решай»17.
Семья осознавала важность визита в Южную Африку, но для Елизаветы он означал отсрочку официального объявления помолвки до возвращения в мае, то есть через девять долгих месяцев. Решение отца прибегнуть к тактике проволочек расстроило Елизавету. Она впала в депрессию, совсем для нее нехарактерную. Дочь оставалась тверда в своем решении, но родители проявляли нерешительность, и поездка в Южную Африку рассматривалась ими как проверка чувств влюбленных. Даже Маргарет проявляла нетерпение, говоря Кроуфи: «Помолвка Лилибет затягивается на века»18. Но у пары не было выхода, как только согласиться на этот срок, особенно принимая во внимание тот факт, что принцу все еще предстояло пройти процедуру натурализации.
За два дня до отплытия и в атмосфере крайнего возбуждения прессы в отношении помолвки королевская семья отправилась на ужин к Маунтбеттенам в их лондонскую резиденцию на Честер-стрит. На вечеринке, на которой, конечно, присутствовал принц Филипп, общество развлекал Ноэль Кауард. Получение британского гражданства, в результате которого принц должен был стать Филиппом Маунтбеттеном, офицером Королевского флота, совпадало по времени с возвращением Елизаветы из путешествия.
Король Георг VI принял еще одно важное решение, которое имело совершенно непредвиденные последствия. По его распоряжению Питер Таунсенд в качестве шталмейстера сопровождал королевскую семью в поездке в Южную Африку. Понятно, что жена Таунсенда, Розмари, оставленная с двумя маленькими сыновьями в удаленном от города и плохо обогреваемом коттедже, без восторга приняла это известие. Ее не вдохновляла перспектива провести зиму, которая оказалась чрезвычайно холодной, в полном одиночестве. Письма мужа с восторженными рассказами о путешествии, которые Питер регулярно посылал, мало ее утешали. В то время как она с детьми встречала каждый день, дрожа от холода, его описания чудной погоды, изобильной еды и сменяющих друг друга пейзажей казались невольным издевательством.
Если Елизавета и Филипп переживали вынужденное расставание, то Маргарет и Таунсенду судьба подарила редкую возможность очень близко узнать друг друга. Елизавета рассматривала 14-недельное расставание с Филиппом как душевную пытку, разрываясь между чувством и долгом. Маргарет же радостно предвкушала поездку – ее ждали экзотические места, необычная кухня, колоритная культура, да еще в компании с блестящим героем войны. Обеим сестрам поездка представлялась необыкновенным приключением, к тому же они впервые отправлялись за пределы Британии. После семи лет жизни в условиях карточной системы и жесткой политики затягивания поясов казалось, что они отправлялись в субтропический рай, в страну бескрайнего неба, изобилия и тепла.
В день отплытия королевская семья собралась в парадном красно-золотом зале, называемом Bow Room, в Букингемском дворце. Елизавета выглядела «печальной», а Маргарет – «совсем взрослой в красном пальто и нарядной шляпке с перышком»19. Таунсенд провожал их до машины. Падал снег, предвещая грядущие холодные дни. Филиппу не позволили приехать ни на вокзал Ватерлоо, ни в Портсмут, откуда отплывал корабль HMS Vanguard.
И во время морского путешествия, и в поездке по стране влюбленная Елизавета впервые в жизни выглядела рассеянной и неохотно выполняла свои обязанности. Ее голова и сердце пребывали совсем в другом месте. По словам Бобо Макдональд, «Елизавета во время поездки жила в постоянном ожидании почты»20. Елизавета хандрила, а Маргарет пребывала в прекрасном настроении и необычайном возбуждении, и с ней нелегко было управляться в отсутствие Алы или Кроуфи. На корабле росло беспокойство относительно самочувствия короля. Несмотря на то что они направлялись в солнечные края, его здоровье, никогда не отличавшееся крепостью, ухудшилось. Вспышки гнева стали более частыми, он терял в весе, курил и пил безостановочно. Королева ухаживала за больным мужем, и ей пришлось положиться на Таунсенда в отношении досуга дочерей. Эта работа ему положительно нравилась.
Таунсенд впервые обратил внимание на Маргарет как на взрослую девушку предыдущим летом в Балморале. Вечерами после ужина гости собирались для игры в шарады, а Маргарет пела, аккомпанируя себе на пианино. Таунсенд вспоминал, что ее выступления отличались живостью: «Ее репертуар был разнообразен; она великолепно пела хиты из американских мюзиклов своим низким грудным голосом»21. В то время Таунсенд был не только вдвое ее старше, имел жену и двоих детей, но он не имел аристократического титула, а просто состоял на службе при дворе. Столь разное происхождение не давало им никакого шанса. Маргарет представляла собой взбалмошную и кокетливую молоденькую девушку совсем еще школьного возраста. Хотя она, безусловно, ему нравилась, но до сих пор если романтические мысли и приходили ему в голову, он не давал им ходу.
На борту корабля HMS Vanguard, а затем в поезде White Train Маргарет и Таунсенд оказались в опасной близости друг к другу, и с течением времени это расстояние все более сокращалось. Много позже Маргарет признавалась своей фрейлине Энн Гленконнер, что именно в Южной Африке, посреди колышущихся под порывами ветра трав саванны и бескрайних песчаных заливов, она поняла, что ее влечение к Таунсенду уже не было платоническим. «Каждое утро мы ездили верхом в этом удивительном краю с восхитительной погодой. Именно там я действительно влюбилась в него»22. Воспоминания об этих идиллических днях оставались с Таунсендом многие годы. В романизированных мемуарах «Время и шанс», опубликованных тремя десятилетиями позднее, в 1978 году, его воспоминания перекликаются с чувствами Маргарет: «Мы неслись в прохладном воздухе, через пески, через вельд, и это были самые прекрасные минуты дня»23. Этот ежедневный ритуал, так далеко от дома, стал прологом к головокружительному любовному роману, приведшему в конце концов к скандалу.
Очевидцы близкого общения между королевским шталмейстером и принцессой, стоявшей второй в линии престолонаследия, рассматривали это как легкое увлечение молоденькой девушки. И король с королевой, и Елизавета считали, что неловкие заигрывания представляли собой подростковые проявления ее кокетливой натуры, которую они наблюдали у Марго с детства. Таунсенд обладал свойством хорошего политика и придворного – способностью дать почувствовать человеку, с которым общаешься, что он единственный и неповторимый объект твоего внимания. Маргарет, с ее вечными жалобами на то, что она занимает второе место после Елизаветы, теперь упивалась его безраздельным вниманием. Даже король поддавался этой легкой и доверительной манере бывшего летчика-истребителя. Однажды, как вспоминал Таунсенд, король во время серьезного разговора с ним в машине вдруг «оборвал себя на полуслове», как бы напоминая себе: «О чем я думаю, разговаривая подобным образом, ведь я – король»24. Возможно, это отражало его внутреннее отношение к Таунсенду как к полноправному члену своей семьи, как к сыну, которого он никогда не имел. За исключением семьи, Таунсенд был единственным человеком, способным успокоить короля во время его приступов ипохондрии.
