у которого есть только верхушка».
Как и у Припачкина, родители Коркунова имели высшее образование и были довольно успешными людьми. Коркунов вырос в провинциальном городке Алексине в 175 километрах к югу от Москвы. Как и во многих небольших советских городах, вся социальная жизнь в Алексине вращалась вокруг двух крупных заводов. Отец Коркунова был заместителем директора одного из них. Перейдя на более серьезный тон, Коркунов объяснил мне, что заставляло его налегать на учебу в школе:
В маленьком городке директор и замдиректора завода были местной элитой, которая служила примером для всех остальных. Все знали нашу семью. Все учителя знали, чей я сын. Поэтому мне приходилось хорошо учиться, по-настоящему впахивать. Как сын заместителя директора, я не мог быть плохим учеником. Я должен был соответствовать статусу моих родителей. Да и сам я мечтал о таком же элитном статусе – и в школе, и потом, когда учился в институте.
И Коркунов, и Припачкин постепенно переместили фокус с образа простых парней на трудовую этику, привитую им родителями[145]. Оба изображали свое относительно привилегированное происхождение результатом правильного воспитания, которое заставляло их упорно трудиться и добиваться заслуженного успеха. Поскольку оба выросли в российской провинции, их истории выглядят особенно правдоподобно: основная советская элита действительно была сосредоточена в Москве и Ленинграде, и детям «со стороны» приходилось (и приходится в наши дни) прилагать гораздо больше усилий, чтобы поступить в престижные столичные вузы и преуспеть[146].
Взятые в целом, высшие слои советского общества довольно хорошо пережили крах советского строя в 1991 году и сопровождавшие его потрясения, особенно в сравнении с элитами других стран восточного блока[147]. Только пятая часть из тех, кто в 1993 году уверенно поднимался наверх, не занимала какого-то привилегированного положения пятью годами ранее[148]. Прежде чем разбогатеть, эти люди в подавляющем большинстве были частью нефинансовой советской элиты, пусть не первого, но второго или третьего ее эшелона. Их профессиональные или социальные позиции обеспечивали им доступ к инсайдерской информации, а также к коридорам власти и проведению операций в иностранной валюте. Как показывает статистика, львиную долю «победителей», сумевших воспользоваться постсоветскими экономическими трансформациями, составляли высокообразованные мужчины, в основном с техническим и экономическим образованием, некоторые – с учеными степенями. Другими словами, конец централизованной плановой экономики и рыночные реформы лишь придали дополнительный импульс карьере людей, которые и так находились на пути к успеху до краха старой системы[149].
Хотя нельзя отрицать, что в климате 1990-х годов такие качества, как напористость, хваткость и беспринципность (которые традиционно приписываются людям, разбогатевшим в те времена), несомненно, были востребованы, но гораздо более значимым фактором для подъема по социальной лестнице выступало относительно привилегированное социальное происхождение. В советском обществе не существовало «реального» (финансового) капитала, и поэтому символический и культурный капитал приобретал необычайную важность. Ранняя постсоветская элита по большей части состояла из представителей той же социальной группы, которая доминировала в Советском Союзе на протяжении многих десятилетий. Не в последнюю очередь благодаря хорошему образованию и социальным связям эти люди мгновенно сориентировались в новых правилах игры. Они трезво оценили, какие из уже имеющихся у них социальных активов, включая профессиональные знания и опыт, становятся бесполезными в новых условиях, а что, наоборот, приобретает актуальность, – и грамотно перенаправили свои ресурсы. Таким образом, как ни парадоксально, социальное неравенство, существовавшее в советскую эпоху, по мере экономических преобразований обострялось и порождало новые социально-экономические различия, усугубившие прежнее социокультурное расслоение[150].
Глава 2
Превращение в буржуа
Аркадий – один из долгожителей российского бизнеса. 1959 года рождения, он начал предпринимательскую деятельность в конце 1980-х и в настоящее время управляет крупной технологической холдинговой компанией. Этого серьезного и вдумчивого человека с густой бородой и в круглых очках, выходца из еврейской интеллигенции, вполне можно принять за академика. Он заботится о своем публичном имидже и прекрасно осознает, какая на Западе репутация у богатых русских. «Сначала мы пытались понять, что нам могут дать такие деньги, какие возможности открывают, – сказал он, намекая на свой прежний демонстративно роскошный образ жизни. – Но сейчас нас перестало это волновать. Мы начали жить по-другому. Стали думать по-другому». Во время интервью миллиардер был одет в рубашку и штаны цвета хаки, напоминавшие рабочую спецодежду. Я знала, что утром незадолго до нашей встречи он вернулся из охотничьей поездки, и подумала, что он просто не успел переодеться.
Через пару недель я встретилась с женой Аркадия в ее офисе. Лариса – изящная голубоглазая женщина с осанкой балерины и каштановыми волосами до плеч. Увидев ее в выцветшей, явно не новой розовой олимпийке, я заподозрила в этом сознательный умысел, поскольку прежде видела Ларису в совершенно другом спортивном образе – в элегантном костюме для верховой езды. Позже друг семьи подтвердил, что супруги всегда очень внимательно относятся к своей одежде, поэтому рабочая униформа Аркадия и поношенная олимпийка Ларисы вряд ли были случайным выбором. Скорее речь идет о тщательно продуманном и почти эпатажном новом стиле, призванном стать противоположностью гламурному шику.
Аркадий и Лариса – законодатели моды. Дача супружеской пары находится в новом загородном комплексе к северу от Москвы, который специально был спроектирован так, чтобы во всех отношениях отличаться от пресловутой Рублевки – московского пригорода, облюбованного российскими нуворишами, где за высокими заборами стоят их грандиозные вычурные дворцы (и где находится резиденция Путина). Загородный дом Аркадия и Ларисы построен из дерева в осовремененном традиционном стиле, напоминающем сегодняшнюю деревянную архитектуру Скандинавии и Швейцарии, но с гораздо большим размахом. Дома в дачном комплексе не огорожены высокими заборами, а прячутся в лесу, который обеспечивает уединенность и скрытость от посторонних глаз. Игровые поля местного гольф-клуба плавно переходят в территорию парусного клуба с десятками катеров, яхт, катамаранов и других плавсредств. «Во всей стране нет ничего подобного, – с гордостью говорил мне Аркадий. – Думаю, даже на Западе мало таких мест». Инженер-строитель по образованию, он отдает должное этому проекту застройки, в разработке которого принимали участие «самые известные» российские и зарубежные архитекторы. «На нас многие мечтают работать», – добавил он. Он объяснил, что пригласил меня сюда, чтобы показать, что его семья имеет мало общего с обычными русскими нуворишами, «лишенными всякого вкуса».
С крахом советского строя в 1991 году российские граждане
