Николаев остановился перед Федором Зявкиным, сидевшим у стола.
— Вот ты, как председатель Дончека, можешь сказать, что на сегодня среди массы казачества есть антисоветские настроения?
Федор, молодой, широкоплечий, с темными, ровно подстриженными усами, провел ладонью по широкому лбу. Глаза его, подведенные синими кругами от вечного недосыпания, смотрели за окно.
— Нет, — сказал он и отрицательно качнул головой, — нет никаких таких настроений у массы казачества. После отмены продразверсток трудовой казак целиком за нас. И воевать людям надоело.
— Вот, — сказал Николаев. — Но теперь смотри: приезжает в станицу бывший царский генерал, собирает казаков. «Братья казаки, — говорит. — Отечество! Родина!» Всякие высокие слова. Тридцать человек из ста поднимет на коней? Это факт, поднимет!
Зявкин встал из-за стола.
— Что ты меня все агитируешь, Николай Николаевич? Всю эту обстановку, я не хуже тебя знаю. У белого подполья опыт, там и контрразведка и охранка. А у нас?
Федор тоже зашагал по кабинету.
— Пятьсот всадников хоть сию минуту построю на Садовой улице, а вот… А черт! — Шагая, Зявкин задел ногой за дыру в ковре. Николаев засмеялся. — Сколько раз просил ребят: выбросьте вы эту рухлядь из комнаты.
— Вчера я опять разговаривал с Москвой, — сказал Федор, — с Артузовым. Несколько дней назад он направил нам в помощь из Астраханской ЧК одного опытного сотрудника.
— Об этом я знаю. Не хотел раньше времени говорить тебе, — ответил Николаев. — Не знал, как ты отнесешься. Поручил кому-нибудь встретить этого товарища?
— Миронову поручил. Пусть поселит его где-нибудь в городе. К нам этому товарищу ходить не следует, в городе его не знают, и хорошо.
— Ну вот, — перебил его Николаев, — жалуешься, что людей нет, ведь ты же прирожденный конспиратор!
— Спасибо охранному отделению, — ответил Федор, — кое-чему научили нас. Людей знающих, правда, не хватает, и этот товарищ — как его? — Лошкарев, будет нам очень кстати.
Николаев согласно кивнул головой.
— Давай расскажи теперь, как у тебя с планом? Есть что-нибудь?
— Без малого — ничего, — вздохнул Зявкин, открывая папку, на которой синим карандашом было написано всего одно слово: «Клубок».
— Смотрели мы снова все дела за последнее время. Как бы где зацепиться. Помнишь убийство на Братской улице?
— Ну еще бы! Это из назаровской банды публика. Или от Маслака. Так ведь их осудили уже?
— Вот тогда, во время облавы, был арестован некто Попов Юрий Георгиевич. Оружие при нем было, крупная сумма в валюте. Мануфактуру скупал. Выяснилось — бывший сотник, состоит в банде некоего есаула Говорухина и специально послан в Ростов.
— Не томи, — сказал Николаев, — сейчас-то он где?
— Сидит, голубчик, у нас здесь, во внутренней тюрьме, и пишет покаянные письма. Прочел я их, вот они, — Федор вынул из папки небольшую пачку листов, исписанных неясными карандашными строчками. — Я тебе вкратце расскажу: был он эсером, это еще в студентах. А сам — сын здешнего ростовского врача. На фронте был. Потом вернулся в Ростов по настоянию друзей и папаши, примкнул к Корнилову, участник «Ледяного похода». В Деникине, как он сам пишет, разочаровался, верил Врангелю, но и тот, говорит, обманул. Бросили его в Керченский десант, и после, считая, что иного хода нет, он примкнул к банде этого Говорухина.
— А в Ростов зачем явился? — спросил Николаев.
— Объясняет, что послали его за мануфактурой, оборвались казачки. Валюту получил от самого Говорухина. Я допрашивал его еще раз. Похоже, что не скрывает ничего. Я ему говорю:
«И как же это не совестно вам, боевому офицеру, тряпки скупать?»
«Эх, — говорит, — комиссар, мне бы только в Ростов! Одичал я в камышах. И еще рассчитывал, может быть, за границу уйду».
«Ну, за границу это не так просто, если в одиночку».
— Обещала ему тут помочь одна особа. Некая Анна Семеновна Галкина. — Федор открыл следующую страничку в папке. — Бывшая медицинская сестра в госпитале, где работал папаша Попова. Живет, между прочим, рядом с нами, на Малой Садовой. Вот она и сказала сотнику, что есть у нее связи с надежными людьми, которые могут и за границу отправить и еще многое сделать.
— Так, так, — Николаев заинтересованно присел к столу. — А что за люди?
— Попов говорит, у него осталось впечатление, что Галкина связана с какой-то организацией, тем более однажды встретил у нее есаула Филатова, про которого слышал, что тот состоит в каком-то подпольном штабе.
— А где сейчас этот Филатов?
— Пока неизвестно. Пробуем установить. Вот я думаю, что от этой Галкиной должна быть какая-то цепочка…
В дверь постучали. Секретарша Николаева заглянула в кабинет.
— Здесь товарищ Миронов, — сказала она, — разыскивает вас, Федор Михайлович, по срочному, говорит, делу. Я ему сказала, что вы заняты, но он… — Секретарша пожала плечами, не найдя нужного слова.
А за спиной у нее уже виднелась кудрявая голова начальника разведки Дончека Павла Миронова. Зявкин вопросительно посмотрел на начальника.
— Вот же, здесь он, — сказал Миронов, бережно отстраняя девушку. — Да говорю же — срочно!
Николаев примирительно махнул рукой:
— Ну заходи, что там стряслось?
Павел Миронов втиснулся, наконец, всей своей могучей фигурой в кабинет. Был он в штатском пиджаке, гороховых новеньких галифе английского покроя. Крепкие ноги бывалого кавалериста туго схватывали поблескивавшие цветом спелой вишни кожаные краги.
— Посмотри на него, — сказал Николаев, — ни дать ни взять — спекулянт с Сенбаза. Только ты, Миронов, чуб свой постриг бы, что ли, — ведь в приличном обществе приходится бывать.
Но Миронов оставил эти слова без внимания.
— Это что же, — сказал он безо всяких предисловий, — вроде насмешка над нами получается? Встретил я сегодня этого нового сотрудника, думал, действительно товарищ опытный, а это, я не знаю… — Миронов на секунду остановился и решительно сказал: — Хлюст какой-то — и только! К тому же птенец, я его пальцем одним задену…
— А вот это не рекомендую, не задевай, — вдруг перебил его Зявкин. — Себе дороже будет. Тебе самому-то сколько лет?
— Двадцать пять.
— Ну, значит, вы с ним почти годки. Я Лошкарева немного знаю, — сказал Николаев. — Где поселили его?
— На Торговой улице.
— Сам-то хоть не появлялся там?
— Обижаете меня, Федор Михайлович.
— Ну хорошо! А что касается Лошкарева, то внешность его тут ни при чем. Тебе как разведчику пора бы понимать.
