Почти от всех камер, расставленных на штативах перед сценой, к корпусу системного блока компьютера тянулись бесчисленные провода соединительных кабелей. Судя по всему, мужчина настраивал выбранную им программу по обработке цифровых снимков с одним из фотоаппаратов. Видимо, намеревался воплотить обещанное в ближайшие минуты, а именно – показать первые пробные кадры на большом экране.
– С чего желаете начать? С позы в полный рост, сидя или с портрета крупным планом?
– Даже не знаю. – Элл пожала плечами, задержав взгляд на собственном отражении в одном из зеркал.
– Если что, за теми дверьми находится ванная комната и туалет.
Но девушка решила проигнорировать слова Зака. Задерживаться здесь надолго, как и наводить яркий марафет она не собиралась. Достаточно и окружающих со всех сторон зеркал.
Поддавшись извечному женскому инстинкту по самолюбованию, она принялась рассматривать себя чуть ли не со всех сторон, выискивая более удачные ракурсы, как для лица, так и фигуры. Правда, оделась она совсем не к случаю: обтягивающие синие джинсы, цветастая блузка в стиле хиппи из полупрозрачного шифона поверх бюстгальтера-топа телесного цвета. Почему она не надела ту синюю с перламутровым отливом водолазку с шикарной сборкой лифа под ложбинкой груди? Наверное, не рассчитывала встретить здесь Марка, поэтому и вырядилась под монашку не для него, а для его друга. Может распустить волосы?
Интересно, что бы сказал Гордон, увидь он её в таком виде прямо сейчас? Какими нелестными эпитетами окрестил бы её целомудренный образ?
– А откуда вы знаете Марка? – неожиданно спросил фотограф, как бы между прочим, но определённо считав на расстоянии исходивший от Элли поток из ментальных посылов и желаний. Хотя, скорей всего, это была банальная попытка поддержать ненавязчивую светскую беседу. Фильцман явно относился к числу тех эрудированных интеллигентов, для которых затяжные паузы с неловким молчанием воспринимались не иначе, как за дурной тон.
Оттолкнувшись наконец-то от стола, мужчина направился в этот раз в сторону мебельного реквизита. Неспешно, никуда не торопясь, в привычной для него манере абсолютного хозяина всех окружающих владений. Над своим дальнейшим выбором раздумывал недолго, почти сразу подхватив близстоящий барный стул с кожаной сидушкой.
Элл ответила не сразу, делая вид, что малость занята, пока цепляла на ближайшую стойку вешалки свою увесистую сумку-«торбу» из терракотовой замши – не лучший довесок к выбранному образу для её предстоящей фотосессии.
– Как это обычно и бывает – случайное знакомство. У нас оказался один общий киноагент.
А вот волосы она все-таки решила пока не распускать. Как никак, но именно своё лицо она считала самой сильной стороной – интересное, симметричной формы и недурственными чертами несостоявшейся фотомодели, идеально подчёркнутое лебединой шеей. Именно шеей она больше всего и гордилась, стараясь подчёркивать её точёную длину всеми доступными способами – глубокими вырезами верхней части одежды, чуть опущенными плечами и обязательно гордо вскинутым подбородком.
– Адам Ковальски? – казалось, Зак был искренне удивлён, когда это произносил, даже на время «оцепенев» на месте, после того, как поднялся по пандусу на сцену. – Разве Марк не разорвал с его фирмой договор на прошлой неделе?
Элл передёрнула плечами неоднозначным жестом. Признаваться с ходу, что она пришла сюда ради Марка всё ещё не тянуло. Момент выглядел недостаточно подходящим. Поэтому пришлось и дальше подыгрывать сценарию с предстоящими съёмками, делая не совсем уверенные шажочки в сторону дорожки-подъёма к возвышению платформы.
Задачка, как оказалось, выявилась не из лёгких. Что-то до сих пор ей мешало во всём признаться. В миру это называется беспросветной глупостью, но ломать себя изнутри было ещё труднее.
– Честно говоря, не знаю. Но в тот день он пропесочил Адама по полной программе.
– О, да! – Фильцман тоже не удержался, расплывшись в злорадной ухмылке, напоминавшей плотоядный оскал сытого хищника. – Наш неисправимый старина Марк. Ни дня не способен прожить, не натянув при этом кого-нибудь по самые гланды, либо физически, либо морально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Улыбка после последних фразочек Зака застыла на лице девушки напряжённым спазмом. Услышать до боли знакомые выражения грубого содержания в устах фотографа, за несколько секунд до этого изливавшегося высокохудожественным слогом благовоспитанного мальчика?.. Не то что необычно, она просто не была к этому готова.
Да и не могло ей такого послышаться, как и показаться, особенно при виде резко изменившегося выражения лица мужчины. Причём всё это произошло в аккурат после раздавшегося звона дверных колокольчиков из соседнего павильона.
– Кажется, там кто-то только что пришёл.
Сердце проделало о рёбра сумасшедший кульбит, тут же переключаясь на более частую и надрывную аритмию.
– Я знаю. – уж как-то с чересчур напускным спокойствием ответил фотограф, неторопливо спускаясь с возвышения платформы в сторону Элл. Он уже не улыбался, а новое выражение на его разгладившемся, будто враз опустевшем лице напоминало поверхностную маску совершенно бесчувственного и лишь слегка скучающего… социопата.
Казалось, по телу через ноги и сердце, прошлась трёхмерная вибрация приближающихся шагов со стороны смежного коридорчика. Вроде и не сильная, но для девушки в тот момент она граничила с пугающими толчками десятибалльного землетрясения. Поэтому, оборачиваясь в сторону её источника, она не успела даже как следует испугаться. В тот же самый миг массивные створки дверей распахнулись настежь от сильного (можно сказать беспардонного) толчка извне и в студию вошёл… Марк Гордон.
8 часть
– А вот и папочка собственной персоной! Небось уже заждались и извелись от скуки, девочки-мальчики?
– Марк, ебить тебя в жопу! Где тебя носит? – Зак резко перешёл на русский язык и режущую слух нецензурщину, чем ещё сильнее шокировал стоящую перед ним девушку. Надо сказать, от столь сумасшедшей смены событий и услышанного, Элл буквально оцепенела на месте соляным столбом. – Я уже в край задолбался корчить тут из себя чуткую тётушку Опру, как и нести весь этот отвлекающий трёп. Ты, бля, издеваешься? Живёшь в паре домов отсюда, а добираешься каждый раз, как с другого конца города. Только не говори, что ты ещё в это время спал!
– Бога ради, Зак, не еби мне мозги! Должен же я был подмыть яйца перед тем, как явиться на вечеринку. Кстати! Кто тут у нас такой исключительный рискнул залететь на наш скромный огонёк?
Время и окружающий мир не то что остановились, они вдруг резко/враз/в одно мгновенье ока взяли и просто сжались, схлопнувшись в крошечное пространство всего одной единственной на всю необъятную Вселенную комнатки. И в эпицентре этого во истину неописуемого безумия Эльвира Бабич как раз и очутилась…
Леденящий сердце ужас, оглушающая паника и парализующий на раз шок ливанули жидким азотом во все уголки оцепеневшего тела и разума. Здравое осмысление происходящего банально отключилось. Его попросту выбило мощным ударом зашкаливающего страха, будто шоковым разрядом по нервной системе и прямо в голову. Казалось, сознание само отказывалось принимать представшую глазам и слуху реальность, которая вдруг взяла и вывернулась наизнанку своим мерзостным нутром, пугая до смерти творящимся вокруг и тем, что ещё должно было случиться в ближайшие секунды (минуты… часы… ВЕЧНОСТЬ!).
Быстро оборачиваясь то к одному мужчине, то к другому, она с трудом разбирала смысл их слов, как и выражение их лиц, при любом раскладе атакующих её ошалевший рассудок и обострившиеся чувства восприятия убийственным прессингом ожившего кошмара. Выжигающий ток вскипевшей в жилах крови рикошетил раз за разом по глазам и в мозг оглушающими ударами настоящей контузии, частично ослепляя и лишая не только слуха, но и способности критически анализировать происходящее. А уж контролировать собственные действия и растущий накал ситуации в целом…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
