Потом она пошла прочь, а Зак остался в саду, и сердце его одиноко стучало в такт прибою.
Эту ночь Зак провел один. В этом не было для него ничего нового, большинство ночей он проводил в одиночестве, и все-таки никогда в жизни он не чувствовал себя так сиротливо.
К утру он решил, что физические упражнения — это именно то, что ему требуется, дабы побороть меланхолию.
Некоторое время спустя, пробежав две мили и чуть не надорвав легкие, он с наслаждением повалился на песок пляжа вблизи гостиницы.
— Хорош отпуск по ранению, — сухо заметила подошедшая сзади Алекс, присаживаясь рядом. Она протянула ему полотенце и бутылку с водой и чуть заметно улыбнулась.
Следуя семейной традиции, Алекс не стала донимать его окольными расспросами и тривиальными наблюдениями. Она подождала, пока он отдышится и, жадно глотая, выльет в пересохшее горло с полбутылки воды, затем прямиком подошла к главному:
— Собираешься спать с Ханной?
Зак чуть не захлебнулся.
Она терпеливо подождала, пока он откашляется.
Отдышавшись, Зак попытался испепелить ее возмущенным взглядом.
— Собираешься заставить страдать мою лучшую подругу? — спокойно спросила сестра.
— А почему ты решила, что это именно она будет страдать?
— Ох, не прикидывайся, пожалуйста. Твое-то сердце в полной безопасности, у тебя на первом месте работа. За тебя я как раз спокойна. Разве я не права?
— Права. Меня трудно вышибить из седла.
— О, да, ты крепкий орешек. Ты у нас большой и страшный старший брат, грубый и жесткий, непобедимый и несгибаемый? — Она вздохнула и несильно, но звучно шлепнула его по затылку. — Только имей в виду, Зак, сердечные передряги могут подкосить и супермена.
— А кто говорит о сердечных передрягах?
— Я говорю. Дело пахнет именно этим. На тот случай, если ты сам не видишь.
Зак угрюмо уставился на синь океана.
— Ей просто хочется чего-то нового, будоражащего кровь, — сказал он.
— Ты и сам не веришь в то, что говоришь.
Действительно, он и сам не верил. Но поверить в то, что Ханне нужен именно он, было гораздо беспокойнее.
— Итак? Что ты намерен делать?
— Алекс… давай не будем.
— Не будем что? Говорить правду? Например, о том, что уже много лет мы с Тэрой видим, как Ханна ставит чужие интересы выше своих? Она готова на все для тех, кого любит, и пора нам тоже сделать для нее что-то хорошее. Я считаю, она должна наконец получить то, чего лишена в жизни. Отведать того, что она теряет. Разве я не права? Особенно, когда она теряет столь многое!
Довольно, хватит, думал Зак, зарываясь пятками в песок. Теперь, из-за его никудышного самоконтроля, Ханна этого уже больше не теряет.
— Сделай это, Зак. Переспи с ней, чтобы все было как надо. Покажи ей все, что потребуется.
Он уже показал и хотел бы сделать это снова.
— А что потом? — спросил он. — Просто взять и уехать? Ты не думаешь, что от этого будет только хуже?
— Нет, — ответила она, — не думаю. Потому что на сей раз ты вернешься.
Он изумленно вытаращился на нее.
— Я не собираюсь всерьез влюбляться, Алекс. Даже не жди!
— Хмм.
— Ни в коем случае!
Она улыбнулась.
— По-моему, ты слишком уж яро протестуешь.
Проклятие!
— Я ведь люблю тебя, Алекс, правда люблю, но не возвращаюсь.
Улыбка девушки померкла.
— Знаю.
Зак запрокинул голову и стал смотреть, как ленивое маленькое облачко движется по небу.
— Кроме того, мы оба знаем, мне нечего предложить женщине навсегда.
— Ого!
— Что такое?
— Ты только что объединил два ключевых слова: «женщина» и «навсегда», — подколола Алекс, но тут же смягчилась: — О, Зак!
— Нет. — Он заставил себя рассмеяться и выпрямился. — Не надо практиковать на мне этот мечтательный голос. — Сестра лишь усмехнулась, и молодой человек протестующе поднял руку. — Я серьезно, Алекс. И не надо так на меня смотреть.
— Всегда остается надежда.
— Нет!
— Да. Ты уже наполовину влюблен, просто не готов это признать.
У Зака замерло сердце.
— Прекрати.
— Не могу. — Она улыбалась, подняв лицо солнцу, потом шмякнулась на песок, лицом вверх, и закинула руки за голову. На лице ее отражалось довольство миром. — Ты и Ханна — это будет так прекрасно, что словами не выразить.
— Нет, не будет.
— Конечно, я буду по ней скучать. Даже очень. Только обещай, что останешься здесь до конца отпуска. Просто чтобы мы с тобой могли побольше побыть вместе. Как в прежние времена. Хорошо?
Как это ей удается так легко, без всяких усилий вызывать в нем чувство вины и угрызения совести?
— Зак… пожалуйста. Хорошо?
Он не хотел ей отказывать, но задержаться, как она просит… в таком близком соседстве с Ханной…
— Ты хочешь, чтобы я остался, даже при условии, что между мной и Ханной не будет ничего, кроме дружбы?
— Дружбы? — Выражение ее лица красноречиво говорило, насколько смешными ей кажутся его слова.
— Мы искренне дружны и относимся друг к другу с большой симпатией, но дальше этого не пойдет. Мне скоро возвращаться в Лос-Анджелес, а Ханна… ее место здесь, что бы ни произошло между нами.
Алекс удивленно вскинула бровь.
— Хорошо, пусть не между нами, а между ней и любым другим, — пробормотал он.
— Не хочешь ли ты сказать, что вы уже переспали?
Он крепко стиснул челюсти и молчал.
— О, нет, конечно же, нет! — рассмеялась она. — Я бы непременно знала. Ведь правда, Зак?
Он только качнул головой.
— Оставим это.
— Хорошо, только ответь мне. Честно. Эта искренняя дружба и симпатия, про которые ты сказал… могло бы тут возникнуть что-то еще? При другом раскладе событий?
При другом — это если бы он не был копом? Или если бы Ханна не жила так далеко от места его службы? Или если бы они оба не боялись посмотреть в лицо собственным чувствам?
— Да, — ответил он наконец, — из этого могло бы возникнуть нечто большее.
Гораздо большее.
— Может, тебе стоит поговорить об этом с ней? — Алекс кивнула в сторону обрывистого утеса, возле которого появилась Ханна.
Ее волосы трепал легкий бриз, юбка живописно обвивалась вокруг длинных ног. Она удалялась от них по тропинке. Один лишь вид ее порождал у Зака что-то вроде страдания. Голодную, мучительную тягу и только она одна могла ее утолить.
— Нам правда не о чем с ней говорить, — произнес он вслух.
— Готова спорить, что это не так. — Алекс поднялась, чтобы идти, но помедлила и вернулась поцеловать его. — Люблю тебя, Зак.
Он остался сидеть один на песке, а вдалеке, на расстоянии футов пятидесяти, маячила Ханна. Как будто почуяв его присутствие, она медленно повернулась и посмотрела на него.
