А больше спектрограмма ему ничего не поведала. Тут царила столь сложная мешанина цветов и линий, кажущихся совершенно незнакомыми и могущих означать…
Буривой представления не имел, что они означали, и понял лишь одно – не с его квалификацией в этой спектрограмме разбираться. И ничего не оставалось, окромя как издать вопль о помощи, излить его на бумагу, наложить на нее охранное заклятье и отправить с одним из сыскников оный вопль прямиком к Кудеснику.
* * *
Помощь пришла быстро.
Похоже, Остромир придавал расследованию столь серьезное значение, что явился в «Обитель странников» собственной персоной.
Буривой ознакомил Кудесника с добытой в ходе сыска небогатой информацией, полной лишь многочисленных странностей, и окончательно расписался в абсолютном собственном бессилии.
А дальше произошла очередная странность – Кудесник не выказал своему подчиненному ни малейшего неудовольствия. Лишь кивнул и отправился на место преступления. Попросил все еще работавших в номере сыскников покинуть место преступления. Осыпал начинающую расползаться спектрограмму и попросил Буривоя повторить окуривание. Дождался, пока родится новая спектрограмма. Надолго замер в самом центре гостиной. Потом попросил окурить спальню. Некоторое время провел там в полном одиночестве.
Потом в номер снова запустили сыскников и приехавшего вместе с Остромиром судебного лекаря, а Кудесник провел повторный допрос обоих портье.
Ментальная атмосфера во время допроса бесперечь менялась, и Буривой понял, что Остромир самым тщательным образом прощупывает работников гостевого дома. Потом прибыл хозяин заведения, и допрос перешел на новый этап. Разобравшись с хозяином, Кудесник «побеседовал» кое с кем из постояльцев «Обители».
Буривой ощущал себя чужим на этом празднике сыска, ибо напрочь не понимал некоторых Остромировых действий.
Так, к примеру, у каждого из своих собеседников Кудесник в конце допроса спрашивал: «Не совершали ли вы в последние два дня странных для самих себя поступков?» Собеседники отвечали: «Нет» – и, похоже, не лгали, ибо Кудесник тут же оставлял их в покое. Кроме того, каждому из допрашиваемых Остромир показывал некий портрет и интересовался, не замечали ли здесь этого человека. Портрет Остромир держал так, чтобы Буривою не было видно, кто там изображен. А «этого человека» в «Обители» никто не заметил.
Потом Кудесник сказал сыскникам:
– Тут нам больше делать нечего! Вы все свободны, судари. Составленный протокол прошу передать мне.
* * *
Назад они возвращались в Остромировом экипаже.
Кудесник был мрачен, как непогода в конце листопада. Он долгое время размышлял, потом наложил на карету охранное заклятье и повернулся к Буривою:
– Вам след снова отправляться в Ключград, брате.
Буривой молча кивнул.
– Побеседуете со своими старыми знакомыми. Я имею в виду семью и домашних князя Белояра Нарышки… Именно побеседуете. Никаких допросов! Попытайтесь выяснить, зачем они послали своего кучера в столицу. Не посещал ли еще кто-нибудь из них Новгород в последнее время. Но главным образом меня интересует вот что… – Кудесник вновь некоторое время подумал. – Буде вам вдруг покажется, будто кто-то из них странно себя ведет, будто кто-то в чем-то изменился… я не могу объяснить более конкретно… Так вот, буде такое произойдет, немедленно сообщите.
– Что мне говорить, коли они станут спрашивать о чародее Смороде? Ведь они наверняка спросят…
– А что тут скажешь? Вы ничего о его судьбе не ведаете.
– Могу ли я воспользоваться помощью наших ключградских служб?
Кудесник сложил на животе руки:
– Принципатом сейчас руководит младший Нарышка, вряд ли он вам поможет в сыске супротив членов своей семьи. Местных из министерства охраны порядка привлекать тоже не след. Сыск должен быть абсолютно тайным. Полагаю, официальную цель вашего возвращения в Ключград вы придумаете сами.
Буривой кивнул. И спросил:
– А почему младший Нарышка? С Пореем Ергой тоже что-то случилось?
– Нет, он жив-здоров. У него собственное тайное задание. – Остромир вдруг тяжело вздохнул.
И по этому вздоху Буривой понял: Кудесник не в коей мере не надеется на сыскные способности своего подчиненного.
И стало быть, ему, мужу-волшебнику Смирному, придется носом рыть землю, дабы доказать Остромиру ошибочность такого мнения.
16. Взгляд в былое. Век 76, лето 3, вересень
Вокруг простиралась сутемь.
Свет плыл сквозь нее один-одинешенек – рядом не наблюдалось ни шаров, ни кубов, ни пирамид. Вообще ничего не наблюдалось. А то, что наблюдалось, находилось внутри самого Света. Оно роилось, толкалось и всячески стремилось наружу.
Наверное, так чувствует себя женщина на сносях…
И наверное, ей очень хочется побыстрее узнать – кто там внутри…
Свет женщиной не являлся, но ему тоже хотелось сего знания.
Женщина над содержимым своего растущего живота абсолютно не властна – в любом случае дитя родится не раньше, чем приспеет заданный богами срок.
Свет женщиной не являлся.
А потому содержимое собственной утробы подчинялось ему беспрекословно – на то и волшебники существуют, чтобы заклинания безоговорочно их слушались.
И какое счастье, буде интерес и возможность совпадают!
Свет раскрыл защитную оболочку, и все эти разноцветные ленточки, многокрасочные спиральки и радужные стрелы затеяли вокруг своего хозяина безудержный хоровод.
А потом откуда-то изнутри, из самых глубин собственной ментальности, явилось диво-дивное, чудо-чудное – не сплошное образование, а с многочисленными разрывами. Этакая пунктирная линия принялась увиваться вокруг Света, и частички ее не теряли друг друга, аки были связаны невидимыми ниточками.
Свет велел ей остановиться, явиться пред светлые очи и принялся внимательно изучать это диво-дивное…
Когда он проснулся, в палате никого не было.
Белый день угас. А вот чувство голода разгоралось, да так, что скоро должно было спалить Света дотла.
Нужно было срочно предпринимать противопожарные меры.
И Свет их принял – дернул за сигнальный шнур.
Где там Забава? Почему не защищает хозяина от голода?
Колокольчику за стеной, похоже, отрезали язык, но тем не менее дверь вскоре отворилась.
Вошедший чиркнул спичкой и зажег светильню.
Темнота сменилась неверным сиянием.
– Как почивали, сударь чародей?
Это была не Забава. Это была Ива.
Она подошла к кровати больного и приложила мягкие ладони к его вискам.
– Хвала Сварожичам, справно, – сказал Свет. – Я вам, сударыня, весьма благодарен. А где моя служанка?
– Забава спит. Она очень вымоталась за последние дни. Вам след ценить такую служанку, сударь чародей.
– Я ее ценю, – пробормотал Свет. И включил Зрение.
Несомненно сон лечил его.
Вокруг Ивиной головы очень четко просматривалась самая настоящая аура – не та, давешняя, звездная пыль на безлунном небе, а полноценное свечение, присущее отъявленной лекарице.
– Трапезничать желаете? – спросила обладательница полноценного свечения.
– Еще как! – сказал Свет, вглядываясь в ауру и пытаясь отыскать там угрозу.
Угрозы он, как ни старался, не обнаружил, но проглядывало в сиянии такое, от чего ему пришлось слегка оторопеть.
– Медведя бы съел, – пробормотал он, пытаясь скрыть замешательство.
Эта попытка оказалась успешной.
Ива, ничего не заметив, сказала: «Сейчас принесу» – и вышла из палаты.
А Свет откинулся на подушку.
«Все девицы одинаковы, – подумал он. – Впрочем, нет, не все! Снежана вот нисколь не похожа на остальных. Там, где прочие изначально мечтают затащить чародея в постель, Снежана…»
И тут ему пришла в голову мысль, показавшаяся неожиданной.
А с чего он взял, что все они мечтают об одном? Да, в ауре часто сияет розовость… Но буде волшебная теория не совсем права, то почему он решил, что розовый цвет является исключительно цветом Додолы? А в нынешнем своем состоянии чародей Светозар Сморода и вовсе не может сказать о чужих аурах ничего определенного. Ему остается лишь надеяться на то, что Сила возвращается, но еще большой вопрос, прежняя ли это Сила! А буде и прежняя, то в полном ли объеме и не искаженная ли какими-нибудь неизвестными ему факторами.
Согласно волшебной теории, которую нам вбили в головы, исчезнувшая Сила не возвращается вообще!
– Я принесла вам куриный бульончик!
Свет отвлекся от тяжких дум.
Ива подавала чашку с «бульончиком» неуверенно – будто опасалась, что содержимое чашки окажется чародею не по вкусу.
Свет принял сидячее положение, взял расписную деревянную посудину в руки, отхлебнул.
Бульончик оказался сродни тому, что готовил Касьян.
