class="empty-line"/>
Из группы гостей вышел человек среднего роста, в синем костюме. Это — З ы к и н.
З ы к и н. Вот к нему (показывает на кресло, где сидел зритель) и прислушивайтесь! И как можно чаще. Я с ним согласен.
Х о д у н о в. Вы согласны? А кто вы такой? Зигфрид, почему мой кабинет кишит посторонними? Кто вы такой?
З ы к и н. Я… Зыкин, начальник управления.
В кабинет вбегает сияющий П а ш а С а м о ц в е т о в.
П а ш а (не обращая внимания на окружающих, взволнованно). Спасибо, товарищи, всем, всем артистам! И дирекцию… тоже очень за все благодарю. Я… я вам всем напишу. Я привез вам с Алтая еще… пьесу. Я столько сегодня пережил, столько продумал, товарищи… Спасибо. (Долго жмет руку остолбеневшему Ходунову, Трепетовой.) Это все… вы, Юленька… Ваше лицо… глаза, улыбка…
Ю л я. Нет, Паша, это не я. Все это сделала наша любовь… к театру!
П а ш а (восторженно). К вам, Юленька! К вам!
Б е р е ж к о в а (входя, кричит с порога). Юленька! Па-а-ша! Товарищи! Сегодня у нас торжество… И я весь театр, всех вас от души…
К у п ю р ц е в. Подождите, Бережкова. (Зыкину.) Тысячу извинений, товарищ Зыкин… Неопытный администратор, стажер, все напутал. Он привел в дирекцию вместо вас… рядового зрителя, Кресло № 16. Отсюда — конфуз. Водевильная ситуация. Чистая случайность.
З ы к и н (смеясь). А жаль! Надо бы такую… ситуацию не в водевиль, а в практику вашего театра. Вот и не было б у вас конфузов.
К у п ю р ц е в. Будем стараться. В этом сезоне театр хотел бы отметить… юбилей. И если вы разрешите…
З ы к и н. Отчего ж. Пятьдесят лет, черт возьми, это — дата! Надо отпраздновать!
К у п ю р ц е в. Простите, не пятьдесят, а пока — двадцать…
З ы к и н. Разве? А я думал, что Бережкова полвека в театре работает. Может, я ошибаюсь?
К о р н е й Е г о р ы ч (радостно). Нет! Не ошибаетесь, товарищ Зыкин! Верно!
Молодежь восторженно зааплодировала.
Г о л о с а. Верно!.. Верно!..
Х о д у н о в (очнувшись). Совершенно правильно! Надо отметить! Зигфрид, передайте эти цветы Бережковой от благодарной дирекции! Капитолина Максимовна, поздравляю. Пятьдесят лет — это… черт возьми, дата! Спасибо, товарищ Зыкин, за указание. Бережкова, браво!
Конец
ЧЕМОДАН С НАКЛЕЙКАМИ
Комедия в трех действиях, десяти картинах
Действующие лица
Муштаков Савелий Захарович.
Раиса Васильевна — его жена.
Лариса — их дочь.
Алла Зимина }
Вика Сверчкова }
Лека Осколкина } — ее подруги, студентки института иностранных языков.
Тетя Сима.
Гена — ее сын, 12 лет, одаренный ребенок.
Юрий Куницын — выпускник театральной школы.
Олег Замятин }
Зина Терехова }
Виктор Ерохин }
Вася Квашин } — друзья Куницына.
Размышляев — человек с пятого этажа.
Женщина в пенсне.
Персонаж, вычеркнутый автором из пьесы.
Дикторша.
Девушки с английского факультета.
Действие первое
Картина первая
Перед закрытым занавесом на просцениуме появляется ч е л о в е к без грима. В руках у него саквояж, через плечо переброшен дорожный плащ. Его волосы всклокочены, ворот рубахи расстегнут, он тяжело дышит и пугливо озирается по сторонам, как будто скрываясь от погони. Потом доверительно, почти шепотом, сообщает зрительному залу.
П е р с о н а ж. Он хотел меня уничтожить… Да-да, физически уничтожить. Он поднял на меня руку, и… Простите, я забыл вам сказать, кто я такой. Я — Персонаж, вычеркнутый автором из пьесы, бывшее действующее лицо. Я жил в этом произведении от первой заявки до последнего варианта, когда какой-то критик, прочитав пьесу, сказал автору, что я ему не удался, что я бледная схема и несу в себе… эти… как их… «рудименты скепсиса». Он очень впечатлительный человек, этот автор, он испугался, тут же схватил перо и… начал меня сокращать. Это было ужасно. Он гнался за мной из картины в картину, он крушил мои монологи, сметал реплики, лучшие мои сцены, ради которых стоит жить в пьесе, он рубил своим пером, как саблей, и вот, когда от меня остался один выход и две ремарки, он прищурился и сказал мне: «Кажется… он прав! Вас надо вычеркнуть. Как герою вам нечего делать в моей пьесе!..» Он чудак. Он думает, что в других пьесах героям есть что делать, но… не об этом речь…
За что? Почему я должен уйти? Я понимаю, к критикам всегда надо прислушиваться, но… слушаться их… не всегда. Откровенно говорю, я… я просто привык к этой пьесе, я успел сдружиться с ее героями, мне не хочется оставлять автора. Когда он сидел за столом и, окутанный дымом и сомнениями, писал строку за строкой, я был рядом с ним. Когда все его близкие хором кричали: «С таким здоровьем не пишут комедии!» — я один вселял в него бодрость. И вот… спустя полгода, когда он вывел наконец дрожащим пером на бумаге: «Занавес. Конец», — я должен исчезнуть?.. Не-ет!.. Я схватил его за руку, я закричал: «Безумец! Не троньте меня! Я вам еще пригожусь!.. Хорошо, заберите у меня все бурные монологи, все фразы под занавес и реплики на аплодисменты, оставьте мне что-нибудь. Я согласен на мелкие эпизоды, от которых актеры отказываются и берут бюллетень, я буду читать ваши ремарки, на которые никто не обращает внимания, по ходу пьесы я стану вносить исправления, которые вы не успели сделать, я почти не буду присутствовать на сцене, и ни один критик меня не заметит, — оставьте меня!..»
Он дрогнул и сказал: «Ладно!.. Только с одним условием — не дольше трех минут на сцене и… в роли не больше двенадцати слов. Иначе вы погубите мне пьесу. Вы меня поняли?»
Мне важно было уцелеть, и я ответил: «Да! Я вас понял!» Вот так… я остался жив.
Правда, места в пьесе у меня еще пока нет, я застрял где-то между сценой и зрительным залом, но… я не беспокоюсь. Если хотите, я могу быть… комментатором пьесы, живым примечанием, говорящей ремаркой или… знаете что?.. я буду… помощником автора!
Да-да. Ведь существуют же у режиссера помощники, ассистенты, актеру помогает суфлер, и только автору, когда поднимается занавес, никто и ничем уже помочь не может. Он обречен. За что? Почему?
Разве нельзя еще что-нибудь поправить, дополнить, уяснить? Поговорить по душам со зрителем, убедить критика, что, кроме комедии, автор ничего дурного не сотворил?.. Много полезных и добрых дел можно сделать, даже… не будучи героем пьесы.
Простите, все, что я вам сказал, никакого отношения к пьесе не имеет. Этот монолог я написал себе сам, потому что на автора, как вы знаете, я рассчитывать не могу.
Что же касается пьесы, то… пьеса начинается так… (Вынимает из саквояжа маленький гонг, ударяет. Идет занавес.) Лестничная площадка жилого дома. Обыкновенного