Боюсь, что сейчас именно такой случай, добавил про себя.
- Вот и приходится просить помощи у наивных, но очень симпатичных девушек.
- И никакая я не наивная! – она потрепала его по светло-русым волосам.
В этот момент в дверь служебного входа настойчиво постучали.
Иосиф подошёл к оперативнику, переминавшемуся с ноги на ногу у центральной двери. Как же его фамилия? Кажется, Овечкин.
- Там, похоже, никого нет, – доложил тот. - Да и дверь на сигнализации.
Иосиф осмотрел дверь и поднял глаза на вывеску.
- А что, разве ночью сексуальным меньшинствам не требуется защита?
Овечкин недоуменно посмотрел на него.
- А от кого их вообще защищать-то?
- Как от кого? От агрессивного сексуального большинства.
- Да нормальный человек с ними даже связываться не будет!
- Норма, господин Овечкин, - наставительно произнёс Иосиф, - величина непостоянная. Сегодня одна норма, завтра – другая. Ладно, похоже, здесь нашего друга нет.
К ним подошёл Ковальчук.
- Кофейня работает до двенадцати, два часа уже, как закрыта. Но, похоже, в кухне горит свет. Я пойду, проверю со двора?
- Давай! А мы с Овечкиным здесь встанем. И будь предельно осторожен, парень очень шустрый.
« Поучи отца детей делать», - проворчал про себя Ковальчук. Десять лет в антитеррористическом подразделении, более двадцати операций, а тут этот хлыщ чернявый, вылез неизвестно из какой дыры, да ещё командует! Вот времена настали! Развелось помощников советников, или советников помощников, сам чёрт не разберёт!
Над дверью служебного входа сквозь зарешеченное окошко действительно на тёмную улицу пробивалась полоска света. Оперативник приложил ухо к двери. Были слышны чьи-то негромкие голоса, но как не прислушивался слов разобрать не смог.
Ладно, будем импровизировать. Ковальчук забарабанил в железную дверь.
- Хозяева! Коньяку не продадите? Заплачу с ресторанной накруткой!
- Не отвечай! – тихо сказал он девушке.
- Странно, - так же еле слышно ответила Лиза. – За углом круглосуточный магазин. Наверное, пьяный.
- «Расслабился!» - с досадой на себя подумал Глеб. Что было тому причиной, гибель дяди Миши, эта славная девчушка, или что-то другое? Он поднял голову и оглядел кухню. Дом – вот причина! Его стены впитывали энергию зла, и она растворялась, терялась где-то в недрах. Скорее всего, уходила глубоко под землю, куда её всасывала сатанинская сила древнего капища.
- Откройте! – снова раздалось за дверью. – Я же вижу, свет горит. Выпить, жуть как охота!
Наверняка и выход на улицу перекрыли. Глеб осторожно выглянул в зал. Входная дверь закрыта железными жалюзи, на окнах чугунные решётки. Тут только спецназ поможет со своей техникой. А что им мешает вызвать спецназ? Люди, надо полагать, серьёзные.
Чем же мы их так заинтересовали? Он достал из нагрудного кармана бумагу, осторожно вынул из политэлена. На плотном жёлтом листе стояли государственные печати Российской империи. Глеб некоторое время вчитывался в старинный текст. Тайная Экспедиция, генерал-прокурор Самойлов – всё это ему ни о чём не говорило. В истории был он слабоват.
« Высочайшим повелением, предписано мною, генерал-прокурором Святейшего Синода графом А.Н. Самойловым, подмётные письма крестьянина вотчины Нарышкиных в миру именем Василий Васильев, позже нарекшегося монахом Адамом, позже нарекшегося монахом Авелем хранить впредь в Тайной Экспедиции под прокурорскими печатями». Под документом стояла дата 16 ноября 1796 года.
Ну и что, подумал Глеб. Где сейчас эта Тайная Экспедиция со своими архивами?
Он повертел в руках бумагу. В нижнем левом углу было что-то написано, чернила расплылись. Он поднёс бумагу поближе к свету.
- « Не медля отправить в книгохранилище Свято-Введенского монастыря», - прочёл Глеб. Подпись была простая, Николай. И дата: 22 мая 1847 года.
- Что это ты там читаешь? - спросила Лиза.
- Извини, – рассеянно ответил он, торопливо набирая на своём сотовом номер владыки.
Несмотря на позднюю ночь тот взял трубку через несколько секунд. Глеб вкратце доложил ему ситуацию, пересказал текст документа.
- Какой монастырь? – уточнил владыка.
- Свято-Введенский.
- От Первопрестольной рукой подать. Да и кто догадается? Мирянам-то вход в скит закрыт. В те времена там Макарий окормлял. Высокой духовности старец!
Владыка помолчал.
- Ладно, сам туда поеду. А к тебе трое наших уже вылетели. Скоро выйдут на связь. Бумагу эту уничтожь. И ещё, - на том конце возникла пауза. – Я не знаю, Глеб, что за люди преследуют тебя, но лучше в руки им не попадаться. Ты понял меня?
- Да, я понял, - ответил он и отключился.
У него не хватило духу, рассказать начальству о том, что втянул в это дело совершено непричастного человека. Если бы был один, ещё имелся какой-то шанс прорваться и уйти. С Лизой такого шанса почти не было.
Люди гибнут за металл. И не только
- Затаился, как мышь в норе, - ответил Иосиф. – Тут двери железные, на окнах толстые решётки, да и стены полуметровой толщины. Спецназ нужен со своей штурмовой техникой.
- - Он там, - уверенно сказал Мессир, - сигнал идёт из левого крыла дома.
Ни к чему привлекать лишнее внимание, мой мальчик. По крайней мере, пока. Я сейчас попытаюсь с ним договориться.
Окна кофейни были всего на полметра выше уровня земли, и Иосифу пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть внутрь. В скупом свете уличного фонаря были видны несколько столов, окружённых простыми стульями. Обычная забегаловка, которых в этом городе сотни. Но чем дольше он вглядывался, тем больше им овладевало чувство, давно забытое, но всё же видимо где-то прятавшееся в закоулках души. Это был страх, обыкновенный детский страх. Мессир учил, что страх иррационален. Этот полуподвал, да и весь дом внушали это иррациональное чувство.
Он оглянулся на Овечкина. Оперативник смотрел в чернеющее небо и время от времени передёргивал плечами, будто от сырого холода. Но Иосиф знал, что холод и сырость тут ни при чём. Этот тридцатипятилетний боец невидимого фронта, прошедший не одну горячую точку, участвующий во множестве операций тоже боялся необъяснимого зла, притаившегося за толстыми каменными стенами.
Глеб, как кролик на удава смотрел на телефон, лежавший на кухонном разделочном столе. Оттуда, постепенно заполняя маленькую кухню, подобно дыму из дымовой шашки лилась мелодия. «Люди гибнут за металл».
Это была ария Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст».
Лиза протянула к нему руку.
- Не трогай!
Девушка испуганно её отдёрнула.
Некоторое время телефон голосом Шаляпина пел о том, что сатана правит балом, и вдруг заговорил. Неторопливо, голосом уверенным, что его не станут перебивать, с каким-то еле уловимым неизвестным акцентом.
- Не хочешь брать трубку? Боишься? Ай-я-яй! А мне сказали, ты ловкий и смелый парень. Но в любом случае я знаю, ты слышишь меня. Слушай и запоминай! Ты отдашь моему человеку то, что вы нашли в квартире коллекционера. Отдашь немедленно! Тогда обещаю, что будешь жить.
Глеб схватил аппарат.
- Кто вы?
- Это не важно. Важно, чтобы ты сделал то, что я тебе велел.
- Послушайте, вы что, платите мне зарплату? Почему я должен выполнять ваши распоряжения?
- Ты хочешь денег? Так бы сразу и сказал! Диктуй номер своего банковского счёта и назови любую сумму, разумеется, в разумных пределах.
Глеб посмотрел на кучку пепла, лежавшую на металлической поверхности стола. Дунул и то, что двести с лишним лет хранилось в архивах, разлетелось в воздухе чёрными снежинками.
- Вы напрасно тратите на меня своё драгоценное время. У меня уже нет того, что вам нужно.
Он взял телефон двумя пальцами, словно дохлую крысу и выбросил в форточку зарешеченного окна. Мобильник упал в полуметре от притаившегося за дверью Ковальчука, который и услышал последнюю в своей жизни фразу:
- Ну что ж, ты сам подписал себе смертный приговор.
Человек, которого называли Мессиром, нажал на своём большом пульте кнопку «Delete».
От взрыва вылетели стекла и осколки впились в кожаную куртку повернувшегося к окну спиной Глеба, а сам он оглушённый упал на кафельный пол кухни. Ковальчуку повезло гораздо меньше. Наверное, так и выглядела геена огненная, которая вырвалась из куска металла, и через мгновение сотрудник оперативного отдела службы президентской безопасности запылал как факел.
Иосиф с Овечкиным услышали взрыв, через секунду истошный крик, тут же впрочем, оборвавшийся.
- Стой здесь! – приказал Иосиф, бросившись во двор.
Когда он прибежал, то увидел неподвижно лежавшее на земле тело, на котором не было не то, что одежды, но даже и кожи.
