатели уразуметь смысл услышанного, как до слуха слепою Ливинда долетели слова: «Белый всадник приехал к Муумине! Белый всадник!»
— Слышите? — встрепенулся Ливинд. — Про белого всадника говорят!
— Опять, наверное, поддразнивают Муумину.
— А вдруг правда, сбылась моя мечта! — слепой Ливинд поднялся и повел за собой гостей на балкон. — Вы не видите его?
— Кого?
— Как кого? Белого всадника!
— Успокойся, почтенный Ливинд. Никого нет. Только дети приплясывают и что то кричат.
— А где Муумина?
— Вот она, только что вошла во двор и пригнала овец.
— Муумина! — крикнул Ливинд.
— Я здесь, отец!
— Иди сюда, дочь моя, иди скорее.
Муумина как на крыльях взлетела по лестнице, поклонилась почтенным людям и, в счастливом своем возбуждении, прильнула к отцу.
— Это правда, дочь моя? Правда? — обнимая ее, спросил слепой Ливинд.
— О чем ты, отец?
— Слыхала, белый всадник к тебе приехал?
— Да, отец!..
— Вот видите!.. Я же говорил, я же всегда говорил, что он явится!..
— Неужели сбылось?! Вот ведь чудо какое! — в один голос заудивлялись гости.
— Я же говорил, он обязательно должен был явиться к моей Муумине. Но где же он? Подведите меня к нему. Где он, доченька?
— Он уехал, отец. У него очень важные дела.
— Не захотел увидеть твоего слепого отца! — огорчился Ливинд. Ведь в придуманной им сказке белый всадник одним взмахом руки делает зрячим слепого…
— Нет, нет! Это я не велела ему провожать меня до дому!
— Почему же, дочь моя? Постыдилась нашей бедности?
— Просто мне не хотелось, чтобы аульчане его видели. И без того меня все дразнят.
— Наоборот, ты должна была привести его к нам. Пусть бы люди видели. Ты же счастлива?
— Да, отец.
— Каков он из себя, дочь моя. Что ты молчишь? Хотя ладно, молчи. Я и без слов понимаю, что он, должно быть, настоящий джигит.
— Уезжая, он просил, если со мной что-нибудь случится, позвать его. Сказал, тотчас прискачет.
— Так и сказал?
— Да, отец! — Лицо Муумины светилось счастьем.
— Великое тебе спасибо, всемилостивейший аллах, ты внял моим мольбам. Слышите, люди, я счастлив радостью моей дочери! Она ведь достойна…
— Да благословит их аллах! — сказал за всех Ника-Шапи. — У нас нет слов для выражения радости и удивления. Мы покинем тебя, почтенный Ливинд, время молиться. Да смилостивится и над нами всемогущий аллах!
— Молитесь, правоверные, молитесь. Аллах милостив, он даст всем нам избавление от нищеты и невежества. Над моей саклей засияло солнце, пусть это тепло согреет и всех вас.
— Благодарим тебя! Благодарим!..
Старики удалились, радуясь и завидуя слепому Ливинду. В пути они поговорили между собой, высказали удивление, почему это вдруг аллах из всех сельчан избрал именно Ливинда. Может, и правда в образе Ливинда аулу явился посланник самого аллаха на земле. Так или иначе, по мнению старцев, Ливинд достоин такого счастья, он предан вере, любит людей, прожил трудную жизнь, полную лишений. А сколько несчастий было в его роду!.. Слава аллаху, хоть теперь дождался… Однако в коране говорится, что счастье ждет правоверного на том свете. А тот, кто испытал счастье и радость, довольство и изобилие на этом свете, после смерти не найдет себе покоя. Как все это понять? Тут явно что-то не так, но разобраться трудно, а потому старцы решили, что им лучше не углубляться в эти вопросы, чтобы, чего доброго, не возмутить аллаха своими сомнениями, тем более что ведь он соизволил обратить свое око на их заброшенный аул с семью минаретами, вонзившимися в небо как руки просящего подаяние…
Муумина тем временем рассказала отцу все, что с ней произошло: как джигит, которого звали Хасан из Амузги, спас ее от плохих людей и какой он хороший, добрый, красивый. Рассказала и о том, что улыбка у него такая, будто луна в ясном небе светится. А слепой Ливинд слушал ее и думал, что, выходит, не все из предсказанного им сбылось и этот белый всадник вовсе не принц! Только одно смущало Ливинда, как это белый всадник тотчас окажется там, куда его позовет Муумина? Тогда, может, он не обыкновенный человек, а сказочный. Но как бы там ни было, слепой Ливинд радовался, потому что радостью звенела его любимая дочь.
Глава четвертая
Братья по вере
Под натиском хорошо вооруженной и многочисленной банды имама из Гоцо и поддерживаемых англичанами воинских частей полковника Бичерахова советская власть пала. И не только в городах Дербенте, Петровске и Темир-Хан-Шуре, но и в других населенных пунктах, в больших аулах. Краскомы на пароходах отступали в Астрахань, а те, кто остались на местах, ушли в подполье. Некоторых расстреливали на дорогах без суда и следствия. Наступило время хаоса и неразберихи. В лесах множились отряды грабителей и насильников. Трудно было пройти-проехать где бы то ни было. Разного рода дозорные, часовые, а чаще попросту бандиты могли выйти навстречу из-за любой скалы или куста… Бичераховцы грабили и жгли аулы, вешали людей.
Горцы разводили руками: не конец ли света настал? Они еще усерднее молились, а кладбище тем временем росло. Болезни и голод уносили многих людей. Каждый новый правитель объявлял мобилизацию и насильно вербовал в аулах горцев… Жизнь сделалась невыносимой, и в этих неимоверно тяжелых условиях в душах людей стали давать всходы зерна добра и свободы, что заронили в них большевики. А последним в эту пору было и трудно и легко. Трудно потому, что враги поклялись каленым железом выжечь в горах большевизм, а легко потому, что горцы за каких-нибудь несколько месяцев советской власти поняли, глубоко почувствовали, что это единственно справедливая власть. И комиссары готовили жителей гор к борьбе, собирали отряды и полки, вооружали их, обучали ведению боя.
