― Мне это все равно.
― Я подумывал даже, не сменить ли мне фамилию ― официально, хотя, если что-нибудь произойдет, это в общем-то не спасенье. Ну, а ты твердо решила, что хочешь стать Корлеоне?
― Да, ― сказала она без улыбки.
Они тесней прижались друг к другу. Пожениться решили на рождественской неделе ― тихо, без шума: взять в свидетели двух друзей, расписаться в ратуше, и все. Майкл только хотел непременно сказать отцу. Отец, объяснил он, возражать не станет, лишь бы от него ничего не скрывали. Насчет своих Кей сомневалась. Пожалуй, будет разумнее поставить их уже перед фактом.
― Решат, конечно, что я беременна, ― сказала она.
― Думаешь, мои не решат? ― фыркнул Майкл.
Оба молчали о том, что Майклу придется порвать с семьей. Правда, Майкл и без того отдалился от родных, но все же обоих слегка угнетало сознание вины. Пока не закончится ученье, они собирались встречаться по субботам и воскресеньям, проводить вместе летние каникулы. Чем не счастливая семейная жизнь...
В театре шел мюзикл «Карусель», чувствительная история про хвастливого мошенника, ― наблюдая ее, они с улыбкой переглядывались в отдельных местах.
Когда они вышли из театра, на улице похолодало. Кей зябко прижалась к Майклу.
― Вот поженимся, начнешь меня бить, а после «звезду украдешь мне в подарок» ― так там пели?
Майкл рассмеялся.
― Я стану преподавать математику... ― Потом спросил: ― Хочешь, не пойдем в гостиницу, а сперва перекусим?
Кей качнула головой, со значением посмотрев ему в глаза. Майкла неизменно трогала в ней эта готовность предаться любви. Он усмехнулся, глядя на нее сверху вниз, и они поцеловались прямо на студеном ветру. Все же Майклу хотелось есть. Ладно ― он закажет бутерброды в номер.
В вестибюле Майкл подтолкнул Кей к газетному киоску.
― Купи газеты, а я пока возьму ключ.
Он стал в очередь ― после войны в отелях все еще не хватало прислуги. Наконец получил ключ, нетерпеливо огляделся. Кей стояла у киоска, держа в руках газету. Он подошел. Она подняла голову, и он увидел, что она плачет.
― Майк! ― сказала она. ― Ох, Майк!..
Он выхватил газету у нее из рук. В глаза бросилась фотография: его отец лежит на мостовой, головой в луже крови. Рядом, сидя на обочине тротуара, рыдает Фредди, его брат. Майкл оледенел. Ни горя, ни страха не было ― только холодная ярость.
Он сказал Кей:
― Езжай наверх.
Но пришлось отвести ее к лифту. Они поднялись вместе, молча. В номере Майкл сел на кровать и развернул газету. Взглянул на заголовки: СТРЕЛЯЛИ В ВИТО КОРЛЕОНЕ. ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ГЛАВАРЬ РЭКЕТИРОВ ТЯЖЕЛО РАНЕН. ВРАЧИ ДЕЛАЮТ ОПЕРАЦИЮ ПОД УСИЛЕННОЙ ОХРАНОЙ ПОЛИЦИИ. ВОЗМОЖНА КРОВАВАЯ РЕЗНЯ.
У Майкла вдруг задрожали ноги. Он сказал:
― Отец жив, эти сволочи не прикончили его.
Он перечитал заметку. Стреляли в пять часов вечера. Значит, пока они с Кей были в постели, обедали, ходили в театр, отец его был на волосок от смерти. Майкл заскрипел зубами, как от боли.
Кей спросила:
― Поедем в больницу?
Майкл мотнул головой.
― Сначала я позвоню домой. В него стреляли отчаянные люди ― когда они узнают, что он жив, то пойдут на все. Можно ждать чего угодно.
Оба номера в доме были заняты, и Майкл дозвонился лишь минут через двадцать. Голос Санни сказал:
― Слушаю.
― Санни, это я, ― сказал Майкл.
Санни вздохнул с облегчением:
― Фу, черт, мы за тебя перепугались, старик! Где ты есть? Я послал людей в этот твой городишко проверить, как ты там.
― Как отец? ― спросил Майкл. ― Это серьезно?
― Очень. Пять раз стреляли. Но он держится. ― В голосе Санни слышалась гордость. ― Врачи говорят, что выживет. Слушай, я сейчас занят, не могу разговаривать. Ты где?
― В Нью-Йорке, ― ответил Майкл. ― Том разве не сказал, что я приеду?
Санни запнулся.
― Они схватили Тома. Понял, почему я беспокоился за тебя? Здесь его жена. Она еще не в курсе, полиция тоже. И пусть покамест. Эти скоты знали, на что шли. Жми сюда и помалкивай, ясно?
― Ясно, ― отозвался Майкл. ― Известно тебе, чья это работа?
― А как же, ― ответил Санни. ― Погоди, вот явится Люка Брази, и тогда все они, считай, ― убоина. Козыри пока что у нас.
― Через час приеду, ― сказал Майкл. ― Я на такси.
Он повесил трубку. Уже три часа продают газеты. Вероятно, и по радио передавали, в последних известиях. Неужели Люка еще не знает? Это вопрос, над которым стоит задуматься. Куда пропал Люка Брази? Об этом спрашивал сейчас себя Хейген. Этот же вопрос тревожил Санни Корлеоне.
Без четверти пять дон Корлеоне кончил просматривать счета, представленные ему управляющим компанией по импорту оливкового масла. Он надел пиджак и легонько постучал пальцем по макушке Фредди, который сидел, уткнувшись в газету.
― Пусть Гатто подает машину со стоянки, ― сказал он. ― Я через несколько минут буду готов. Едем домой.
Фредди недовольно буркнул:
― Я сам пойду за машиной. Поли болен ― звонил, что опять простудился.
Дон Корлеоне задумчиво сказал:
― Третий раз за этот месяц. Видимо, надо искать взамен кого-нибудь покрепче. Скажи Тому.
Фред возразил отцу:
― Да нет, Поли нормальный парень. Каждый ведь может заболеть. Подумаешь, большое дело ― подать машину.
Он вышел. Дон Корлеоне смотрел из окна, как его сын переходит Девятую авеню и идет к автомобильной стоянке. Дон задержался, чтобы позвонить Хейгену, но в его конторе никто не ответил. Тогда он позвонил к себе домой в Лонг-Бич, но и там не подошли к телефону. Досадно. Дон снова глянул в окно. Машина уже стояла у подъезда. Фредди, скрестив руки на груди, прислонился к крылу и глазел на предпраздничную толчею у магазинов. Дон застегнул пиджак. Управляющий подал ему пальто, дон Корлеоне проворчал «спасибо» и стал спускаться по лестнице ― контора была на втором этаже.
По-зимнему рано смеркалось. Фредди стоял, небрежно опираясь на крыло мощного «Бьюика». Увидев, что отец выходит из подъезда, он обошел машину и сел за руль. Дон Корлеоне открыл было дверцу со стороны тротуара, но передумал и направился к фруктовому базарчику на углу позади. С недавних пор это стало у него привычкой, ему нравилось видеть зимой огромные спелые фрукты, желтые персики и апельсины, которые лакомо лоснились на зеленых лотках. Хозяин услужливо подскочил к нему. Дон Корлеоне не дотрагивался до фруктов. Он показывал пальцем. Только раз хозяин возразил ему, показав, что у выбранного персика с другой стороны гнилой бочок. Дон Корлеоне взял пакет с фруктами в левую руку, вынул правой бумажку в пять долларов, расплатился. Получил сдачу, и в ту минуту, как повернулся к машине, из-за угла появились двое. Дон Корлеоне мгновенно понял, что должно произойти.
Они были в черных пальто, в черных шляпах, низко надвинутых на глаза, ― свидетелям после не опознать. Но они не рассчитали: реакция у дона Корлеоне была молниеносная. Он выронил пакет и кинулся к машине с проворством, почти невероятным при его грузной фигуре, крича на бегу:
― Фредо! Фредо!
Лишь тогда двое выхватили автоматы и открыли стрельбу.
Первая пуля попала дону Корлеоне в спину. Ощущение было такое, словно его хватили между лопаток молотком, ― но он все же усилием воли бросил свое тело к машине. Две другие пули угодили ему в ягодицы, и он рухнул посреди улицы. Двое, перепрыгивая через рассыпанные под ногами фрукты, уже приближались, чтобы прикончить его. Но тут на крик отца ― прошло секунд пять, не больше ― выскочил из машины Фредерико Корлеоне. Неизвестные наспех выстрелили в лежащего еще два раза. Одна пуля попала в руку, не задев кость, другая ― в икру правой ноги. Эти раны, сравнительно легкие, обильно кровоточили ― дон лежал в луже крови. И теперь он потерял сознание.
Фредди услышал, как отец зовет его ― тем именем, которым звал в детстве, ― услышал два первых выстрела. Он выскочил из машины и остолбенел, забыл даже вытащить свой автомат. Убийцы могли пристрелить его в два счета. Но у них тоже сдали нервы. Они наверняка знали, что сын их жертвы вооружен, ― к тому же вся операция слишком затянулась. Они скрылись за углом, и Фредди остался на улице один с истекающим кровью отцом. Прохожие попрятались в подъезды, кто-то бросился наземь, другие испуганно сбились в кучки.
Фредди так и не взял в руки оружие. Его словно оглушило. Он бессмысленно уставился на отца, лежащего ничком в темной луже крови, ― она казалась Фредди черным озером. Он был в шоке, на него точно столбняк напал. Отовсюду начали стекаться люди, поднялась суета; кто-то, увидев, что Фредди оседает вниз, оттащил его к тротуару и усадил на обочину. Вокруг дона Корлеоне собралась толпа, круг распался, когда в людскую гущу, завывая сиреной, вползла первая полицейская машина. Следом примчалась машина газеты «Дейли ньюс» с радиоустановкой ― наружу почти что на ходу выпрыгнул фотограф и принялся щелкать камерой над окровавленным доном Корлеоне. Прибыла «Скорая помощь». Фотограф занялся Фредди Корлеоне, который сидел и плакал навзрыд, ― странно и немного смешно было видеть, как он размазывает слезы и сопли по грубому толстогубому лицу, по мясистому носу. В толпе зашныряли агенты в штатском, подъехали новые полицейские машины. Какой-то детектив, присев на корточки возле Фредди, задавал ему вопросы, но Фредди, все еще в шоке, не отвечал. Агент запустил руку в карман его пиджака и вытащил оттуда бумажник. Кинул взгляд на водительские права и свистнул своему напарнику. Мгновение, и полицейские в штатском отрезали Фредди от толпы. Первый агент вынул из его наплечной кобуры автомат. Фредди подняли на ноги и затолкали в машину без опознавательных знаков. Машина тронулась, за нею следом ― автомобиль «Дейли ньюс». Фотограф щелкал и щелкал ― все и всех подряд.
