Сразу после покушения к Санни Корлеоне пять раз за полчаса позвонили по телефону. Первым был детектив Джон Филипс, он состоял на жалованье у семьи Корлеоне и вместе с другими агентами в штатском находился в машине, которая первой подоспела к месту происшествия. Не называя себя, он спросил:
― Вы узнаете мой голос?
― Ага, ― отозвался Санни. Он как раз задремал, когда жена позвала его к телефону.
Филипс сказал скороговоркой:
― Кто-то стрелял в вашего отца возле его конторы. Пятнадцать минут назад. Он жив, но тяжело ранен, его забрали во Французскую больницу. Ваш брат Фредди сейчас в полицейском отделении в Челси. Когда его отпустят, позовите к нему врача. Я теперь еду в больницу ― на случай, если мистер Корлеоне сможет давать показания. Буду держать вас в курсе дел.
Сандра, жена Санни, сидя по другую сторону стола, увидела, что лицо мужа наливается кровью. Глаза его остекленели.
― Что? ― прошептала она.
Санни нетерпеливо отмахнулся от нее и отвернулся, заслоняя собою трубку:
― Это точно, что он жив?
― Точно, ― ответил агент. ― Много было крови, но, по-моему, пострадал не так сильно, как кажется.
― Спасибо, ― сказал Санни. ― С меня тысяча долларов. Завтра в восемь утра будьте дома, вам принесут.
Он навис над столом, охватив ладонями телефонный аппарат. Усилием воли заставил себя усидеть на месте. Он знал, что главная его слабость ― необузданность в гневе, а сейчас был как раз тот случай, когда уступить гневу означало погибнуть. Первым делом нужно было связаться с Томом Хейгеном. Не успел он протянуть руку к трубке, как телефон затрезвонил снова. Звонил букмекер, откупивший у семейства право содержать тотализатор в том районе, где находилась контора дона. Звонил сказать, что дон убит, застрелен на улице. После первых же вопросов выяснилось, что человек, от которого букмекер получил эти сведения, к потерпевшему близко не подходил, и Санни отмел их как не стоящие внимания. Информация, поступившая от Филипса, внушала больше доверия. И сразу же раздался третий звонок. Это был репортер из «Дейли ньюс». Едва он назвался, как Санни Корлеоне швырнул трубку.
Он набрал номер Хейгена, подошла его жена. Санни спросил:
― Том уже дома?
Она ответила:
― Нет. ― Прибавив, что он будет минут через двадцать, она ждет его к ужину.
― Пусть позвонит мне, ― сказал Санни.
Он старался трезво оценить обстановку. Старался представить себе, как поступил бы на его месте отец. С первой минуты было ясно, что покушение ― дело рук Солоццо, но никогда Солоццо не посмел бы замахнуться на человека такого масштаба, как дон, если б не заручился чьей-то очень сильной поддержкой. Он не успел додумать до конца ― телефон зазвонил в четвертый раз. Мягко, почти нежно голос в трубке спросил:
― Это Сантино Корлеоне?
― Ну, ― ответил Санни.
― Том Хейген у нас, ― сказал голос. ― Часа через три мы его отпустим, он передаст наши предложения. А пока не торопись, выслушай сначала, что он скажет. Не надо лишних неприятностей. Что сделано, то сделано. Будем здраво смотреть на вещи. Не стоит терять голову ― все знают, ты человек горячий, так уж держи себя в руках.
В голосе звучала насмешка. Скорее всего, звонил сам Солоццо, но сказать наверняка было трудно. Санни отозвался глухо, нарочито убитым голосом:
― Хорошо, подожду. ― И услышал, как на другом конце положили трубку.
Он взглянул на свои массивные наручные часы с золотым браслетом, заметил точное время разговора, записал его на белой клеенке.
Посидел у кухонного стола в молчании, мучительно морща лоб.
― Что, Санни? ― спросила его жена.
Он ответил ровным голосом:
― В отца стреляли. ― Увидел ужас на ее лице и грубовато прибавил: ― Не плачь, он жив. И больше ничего не случится, будь покойна.
Он не стал говорить ей про Хейгена. И тогда телефон зазвонил в пятый раз.
Это был Клеменца. Одышливый голос толстяка с хрипом вырвался из трубки.
― Слыхал про отца? ― спросил он.
― Слыхал, ― ответил Санни. ― Но он жив.
Последовала долгая пауза, потом Клеменца голосом, изменившимся от волнения, проговорил:
― Слава тебе, господи, слава богу. ― Но тотчас же спохватился в тревоге: ― Ты точно знаешь? Я слышал, он скончался прямо на улице.
― Он жив, ― сказал Санни. Он напряженно вслушивался в звучание каждого слова Клеменцы. Похоже, взволнован искренне, но ведь по долгу службы толстяку положено быть хорошим актером.
― Теперь тебе действовать, Санни, ― сказал Клеменца. ― Какие будут распоряжения?
― Езжай сюда, ― сказал Санни, ― к отцовскому дому. И захвати с собой Поли Гатто.
― Это все? ― спросил Клеменца. ― А не послать людей в больницу и к вам туда?
― Нет. Мне нужен только ты и Поли Гатто, ― сказал Санни.
Наступило долгое молчание. Клеменца начинал понимать. На всякий случай Санни подпустил в голос естественности:
― Где его носит, между прочим, этого Поли? Чем он был занят, черт возьми?
Одышливый свист в трубке умолк. Теперь Клеменца заговорил, сам взвешивая каждое свое слово:
― Ему нездоровилось ― простыл немного и остался дома. Он и вообще всю эту зиму прихварывает.
Санни немедленно насторожился:
― Сколько же раз он за последние месяцы не выходил на работу?
― Раза три-четыре. Я предлагал прислать замену, но Фредди каждый раз говорил, не надо. Причин особо-то остерегаться не было ― сам знаешь, десять лет все шло гладко.
― Ну да, ― сказал Санни. ― Так. Значит, жду тебя в доме у отца. И обязательно привези Поли. Заезжай за ним по дороге. Болен, здоров ― неважно. Ты понял? ― И, не дожидаясь ответа, бросил трубку.
Его жена беззвучно плакала. Он молча поглядел на нее, сказал жестко:
― Будет спрашивать кто-нибудь из наших, пусть звонят мне к отцу, по его личному номеру. Чужие позвонят ― ты ничего не знаешь. Если жена Тома ― скажи, он занят по службе, задержится немного. ― Он помедлил. ― К нам без меня подъедет народ... ― Встретил ее испуганный взгляд и продолжал нетерпеливо: ― Пугаться нечего, просто пускай побудут у нас в доме. Ты делай, что они тебе скажут. В случае чего звони в кабинет к отцу, только по пустякам не нужно. И не тревожься, кончай бояться.
Он вышел из дома.
Совсем стемнело, по пятачку перед домами гулял резкий декабрьский ветер. Санни ступил во мрак без опасений. Все восемь домов в полукольце парковой аллеи принадлежали дону Корлеоне. Два первых дома при въезде по обе стороны снимали верные люди Корлеоне с семьями; квартиры на первом этаже сдавали холостякам, тоже своим, проверенным. Из шести остальных домов, завершающих полукруг, в одном жил Том Хейген с семьей, в другом ― Санни, в третьем, самом скромном и маленьком, ― дон Корлеоне. Три последних дома дон бесплатно предоставил друзьям, которые отслужили свое, ― в случае надобности они бы съехали по первому требованию. Безобидный пятачок в парке был на самом деле неприступен, словно крепость.
На каждом из восьми домов был установлен прожектор, заливающий светом пространство вокруг, ― ни затаиться, ни спрятаться. Санни перешел на другую сторону и открыл своим ключом дверь отцовского дома.
Он крикнул:
― Ма, ты где?
Из кухни вышла его мать, за нею следом тянулся аромат жарящегося перца. Не дав ей сказать ни слова, Санни взял ее за руку и усадил на стул.
― Мне только что звонили, ― сказал он. ― Ты только не волнуйся. Папа в больнице, он ранен. Оденься и соберись, поедешь к нему. Сейчас скажу, тебе подадут машину. Хорошо?
Мать поглядела на него в упор.
― В него стреляли? ― спросила она по-итальянски.
Санни кивнул. Его мать на мгновение набожно склонила голову. Потом вернулась на кухню, Санни пошел за ней. Смотрел, как она тушит газ под сковородкой с недожаренным перцем, как выходит, поднимается по лестнице в спальню. Он подцепил со сковородки несколько перцев, взял из корзинки на столе ломоть хлеба и, роняя с пальцев горячие капли оливкового масла, соорудил себе громоздкое подобие бутерброда. Затем прошел в просторную угловую комнату, служившую его отцу кабинетом, отомкнул ящик конторки и вынул телефонный аппарат. Это был личный телефон дона Корлеоне, записанный на вымышленное имя по вымышленному адресу. В первую очередь он позвонил Люке Брази. Никто не отвечал. Тогда он позвонил в Бруклин, человеку, беззаветно преданному дону Корлеоне, ― второму, буферному caporegime. По имени Тессио. Санни сказал ему, что случилось и что требуется сделать. Он должен отобрать полсотни абсолютно надежных людей. Одних послать на охрану больницы, других ― в Лонг-Бич, есть работа.
― Что, и Клеменцу зацепили? ― спросил Тессио.
