— Куда едем? — спросил водила.
— Минутку, шеф! — сказал я ему и обратился к уже совершенно, что называется, поплывшей спутнице. — Вы где живете?
Спасенная пробурчала что-то — ее глаза слипались, и она никла головой к моему плечу — я расслышал только «…фильмовская». Шофер покосился в зеркало заднего вида на мою спутницу и кивнул.
— Понятно, — буркнул он, и машина тронулась.
Понятливость таксиста меня удивила и порадовала. Потому что незнакомка уже сопела у меня на плече. Когда мы прибыли по адресу, я ее с трудом растолкал, чтобы вытащить из такси. Утвердив спутницу на тротуаре, я огляделся. Перед нами был длинный девятиэтажный дом, который тянулся вдоль проспекта, наверное, на полкилометра. Я его узнал. Мне частенько приходилось бывать в нем. Этот дом был построен для актеров, режиссеров, операторов и прочих творческих работников важнейшего из искусств. Здесь жили многие знаменитости, чьи имена не сходили в эти годы с киноафиш и особых открыток, что продавались в киосках «Союзпечати».
— Да проснитесь вы! — встряхнул я незнакомку, которая будто дремала стоя, как боевая лошадь.
Она на миг приоткрыла глаза, взглянула на здание и пробормотала:
— Шесть, семь, сто восемьдесят семь…
Я расшифровал это как — шестой подъезд, седьмой этаж, сто восемьдесят седьмая квартира. Знакомые координаты. На том же этаже, в том же подъезде, но в 189-й квартире жил и, вероятно, живет сейчас мой приятель по первой жизни, режиссер Гриня Мякин — пьяница и бабник, но талантище. А вот кто обитал в 187-й, я как-то не удосужился узнать в своё время. Кажется, какая-то известная актриса. Неужели — это она и есть?.. А как же — бесхребетная мразь вместо мужа?.. Ежели он у себя, то придется кое-что ему объяснить. По линии возмущенной общественности, так сказать.
Захотелось заехать по роже уроду, которые дозволяет в своем присутствии щупать собственную жену. А там путь зовет милицию. Отсижу пятнадцать суток, поубираю снег во дворах, под присмотром старшины, а этот — горе-муженек — побежит к зубному технику коронки ставить, если не к лицевому хирургу. А если он будет с дружками? Тем лучше… Все-таки не зря я в литейке чушки таскал. Впрочем, я лукавил, за телесные повреждения полуторной декадой не отделаешься… От административной хулиганки, до уголовной статьи — зыбкая грань.
Полный самых героических намерений, я втащил совершенно размякшую обитательницу квартиры номер 187 в подъезд. Благо в 1977-м никаких домофонов не существовало в принципе. На первой лестничной площадке обнаружился стол, за которым сидел консьерж. Видать, из бывших вохровцев. Потому что сразу поднялся, чтобы преградить нам путь, но, увидев мою спутницу, покачал головой и посторонился. Хорошо, что лифт работал, ибо незнакомка уже практически висела у меня на руках.
На площадке седьмого этажа я выволок ее из лифта, подтащил к двери с нужным номером и нажал на кнопку звонка. За солидной, обитой, как мне показалось, натуральной кожей дверью отчетливо послышалась трель, я подождал немного, но никто не открыл. Тогда я нажал снова. Никакой реакции. Похоже — в квартире никого. Пришлось привести в чувство хозяйку. Она снова открыла глаза, уставилась на дверь, как известное животное — на недавно сооруженные ворота, и буркнула:
— В сумочке…
Я понял это так, что в сумочке лежат ключи. Пришлось в ней покопаться. Как и во всяком женском ридикюле, чего только в ней не было: скомканные носовые платки — три штуки, цилиндрик губной помады, пудреница, проездной билет, авторучка, записная книжка, театральный бинокль, шпильки для волос и даже несколько резиновых изделий номер два. Предусмотрительная дамочка! Нашлась и связка ключей. Один из них должен подойти… Рыться в чужой сумочке и пробовать ключи приходилось одной рукой, так как другой я всё ещё придерживал спящую на ходу спутницу. Наконец, мне удалось открыть дверь, которая, как выяснилось, запиралась не одним, а двумя ключами.
Втащив дамочку внутрь, я, не раздеваясь и не разуваясь, поволок ее к ближайшей двери, ведущей в одну из комнат. А вообще таких дверей в квартире было несколько. В комнате обнаружился диван, на который я и водрузил свою ношу. Можно было с чистой совестью уходить, но, подумав, я стащил с хозяйки лакированные сапоги-чулки на платформе, потом вытряхнул ее саму из дорогого пальто с воротником из чернобурки. Благодаря всем этим манипуляциям я даже в полумраке — свет я не включал — сумел разглядеть спасенную.
Короткое, блестящее словно нержавеющая сталь, платье не скрывало красоту ножек. На груди ткань мерно вздымалась и опадала, благо ее обладательнице было что вздымать, лицо, такое спокойное во сне, казалось не столько красивым, сколько милым. Белокурые волосы, ниспадающие на плечи, придавали ему кукольное выражение. Впрочем, эта умильная картинка скоро была грубо нарушена известным физиологическим процессом. В горле у хозяйки квартиры забулькало, и, не просыпаясь, она вдруг застонала и согнулась пополам. Я понял, что сейчас произойдет.
Сгреб бедолагу и бегом потащил ее в санузел — пришлось подержать эту «куколку» над унитазом, покуда ее полоскало, а потом — в ванную, умываться. Без обиняков я наклонил хозяйку квартиры над ванной и включил холодную воду. Когда ледяная струя хлынула ей на затылок, дамочка пришла в себя. Выпрямилась, оттолкнула меня, глядя безумными глазами. Я вышел в прихожую. Все, теперь справится сама. Можно уходить. Я подошел к двери, взялся за колесико замка, но передумал и принялся снимать пальто и ботинки.
Вдруг ее муж все-таки вернется, да еще в компании своих приятелей, по которым явно уголовка плачет?.. Никуда я не пойду, пока хозяйка не выгонит. Покуда она принимала душ — слышно было, как льется вода — я отправился на кухню и принялся хозяйничать. Поставил чайник на плиту. Отыскал банку растворимого кофе. Насыпал в чашку. Добавил сахару и сливок. Последние я нашел в холодильнике. Судя по его содержимому, как и по мебели, посуде и прочей утвари, квартирка была довольно зажиточной. Чего же им не живется по-человечески?
Я намеренно сел спиной к двери, чтобы не видеть дамочку, когда та выйдет из ванной, но отчетливо слышал, как прекратила литься вода и щелкнула задвижка.
— Эй, вы где? — послышался ее робкий голос.
— Я на кухне, пью кофе, — откликнулся я.
Послышались шлепки босых ног по коридорному линолеуму.
— Только не оглядывайтесь! — потребовала хозяйка.
— Не буду! — пообещал я. — Хотите, я и вам сделаю кофе?
— Хочу! — последовал ответ. — Минут через пять!
Появилась она на самом деле минут через десять. В махровом малиновом халате, плотно запахнутом на груди, и тюрбане из полотенца на голове. Косметику незнакомка смыла — и стала, на мой вкус, гораздо симпатичнее. Уселась напротив меня, словно это я был хозяин квартиры, а не она. Я взял еще чашку и прежде, чем положить в нее кофе, спросил:
— Сколько ложечек?
— Две. И столько же сахара.
— Сливки?
— Чуть-чуть.
Выполнив пожелания, я поставил чашку перед ней, представился:
— Меня зовут Артемий.
— Анастасия, — откликнулась хозяйка.
— Вам уже лучше?
— Да, спасибо… — пробормотала Анастасия, уткнувшись в чашку.
— Это хорошо, — проговорил я. — Допью кофе и пойду.
— Останьтесь, — вдруг попросила она.
— Если вы просите — останусь.
— А самому вам разве не хочется?
— Хочется, — не стал отнекиваться я. — Уж больно на улице сейчас неуютно. И такси сейчас фиг дождешься.
— Ну так оставайтесь, — повторила хозяйка и уточнила, дабы я не возомнил лишнего: — Ляжете в гостиной, на диване.
— Спасибо!
Разговор у нас как-то не клеился. Да и о чем нам было говорить? Обсуждать происшествие в подворотне? Анастасия, видимо, и так сболтнула лишнего и теперь жалела. Ведь это только в книжках вырванная из лап разбойников прекрасная леди рассказывает своему благородному спасителю печальную повесть своих злоключений. Во всех подробностях. А в реальности такого рода проблемами со случайным прохожим, пусть даже благородно пришедшим на помощь, чаще всего не делятся. С сотрудником правоохранительных органов — могут, особенно, когда уже дело заведено, но не с первым встречным.
