Учитель Ред."
Я довольно разочарованно прочел записку и по движущемуся тротуару направился на Факультетскую улицу, раздумывая о плохих манерах Реда — прерывать лекцию по такому тривиальному делу. Успех с Шекспиром укрепил О'Хару, и он всерьез взялся за Рождественскую инсценировку. Но при всей своей благожелательности я никак не мог усмотреть, где эта пьеса хоть отдаленно касалась бы религии.
Пройдя через внешнюю комнату с ее студенческой сутолокой, я попал во внутренний кабинет, где нашел Реда сидящим перед столом и диктующим студентке "Руководство по организации университетских драматических факультетов". Ред отпустил студентку и она выскользнула из кабинета. Я обратил внимание на то, что она тоже была брюнеткой и считалась длинноногой даже по харлечианским стандартам.
— Как движется Рождественское великолепие? — спросил я. — И выбрал ли ты кого-нибудь уже на роль богородицы?
— Нет, я пока еще в стадии сочинительства. Но рукопись оформляется. У меня ужасающая идея. Нечто вроде банкетной сцены из "Тома Джонса", когда Декан Ирод посылает своих центурионов[64] загнать в угол младенца-Христоса.
— Ирод не использовал центурионов, — поправил я. — Центурионы были римлянами, а Ирод был еврейским царем.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал Ред. — Я делаю его римлянином, чтобы защитить еврейский престиж, так как Иисус был евреем перед тем, как Иоан обратил его… Кстати, я подумываю о том, чтобы назвать Иоана Баптистом Джеком,[65] и этим дать тебе предварительную рекламу.
— О, не надо! Но говоря о престиже, что же ты делаешь с престижем декана, называя Ирода деканом?
— Эти ребятишки не могут разобраться в титулах, так как никогда не слыхивали ни о королях, ни о царях.
— Неважно. Зови его — царь Ирод, и все. Это — приказ.
— Есть, сэр. Так и будет, Джек. Самая последняя сцена, в яслях, будет кульминационным пунктом пьесы. Приближаются центурионы Ирода. Входят девочки из публичного дома — Вифлеемские Девы — и увлекают солдат наверх. Когда отряд центурионов тянется вверх по лестнице, еще до конца этой танцевально-хоровой сцены публика чертовски прекрасно понимает, что солдаты собираются пробыть там долго, очень долго. Уловил? Занавес! И вот занавес медленно открывает сцену с яслями. С пением входят три восточных царя, внося дары. Они преклоняют колени. В звуковом сопровождении слышится пение ангелов. Свет медленно гаснет и потухает. Остаются гореть лишь прожектор, освещающий Святую Матерь, и прожектор Вифлеемской звезды. Мария теперь вне опасности; она избавлена от дьявольской похоти солдат; она глядит на своего ребенка и надежды и страхи всего мира отражаются на ее лице. Свет медленно гаснет… до полной темноты? Нет! Над публикой все еще мерцает Вифлеемская звезда, так как свет мира не иссякает. Затем при последних нотах гимна возжигаются светильники и в их свете вновь разгорается Вифлеемская звезда. Уловил символику? Пьеса никогда не заканчивается. Свет вечен.
Голос Реда, полный энтузиазма и трепета, замер в тишине, а я был ошеломлен. Ред несколько свободно обращался со второстепенными историческими деталями, но в целом пьеса была верной в отношении истории Рождества, какой мы ее знали, и несла драматический импульс, который навсегда запечатлел бы сцену с яслями в умах публики.
При всех недостатках у Реда были поэтические способности.
— Ну, так что ты думаешь?
— Ред, это прекрасно! — мой голос дрогнул. — Именно, прекрасно!
— Я знал, что это потрясет тебя. Но в постановке чего-то не хватает. Курс по религии-1 не охватывает христианства.
Публика не отличит младенца Христа от любых других младенцев в пеленках.
— Это верно, — отсутствующе кивнул я, все еще представляя сцену с яслями.
— Джек, при четырехмесячных сезонах на этой планете Рождество придется на конец следующего семестра. Инсценировку предполагается поставить в двенадцатом месяце. Ты можешь исправить положение, введя в текущую программу христианство.
— Ты предлагаешь преподавать религию-1 и религию-2 в одном семестре?
— Именно так.
— Не могу, Ред. У меня нет времени. И так получается, что я планирую по три лекции в день по религии-1.
— Я подключусь к тебе, Джек. Я отложу курс по комедии. Я расскажу им о Моисее и еврейских детях и ты сможешь тогда сосредоточиться на Христе. Тем более, что Христос — это все же твое блюдо.
За исключением одного недостатка, его предложение было не лишено логики. К тому же, если он станет преподавать курс по религии, он окажется виновен в совершении судебно наказуемого проступка, и при сдаче отчетов по Харлечу его молчание будет гарантировано. Это была привлекательная перспектива, но она не была решающей. Кроме того, сценой с яслями мне бы хотелось усилить все возможные религиозные понятия в сознании харлечиан. И все же я встревожился.
— Ред, но ты же неподготовлен к преподаванию религии-1. Твои студенты окончат курс, ничего не узнав, кроме нескольких пикантных эпизодов из жизни царя Соломона.
— Дружище, я провел два дня под наркозом, изучая Ветхий Завет. Можешь выделить какие хочешь эпизоды, чтобы в лекциях я сделал на них особое ударение.
— Дай мне подумать, — сказал я.
— Конечно, конечно.
Ред вытащил из стола бутылку с виски и налил в радужно отсвечивающие стаканы. Я понял, что он планирует еще одно преступление и, если я не проникну в его планы дальше, то не смогу описать беседу в отчете. Я сделал глоток виски, ожидая продолжения.
— Джек, ведь как только Ирод и мои центурионы покинут подмостки сцены, они получат розовые полоски бумаги из конторы декана, а мне хотелось бы дать им какую-нибудь защиту от этого ублюдка Бубо… некое обращение за помощью против его решений, предпочтительно к беспристрастному судье или жюри. Что ты скажешь насчет того, чтобы ты прочитал курс лекций по праву?
— Скажу, что ты безумец, — вспыхнул я. — Обучение праву непризнанных в правах инопланетян уголовно наказуемо.
— Ну, я не думал, что ты зайдешь так далеко. А ведь это было бы огромной помощью для меня — преподнести закон, как данный народам Моисеем. Иначе, эти ребятишки не получат ни малейшего представления о законе. Ты — хороший христианин, Джек, когда дело касается судебно наказуемого проступка. Но слишком плохо, что у тебя не хватает характера совершить преступление во имя христианства.
— Легко тебе, — огрызнулся я, — сидеть здесь и предлагать мне совершить преступление.
— Я же сделался твоим соумышленником, — указал Ред.
— И все же я думаю, что это глупо. Если мы учредим студенческие суды и судей, то окажется, что мы строим песочные замки. Любые решения студентов будут отклонены. Здесь не к кому обращаться за помощью против решений Бубо.
— Ты не прав, — сказал он, некоторое время внимательно поглядывая на меня. — Мы могли бы подбить студентов на забастовку.
— В этом университете — пять тысяч студентов.
— Да, — сказал он, — и одна двенадцатая уже принадлежит нам. К концу следующего семестра у нас будет одна треть. Куда иголка, туда и нитка.
Я в уме проверил его арифметику — все было правильно.
— Я подумаю, — промямлил я.
Прежде, чем все обдумать, я провел определенные исследования, поговорив со своим помощником, Гэлом.
— Между прочим, Гэл, не слышал ли ты каких-нибудь жалоб от студентов, выражающих недовольство учебными методами учителя Реда или моими?
Он ничего не ответил, а полез в стол и достал оттуда папку.
— В середине семестра, Джек, я перестал принимать заявления от студентов, желающих поступить на ваши осенние курсы, невзирая на то, какие бы дисциплины вы не преподавали… В моих папках свыше четырехсот таких карточек. Ваши студенты обучают других тому, чему вы их учите.
— Разве это настолько необычно? — спросил я.
— Вы и Ред — единственные учителя, преподающие лично. Все остальные преподают по телевидению.
— Нам никто об этом не говорил.
— Вы не спрашивали, — ответил Гэл. — Кроме того, студенты не хотели, чтобы вы об этом узнали. Иначе, вы тоже стали бы преподавать по телевидению.
— А вы, лично, разве не опасаетесь этого? — спросил я.
— Нет, не опасаюсь, Джек. Вы бы просто не старались "достичь сороковки", если бы не смогли подсчитывать ваших студентов.
Эта информация доставила мне удовольствие, но не склонила к опрометчивости. Как гость университета, я не имел ни малейшего желания нарываться на столкновение с университетской администрацией, но правосудие — это сила и оно принесло несправедливость, которую следовало исправить. Кроме того, была необходимость, как указывал Ред, перестроить сознание студентов к пониманию права в его законном смысле, чтобы они могли уловить саму концепцию права в ее высшем проявлении. С другой стороны, обучение жителей колоний земным законам, согласно Уставу, являлось преступлением, потому что равные законы не могут быть применены к изолированным и неравным расам. Эта аксиома была продемонстрирована в истории Соединенных Штатов пожаром в нескольких городах. Мне не стоило опускаться до преступной жизни, неважно, какими бы ни невинными были мои намерения.
