стыд разъедал изнутри, как кислота, надо делать выбор, черт возьми! Или не стоило вообще соглашаться на отношения с Витей? Но ведь она была уверена, что любит! А может, с Коровьевым что-то не то, не любовь? Чувства резали сердце крепче любой катаны. Чувства, о которых нужно лишь молчать.
Девушка вышагнула из автомобиля, обняв Адама при выходе, так нежно, тепло и скованно.
— Пока, Адам. Спасибо тебе за этот день. Ты очень хороший. — взволнованно краснея, прошептала Алина.
— Пока, самая необыкновенная девочка на свете. — нежно произнес Коровьев, влюбленно гладя ее по аккуратной щеке. Он долго не собирался отъезжать, а лишь молча смотрел на девушку, дрожащую у окна, Адам чертовски хотел ее согреть, но таксист шикнул, говоря, что заказов много и их мелодраму разбирать времени нет. Коровьев улыбнулся, еще раз попрощался, автомобиль начал удаляться. В мыслях музыкант сказал то, что не смог бы произнести вслух: «Я люблю тебя».
Глядя на то, как машина с любимым покидала двор, Алина ощутила пронзительную боль, но девушка не подвала виду: она скромно махала ручкой и перешагивала с ноги на ногу. На ее плечах была рубашка Коровьева, которую она сжимала каждую секунду, чтобы точно убедиться, что такой невероятный мужчина существует действительно! Адам уехал, а в сердце Алины словно рухнула вся жизнь, не осталось в ней света, дышать было сложно, словно лишь с присутствием Коровьева жизнь оживала в очах девушки. Мокрые волосы липли к ее спине, влажное платье заставляло девушку дрожать от холода, комкалось и шипело под пальцами, но даже несмотря на это, красавица еще долго глядела на дорогу, уходящую прочь со двора.
Глава 7. Игра
Очень шумно проведя дверью по ковру, четверо парней быстрым шагом зашли в кофейню, не переставая разговаривать. У Коровьева выходной, Есенину до учебы дела нет, Булгаков решил прогулять пары, а Чехов вообще не учится, вот друзья и решили заскочить за чашкой чая или капучино. Базаров с самого утра и до вечера был занят: сперва муторные пары, потом встреча с любимой Алиной. В общем, не до товарищей ему. Ваня сбросил пальто на вешалку и, улыбаясь, подошел к стойке.
— Даша, привет! Как ты? Как дочь? — он оперся локтем о стол и очаровательно улыбнулся.
— Ваня, боже, как ты давно не заглядывал! Я думала, жив ли ты вообще.
— Милая, куда я денусь? Так что у тебя нового?
— Все по-старому, спокойно и приятно. — она убрала волосы за ухо, кокетничая, и подошла к кофемашине. — Тебе как всегда?
— Ну, главное, что все хорошо, не так ли? — он отвел взгляд в сторону и быстро закивал. — Да, как обычно.
— Господи, его что, весь город знает? — пробормотал Коровьев Булгакову и направился покупать свой легкий латте.
Есенин взял свою чашку, пригласил всех в дальний зал и сел за большой овальный стол в углу. За спиной Вани стояло какое-то среднерусское подобие пальмы и постоянно попадало ему в щеку, стоило парню повернуть голову. Чехов вернулся первым со своим американо с кусочками льда и опустился по диагонали от друга, задев головой лампу, переплетенную черными железными прутьями. Свет от нее падал теплый, бережный, но, как заметил и так плохо видящий Женя, не очень сильный. Адам сел рядом с Ваней, а Саша забился в уголочек, подминая пальцами рукава белой толстовки. Есенин целенаправленно пошел к шкафу и стал перебирать стоящие там коробки под задумчивые взгляды друзей.
— Давайте сыграем в данетки?
— Я бы с удовольствием сыграл. Я люблю думать. — Чехов оживился и заговорщицки потер руки.
— По тебе и не скажешь. — усмехнулся писатель. — Саш, Адам, вы?
— Я не против. Только напомни, как. — пересекшись одобряющими взглядами с Булгаковым, ответил Адам.
— Смотри: выбирается ведущий, он тянет карточку, на одной ее стороне загадка, а на другой ответ на нее. Ведущий читает загадку, а участники должны задавать вопросы, на которые можно отвечать «да», «нет» и «не имеет значения», понял?
Коровьев кивнул и пропустил Ваню обратно к стене. Есенин вызвался вести первым.
— Итак, история называется «Половина спички». Посреди поля лежит мертвый человек с половиной спички в руке. Что произошло?
— Он умер. — непонимающе напряг брови Саша.
— Это понятно, а умер-то как?
— Он точно мертвый?
— Да, Сашенька, он точно мертвый.
— Имеет значение пол человека? — задумчиво отпил свой кофе Чехов.
— Нет.
В тот день на Чехове была прекрасная кожанка, да в принципе кожу носил парень более чем часто, но в этот раз Женя выглядел просто великолепно и даже брутально.
— Там были какие-то животные?
— Адам всегда про животных. Нет.
— Может, какой-нибудь самолет?
— Нет, но ты достаточно близок.
— Я понял! — легко ударил по столу Женя. — Он стоял в поле, на него поехал самолет, сломал спичку, убил чувака. Да?
Есенин и все остальные вопросительно удивленно смотрели на Чехова, как бы спрашивая у него, все ли нормально.
— Часто с тобой такое случается? Нет, Чехов.
— Он упал с самолета. — тихо и мило пробормотал Саша.
— Близко, но нет.
— С вертолета?
— Нет.
— С дирижабля?
— Очень близко. — протянул Есенин.
Коровьев, размешивая пенку в своем латте, переводил взгляд то на кофе, то на Сашу. Он поднял бровь, откинулся назад и спокойно спросил:
— Он упал с чего-то летающего?
— Со стрекозы! — обрадовался Булгаков.
— Саш, ты дурачок? Да, Адам, упал с летающего.
Булгаков уткнулся лбом в еще холодную батарею и начал задумчиво жевать воротник толстовки, проводя, вероятно, такие умственные процессы, которые не проводил никогда. Коровьев продолжал мешать ложкой пенку, и тут активировался Чехов, молчащий до этого.
— Спичка была сожжена? Имеет ли значение, что произошло в поле? Поле вспахано? Вспахано недавно? В смысле это не имеет значения, Вань! Это была зима? Лето? Осень? — наконец, закончив поток своих определенно очень важных вопросов, он сложил руки на груди и поджал губы. — Нечестно. Ты все отрицаешь.
— Он упал с воздушного шара? — тихо промямлил Булгаков.
— Да. Вам дать подсказку? — после всеобщего кивка Ваня продолжил. — На воздушном шаре был не он один.
— Это связано с балластом?
— О боже, событие века! Чехов сказал что-то умное!
— В мешках с балластом были поломанные спички, чувак пытался спастись, схватившись за мешки и упал. — уверенно поднял голову довольный Женя.
Ваня рассмеялся.
— Ладно, мне показалось. Нет.
Булгаков, стучавший ладошками по столу, проронил невзначай:
— Он сам спрыгнул.
— Ну! Да! Вы близки!
— Черт, Есенин, это очень сложная загадка. — растрепал себе волосы напряженный Коровьев. — Нет ничего полегче?
Саша, так и не включившийся в игру, снова спокойно, словно шутя, промурлыкал:
— Это была жеребьевка.
— Ну!
— И
