С конца 1873 по май 1874 г. здесь на втором этаже в квартире № 17 жил Федор Михайлович Достоевский. Квартира была неудобной, домовладелец – человек беспокойного и вздорного нрава. Достоевский снял это жилье по соображениям дешевизны и близости к редакции журнала «Гражданин», где он в то время работал. «Выбор квартиры был очень неудачен: комнаты были небольшие и неудобно расположенные, но так как мы переехали среди зимы, то пришлось примириться со многими неудобствами. Одно из них было – беспокойный характер хозяина нашего дома. Это был старичок очень своеобразный, с разными причудами, которые причиняли Федору Михайловичу и мне большие огорчения. О них говорил мой муж в своем письме ко мне от 19 августа», – писала в своих воспоминаниях А.Г. Достоевская[9].
19 августа 1873 г. Ф.М. Достоевский писал жене в Старую Руссу: «Серьезнейшее дело теперь – это наша квартира. Нельзя оставаться, Аня, говорю не горячась, с рассудком. Я пересказывал дело Анне Николаевне, и она говорит что нельзя оставаться. Сливчанский – это какой-то помешанный (я серьезно это думаю). Он нам в декабре скажет: съезжайте, безо всякой причины (здесь и далее разрядка Достоевского), и выгонит нас на улицы. У Александры паспорту срок вышел. Паспорт ее он сам видел и знает, что она не бродяга. Она переслала паспорт в Кронштадт градскому главе и деньги для высылки нового и получила почтовую росписку, что паспорт принят. Но из Кронштадта вот уж 2 недели ни слуху, ни духу. И вот Сливчанский пристает к ней и грозит прогнать из дому. Сегодня встретил ее и говорит: «Я твоему барину такое письмо напишу, что увидит!» Каково же это с жильцами поступать, коли гнать от них прислугу из пустяков, за которые уж он ни за что отвечать не может. Третьего дня из редакции Гладков прислал мне только что полученное, чрезвычайно важное от князя на мое имя письмо. У нас в редакции, кроме человека прислуживающего, есть еще рассыльный, и ходит он нарочно по распоряжению князя в русском платье с бородой, но в щегольском платье и в щегольских сапогах. Рассыльный спешит ко мне с большим запечатанным пакетом в руках, входит на лестницу, хочет позвонить – и вдруг хозяин идет сверху с лестницы: «Как ты смеешь ходить по парадной лестнице! Ты мужик! В мужицком платье не ходят по этой лестнице! Марш с черного хода!» Схватил его за рукав и стащил с лестницы, и тот должен был идти через двор с черного хода. А между тем видел же письмо в руках. Согласись, Аня, что иные могут и обидеться, например, если б был здесь Мещерский, а те, которым не очень нужно, пожалуй, бросят и не пойдут отыскивать черный ход. Посыльные из книжных лавок за книгой, пожалуй, и уйдут. Да и не дозволит хозяин, если только узнает, отпускать книгу через парадный ход. Встает чем свет и целый день ходит по всем лестницам и по всему дому, шпионит и порядки производит. Я хотел было к нему идти и объясниться о рассыльном, но рассудил, что ведь он тотчас же скажет мне: съезжайте. И до твоего приезда решился было сносить. Но вот сегодня опять стеснение: Александра по праздникам иногда (очень редко) отпрашивается в гости. А так как мне тоже надо уходить, то я, выходя из квартиры, запираю квартиру на замок и ключик оставляю у дворника, чтоб если я или Александра раньше меня воротилась, то ключ всегда бы найти у дворника, чтоб можно было в квартиру войти. Так и было раз, недавно, дня 4 тому, что я оставил ключ у дворника. Он узнал об этом и тотчас же запретил дворнику брать у меня ключ. Таким образом я теперь, уходя из дому, когда Александры нет, должен буду ключик оставлять в нужнике, в известном месте на полке. А ведь это все-таки риск; ведь у меня редакционные деньги в квартире остаются! Если он наших детей увидит на дворе, он непременно за что-нибудь придерется и закричит на няньку, что и делал с другими: ведь я уж все равно тогда исколочу его. И потому я положил съехать во что бы ни стало. Беспрерывный страх во всю зиму и беспрерывная боязнь ссоры – да ведь я от этого болен буду при моей впечатлительности! Эх, Аня, я видел, что за человек, когда мы, помнишь, были у него, и он из-за кошки сказал нам: «Ступайте». Знай тоже, что теперь цены на квартиры сравнительно с прошлой зимой еще поднялись на 30 процентов. В жильцах он уверен, вот и кутит. Я положил, что хоть бы 900 руб. заплатить, но съехать! Положительно говорю – не хочу оставаться на этой квартире. Что за квартиру [наверстаем] переплатим, то на другом наверстаем: на здоровьи детей и на моем спокойствии. При спокойствии я больше и лучше могу писать. (Полторы строчки зачеркнуто.) Говорю тебе, что больше наработаю при спокойствии. (Полторы строчки зачеркнуто.) (Первые несколько слов не разобраны, затем следует: нельзя обвинить в том, что вздорный.) Я не вступался, не объяснялся с хозяином, даже прячусь от него, несмотря на придирки с его стороны, потому что боюсь истории. Вчера я видел квартиру близ Владимир<ской> церкви – очень хорошенькую, но 900 руб. Посмотрю еще. Желал бы нанять хоть на Песках, только бы не жить в этом доме! Ужас для меня – книги. Ну как это перевозить. До свидания, голубчик. Если пишешь, что любишь меня, то вникни в наше положение, поразмысли. Ведь после худо будет, коли зимой он нас сгонит. (Полторы строчки зачеркнуто.) (Первые слова не разобраны, затем следует: не будешь так противиться. A потом беда.) Да и квартира-то уж как скверная и тесная, а детская комната и твоя – затхлые. Наша столовая по ступенькам никуда не годится: ничего там нельзя сделать. До свидания, обнимаю тебя. Если отыщу квартиру, оставлю за собой и задаток дам, не ожидая тебя, потому что квартиры с каждым днем разбираются».
В 1865–1875 гг. в доме жил состоящий на государственной службе коллежский асессор Александр Петрович Стефани, в 1879 г. – доктор медицины Юлий Петрович Серк, впоследствии главный врач Детской больницы принца Ольденбургского, сенатор Славинский с женой Глафирой Васильевной, статский советник Моисей Петрович Сливчанский, купец 2-й гильдии Степан Степанович Фролов, Павел Васильевич Шохрин.
Приобретя домовладение по купчей от 24 июня 1897 г., жена титулярного советника Вера Сергеевна Денисьева в 1898 г. продала его, обремененное долгами, Петербургскому обществу страхования, которое сразу приступило к очередной перестройке дома. В 1913 г. дом сильно пострадал от пожара.
В 1897–1898 гг. здесь жили: издательница детского журнала «Всходы» (основан в 1896 г.) и ежемесячного политического, литературного и научно-популярного журнала для самообразования «Мир Божий» (основан в 1892 г.), деятельница Русского женского взаимно-благотворительного общества Александра Аркадьевна Давыдова, художник Александр Иванович Морозов (в 1895 г. жил в доме 65), доктор медицины Николай Васильевич Петров.
А.А. Давыдова (урожденная Горожанская, 1848–1902) была замужем за виолончелистом К.Ю. Давыдовым (1838–1889; с 1867 по 1887 г. – директор Петербургской консерватории). Некролог, посвященный памяти A.A. Давыдовой в журнале «Русское богатство», хорошо характеризует выдающуюся личность просветительницы, начинавшей свою деятельность под влиянием Н.К. Михайловского, с которым она состояла в многолетней дружбе.
Обложка журнала «Мир Божий»
Многих членов редакции «Мира Божьего» связывали родственные отношения, благотворно отразившиеся на деятельности журнала. Активное участие принимали в журнале дочери Давыдовой Лидия Карловна Туган-Барановская (1869–1900) и приемная дочь Мария Карловна (1881–1966), известная в русской журналистике под двойной фамилией Куприна-Иорданская. Женой А.И. Куприна она стала в 1903 г., в это же время после смерти матери и старшей сестры она стала издательницей «Мира Божьего». За редактора «Современного мира», сменившего «Мир Божий», Н.И. Иорданского она вышла замуж в 1910 г. М.К. Куприна-Иорданская работала в журналистике и после октября 1917 г. Она оставила интересные воспоминания «Годы молодости», где рассказала и об А.И. Куприне, и о журнале «Мир Божий».
Первый номер журнала за 1892 г. вышел с опережением – 13 декабря 1891 г. Редактором вначале был профессор Виктор Петрович Острогорский (1840–1902), известный литературовед и педагог. Давыдова и Острогорский планировали создать журнал для подростков, по планы постепенно менялись. В подзаголовке «Мира Божьего» в год выхода значилось: «Литературный и научно-популярный журнал для юношества». В объявлении об издании подчеркивалось, что журнал хочет давать своим читателям «общедоступное образовательное чтение». В качестве основного читателя предполагалась и образованная семья, и читатели из различных слоев общества. Но журнал стал расширять аудиторию, выводить ее за пределы собственно подростковой. От первоначальных планов осталось только название: «Мир Божий» – мир вокруг человека, со всеми его проявлениями, тайнами и загадками. В 1893 г. редакция получила разрешение добавить к подзаголовку слова «и для самообразования». Значит, аудитория расширилась еще больше, так как самообразованием могли заниматься люди любого возраста. Журнал формировался как образовательное научно-популярное издание для юношества и «средней по образованию публики». Этим объяснялось обилие научных и научно-популярных публикаций, которыми журнал славился все время своего существования.
