Софье не удалось убедить Эжени, но после разговора с ней ее собственные мысли вдруг приняли неожиданный оборот. Ведь если этому упрямцу Франсуа и в самом деле удастся пробиться к «маленькому капралу», то почему же он не сможет передать не только свое, но и ее письмо? А в письме Софья вполне серьезно намеревалась посоветовать Наполеону, каким образом он может завоевать себе еще большую славу, избежав при этом кровопролития.
Она обдумывала такое послание всю вторую половину дня, заканчивая вышивать покрывало для приходской церкви, а вечером, оставшись одна в своей спальне, открыла дневник, который вела не постоянно, а лишь изредка, записывая особенно примечательные события или интересные мысли. Перечитав несколько своих последних записей, Софья взяла отдельный лист бумаги и задумалась, как лучше обратиться к могущественному адресату: просто «сир» или «великий император» или «Ваше Величество»? Наконец, она остановилась на первом обращении и вывела его каллиграфическими буквами. Но ничего более в этот вечер написать не смогла и легла спать с головой, полной сумбурных мыслей.
Сон ее был беспокойным, но она его совсем не запомнила, и лишь короткое предутреннее видение оказалось настолько необычным и ярким, что она проснулась вся охваченная дрожью. К ее досаде и по странному капризу Морфея, в этих рассветных грезах перед ней явился не Юрий, а вчерашний знакомец Призванов, который своим низким бархатным голосом говорил ей что-то бесстыдное, а она не могла сдвинуться с места под наглым взглядом его фиалковых глаз. Очнувшись от сна, девушка тут же села на кровати и стала быстро вертеть головой из стороны в сторону, чтобы окончательно избавиться от смутившего ее ночного наваждения.
Домна Гавриловна в это утро казалась погруженной в собственные мысли и не обращала внимания на племянницу, а потому и не заметила ее беспокойного состояния.
Сама же Софья не могла усидеть дома и решила пойти в церковь, умиротворить душу беседой с приходским священником отцом Николаем, которого она глубоко чтила.
Церковь была посвящена святому Феодору Стратилату, и, поскольку приближался день его летнего празднования, девушка могла кстати сделать подношение храму. Взяв вышитое покрывало и другие дары, она пешком отправилась в церковь.
Погода в это утро была переменчивая: солнечный рассвет внезапно затемнился тучами, которые порывистый ветер клочьями нагонял на голубизну небес, а потом так же быстро отгонял к горизонту. Софья подумала, что мятежное состояние ее души чем-то похоже на предгрозовую погоду.
Отец Николай – пожилой, высокий, статный, с кудрявыми полуседыми волосами и бородой, казался девушке похожим на святого Николая Чудотворца, а его немногословные, но мудрые рассуждения всегда успокаивали ее и пробуждали в ней новые мысли, новое отношение к привычным вещам. Отца Николая любили во всей округе, а многие приезжали к нему издалека. Было даже странно, что духовное лицо столь высокого уровня образованности и талантов до сих пор пребывает в скромном чине приходского священника. Софья слышала от Домны Гавриловны и некоторых соседей, что отец Николай – слишком честный и скромный человек, а потому и не умеет пробиться в архиереи, да еще и служит живым упреком для других, не столь образованных и бескорыстных, попов.
Но именно за эту скромность и тихую мудрость Софья больше всего и уважала приходского священника. Только ему она могла откровенно рассказать о том, как обижают ее надменные взгляды и насмешки людей, которые ставят ей в упрек сомнительность происхождения. На это отец Николай всегда отвечал, что для Бога все равны, а рабство придумали люди, но никакие притеснения не сделают рабом того, кто свободен в душе. Также он говорил, что нельзя роптать на судьбу, а надо попытаться изменить ее к лучшему, не преступая при этом законов Божьих, а еще надо, как бы ни было трудно, помогать тем, кому еще труднее.
Повстречав Юрия и завертевшись в водовороте своих сердечных переживаний, Софья все реже вспоминала о священнике, но сегодня вдруг ощутила потребность в беседе с ним. Она хотела быть откровенной, даже намекнуть о своем странном и, наверное, грешном, сновидении, но, войдя в церковь, вдруг растеряла все слова и запнулась, встретившись взглядом с отцом Николаем.
– Тебя что-то тревожит, Софья? – спросил он мягким голосом. – Рассказывай, не таись. Мы давно с тобой не говорили. Что у тебя случилось за это время?
Она только и смогла ответить:
– Мой жених… он обещал скоро приехать, но почему-то задерживается. Может быть, его мать больна. А может, она не дает согласия на женитьбу…
– Ты только из-за этого волнуешься?
– В спокойные времена я бы, наверное, так не волновалась. Но, говорят, скоро может начаться война. И, если мы с ним сейчас не поженимся, то кто знает…
– На все воля Божья, – твердо сказал священник. – Если вам суждено быть супругами – вы будете ими рано или поздно и несмотря ни на что.
– Но злые люди… они ведь могут помешать…
– А чего ты боишься от злых людей? Клеветы или соблазнов?
– Скорее – клеветы.
– Но если вы с ним любите друг друга по-настоящему, то никакая клевета, никакие соблазны вас не разлучат.
Беседа со священником немного успокоила девушку, хотя она поведала ему далеко не все причины своей тревоги.
Когда Софья шла из церкви домой, погода стремительно ухудшалась. Темное от туч небо, сильные порывы ветра и звуки далекой грозы предвещали ливень, и девушка торопилась поскорее добраться до усадьбы.
Вокруг дороги росли деревья, и сквозь шум листвы Софья не сразу услышала приближение всадника, а потому вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг догнал ее и окликнул:
– Мадемуазель Софи! Какая приятная встреча!
Ей пришлось остановиться и кивнуть Призванову, гарцевавшему перед ней на породистом скакуне. Дорожная куртка и ружье за плечами свидетельствовали о том, что выехал он на охоту, и Софья насмешливым тоном спросила:
– Не слишком ли неподходящая погода для охоты? Да и до леса отсюда далековато.
– Да, я сбился с пути, оторвался от Цинбалова и других охотников. Что же касается погоды, то ведь она испортилась так внезапно… Кстати, и вы рискуете промокнуть под дождем, он вот-вот начнется. Пешком не успеете, давайте я вас подвезу!
И, не успела Софья опомниться или возразить, как он, наклонившись, оторвал ее от земли и посадил впереди себя на лошадь.
– Это совсем ни к чему, – пробормотала она, стараясь отстраниться от него. – Я могла бы дойти и пешком.
– Вам так неприятно мое общество? Или вы боитесь, что нас кто-нибудь увидит?
Софья и в самом деле этого боялась, но вокруг никого не было, что ее немного успокоило. Она оглянулась на убегавшую назад дорогу и попросила:
