– Я, конечно, чувствую укус, но ничего страшного, – твердит она в ответ на вопросы испуганного парня, и тот заключает, что стоножка, верно, была не ядовитая.
– Если б она вас вп'авду ужалила, – успокаивается он, – вы бы 'евмя 'евели.
С каких это пор белая женщина «'евмя 'евет» от боли? Она переносит страдания молча. Жорж как ни в чем не бывало берется за работу. Но очень скоро ей в очередной раз приходится признать, что храбриться – дело неблагодарное. Мужчины уже позабыли о происшествии и снова заняты только сетью. Где вы, старые добрые времена дяди Тома, когда туземец упал бы на колени, чтобы высосать яд из ранки?
Ипполит (так зовут негра) то и дело предлагает Гавейну свой нож: слишком трудно выпутывать кораллы из петель, но Гавейн и слышать об этом не хочет. Нельзя за здорово живешь портить сеть, да еще чужую. Скорчив гримасу, Ипполит уходит. Ну и чудаки эти белые, в самом деле! Для них ведь рыбалка – развлечение, верно? Так и нечего по'тить себе к'овь! Гавейн и Жорж трудятся над сетью до вечера, пальцы их ободраны до мяса, ладони изрезаны, зато Конан получит свою сеть в целости и сохранности – ну, почти.
С ногой, однако, дела обстоят не столь блестяще. Она распухла, стала бесформенной, кожа на ней блестящая и горячая, боль невыносимая. Гавейн злится на себя: надо было ему раньше обратить внимание. Они еще не понимают, что благодаря стоножке из ослепленных страстью любовников станут почти супругами.
Он усаживает Жорж в тени, подложив под больную ногу подушки, извлекает из маленького холодильника лед для компрессов, переправляется на Прален, берет напрокат велосипед, мчится в поселок за бинтами и примочкой, встает ночью, чтобы принести ей попить, и столько заботы и тревоги в его глазах, что никогда еще ей не было так приятно болеть. В справочнике для туристов они прочли, что укус сколопендры очень опасен. Но Жорж не допустит, чтобы какая-то козявка испортила ей эту драгоценную неделю: собрав всю свою энергию, она борется с болью, пытается существовать отдельно от своей ноги, как бы изолировать ее от всего остального, не дать распространиться яду.
Ее ступня, превратившаяся в большой шар, меньше всего весит в море; им достаточно сделать несколько шагов, чтобы устроиться в ласковой теплой воде. Весь день они проводят на островке; Гавейн массирует ей ногу, не притрагиваясь к темному пятнышку на месте укуса, и отек постепенно спадает. «Не бойся… Я умею», – успокаивает он ее. На судне обычно капитан или старший помощник выполняют роль фельдшера, а то и хирурга, если требуется вправить вывих, наложить шину или вскрыть нарыв.
Немного растерянные, оттого что не нужно заниматься любовью, они ищут других занятий: беседуют, узнавая друг друга не только как мужчина и женщина. Говорили ли они прежде о чем-нибудь, кроме любви? Робко делают они первые шаги в этих новых для себя отношениях. Жорж не хочет больше быть для Гавейна «терра инкогнита». Ей хочется, чтобы он узнал, что она любит в жизни, чем заполнена вся бездна времени, которое она проводит вдали от него. И еще ей хочется объяснить ему, почему она любит свою работу, и научить его внимательнее смотреть на мир. Для первых уроков не придумаешь лучшего места, чем этот архипелаг, где История – открытая книга: французские и английские завоевания, пираты… Гавейн никогда не заглядывал даже в туристический справочник. Море для него – рабочее место, он добывает его богатства, оно кормит его. Ни разу в жизни он не задумывался о великих мореплавателях, чьи корабли бороздили здешние воды. Эти острова существуют для того, чтобы на них работать. Тунца надо ловить, для этого он живет на земле, и так же будут жить его дети. Ему просто некогда интересоваться каким-то там прошлым. Любознательность – это роскошь, а он не может позволить себе роскошествовать. Ему даже в голову не приходит, что подобными вещами можно заниматься с удовольствием. Но здесь он обречен на вынужденное безделье, а Жорж, оказывается, историк. Что ж, история так история.
Она начинает с интересного, чтобы не отпугнуть его. Все мальчишки обожают разбойников и искателей приключений.
– Ты читал когда-нибудь воспоминания великих мореплавателей?
– Знаешь, на судне с этим не густо, только детективы да комиксы. А, да! Читал я как-то книжку про Христофора Колумба. Я ее выиграл на ярмарке в Кемперле!
– Я подарю тебе книгу – историю Сейшельских островов, на память о нашем путешествии. Это получше всякого детектива, вот увидишь. Англичане и французы владели ими поочередно, нападали друг на друга, называли и переименовывали острова, насаждали каждый свою религию, наживали несметные богатства, убивали друг друга из-за них, а львиная доля всегда доставалась пиратам обеих стран. Говорят, на этих островах полным-полно кладов. Пираты устроили здесь свое логово, тем более что в те времена острова были необитаемы.
– Пираты! – мечтательно произносит Гавейн. – Да, это, верно, поинтереснее, чем грабить виллы!
– Не смеши меня! Пират из тебя никогда бы не получился! Слишком ты нравственный, Лозерек! И на любовника-то с трудом тянешь…
Гавейн шутливо дает ей тычка кулаком – совсем не сильно, любя и подальше от больной ноги. Ему нравится, что с ним говорят о нем самом, он к такому не привык.
– Нет, ты был бы капитаном и верно служил бы своему королю. Из каждой экспедиции ты привозил бы ему золото и бриллианты, отобранные у туземцев или у врага – это за кражу не считалось, – и отдавал бы государю все до последней щепотки. А в награду, я думаю, провел бы остаток своих дней в какой-нибудь крепости, потому что ты с твоей честностью непременно ухитрился бы поссориться с могущественными людьми при дворе… или взбунтовавшиеся матросы сбросили бы тебя за борт, за то, что ты отказался выделить им большую долю добычи.
– По-твоему, значит, я такой дурень?
– Ну… Честность ведь тогда ценили еще ниже, чем в наше время. А знаешь, что выручило многих? Слава искусных любовников!
– Вот видишь! Может, из меня и вышел бы пират! То есть ты сама мне говоришь, я-то в этом не понимаю, – добавляет он, прикидываясь скромником.
Оба смеются. Это тема, в которой они на равных, и это так чудесно. Жорж гладит его – слегка, только чтобы убедиться, что он на месте и увеличивается в объеме, даже когда она говорит об истории.
– Правда, я не шучу: французы покорили Таити, потому что матросы Бугенвиля были лучшими любовниками, чем матросы Кука. Королеве Помаре не угодил в постели истый британец пастор Причард, и она предпочла подарить свой остров французам, после того как провела несколько ночей с каким-нибудь Лозереком с французского корабля. Я подарю тебе еще «Путешествие вокруг света» Бугенвиля, уверена, что тебе понравится.
