— Вижу! Смотрите! Сюда! Идёт! — оживлённо–радостно орал Юрка.
Выглянув в окно, я увидел: Юрка бегает по крыше и знаками призывает меня присоединиться. «Сейчас Юрка свалится с крыши, да ещё угодит прямо в котёл с борщом, нужно скорее подойти», — подумала я и вышла.
— Вон, глядите! — показывает мне Юрка рукой в направлении сопок, где показался кто‑то шевелящийся. Пятнышко увеличивалось и приближалось. И без бинокля можно было разглядеть, что это большое животное, которое спустилось в лог и скрылось.
— Лошадь, — сказала я и вернулась к работе. Но минут через десять мои занятия прервал жуткий шум. Собаки лаяли вместе с Юркиными криками благим матом, и разобрать можно было только, что случилось что‑то страшное. Может, Юрка с крыши упал? И я вышла из камералки. Неистовые Юркины возгласы прекратились, и я увидела, что Юрка лежит на крыше с ружьём. Каким образом ружье оказалось рядом с ним? Юрка не издавал ни звука и, прижавшись к крыше, смотрел в сторону кухонного бурьяна. В зарослях около кухни «что‑то» бродило в сопровождении собачьего лая. Шум из кустов шёл страшный, сухие саксаулы хрустели так, будто бы по ним проходил танк. Поверх приземистых корявых стволов я увидела два странных красновато–серых треугольных пятна, будто плывущие по волнам, и похожие на шляпы каких‑то существ.
Юрка полностью прижался к крыше, его совсем не видно было ни живым, ни мёртвым. Вдруг ружье у него выпало из рук, покатившись, упало на землю, но не выстрелило. Всё случилось так быстро, что я едва могла опомниться — около кухни стоял громадный верблюд, всем своим видом высказывая пустынное величие, оттопырив нижнюю губу и размахивая пучком волос на хвосте. Он презрительно смотрел и на собак, и на всё вокруг. Большие собаки под предводительством Василия Ивановича бессмысленно вертелись и лаяли около, но близко к верблюду не подбегали. Собаки среднего размера гавкали шёпотом и стояли во втором круге окружения. Мелкие прятались по кустам и подвывали, а самые маленькие собачонки вместе с большой, но трусливой Милкой уже давно спрятались и только беззвучно открывали рты. В собачьем сопровождении верблюд проплыл в сторону нашего родника. Юрка, видно думая, что он съест все его запасы и приготовления, спрыгнул с крыши, схватил метлу, собранную из прутьев и решил отогнать пришельца. Он подкрался к верблюду, прикрываясь метлой и Василием Ивановичем, который вёл Юрку к цели, пихнул верблюда метлой в бок. Верблюд даже ухом не повёл. Он спокойно пил воду, встав на свои мозолистые колени. Получив от Юрки второй раз метлой в тот же самый бок, он махнул хвостом с пучком из длинной шерсти, да так, что задел Юрку по носу. Обмахивание веером из верблюжьей шерсти вдохновило нашего героя на новое нападение, которое осталось со стороны верблюда тоже безответным. Никакого дела верблюду не было до Юркиных приставаний. Он спокойно продолжал пить и не шевелиться.
Говорят, что верблюды могут выпить про запас вёдер пять, и месяцами хранить выпитые запасы в желудочных ячейках. Этот верблюд минут тридцать припасал себе воду для дальнейших походов. Юрка заходил то с одной стороны, то с другой и колотил верблюда метлой, а тот в ответ только махал хвостом и не собирался никуда двигаться. Никак не подступиться! Тогда Юрка решил помириться с верблюдом — приблизился к верблюду вплотную и уже погладил его, всё‑таки животное большое и величественное, постоял рядом и, видно, вздумал покататься на нём. Только занёс ногу, как верблюд повернулся мордой к Юрке и выпустил изо рта пузырь— плевок, который пролетев мимо Юрки, попал прямо в морду Василия Ивановича. Пёс трусливо сжался и беззвучно разинул рот. Юрка отпрыгнул в сторону, однако второй верблюжачий плевок его достал, упав прямо на относительно белую Юркину куртку. От третьего плевка Юрка уклонился с некоторой скоростью и, боясь быть заплёванным, покинул место сражения вместе с метлой и Василием Ивановичем. Было слышно, как Юрка переругивался со своим любимцем. Верблюд встал, ничего Юркиного не отведав и даже не понюхав, плюнул ещё несколько раз в разные стороны, на случай появления врагов, и спокойно отплыл в степь.
Одичавший верблюд в Юркином рассказе перерос в таинственное существо, и уже не верблюд приходил в лагерь, а неизвестно кто, может, даже и Снежный человек? Слова его были такими невинными и правдивыми, Юрка так искренне хотел чего‑то необыкновенного, что чудо увеличивалось и увеличивалось. И скоро он сам уже верил, что видел самого настоящего Снежного человека. Рабочим особенно нравилось склонять слово «йети» с разными приставками и суффиксами и поддразнивать Юрку.
Конец сезона, недели три, мы провели в выбросном лагере посреди голой–приголой степи, около источника, вытекающего из трещины чёрных базальтов, окружённого карликовым дубняком, если можно так назвать четыре полудохлых деревца. На сто километров ни одной души, ни дыма от юрт, ни единого поселения. И только ночью целое небо звёзд, которыми можно было развлекаться и узнавать их секреты. «Вон какой блестящий ковш Большой Медведицы!» Юрка, казалось впервые посмотрел на небо, и был чрезвычайно изумлён, что там есть ковши, весы, блюдца, тарелки, рыбы… «И что там целая кухня?» — «Там и кухня и столовая. И стол накрыт — на бесконечность хрусталей, похожих на твои «двенадцать», правда, на скатерти из звёзд». — «Вы прямо так по–книжному. А что пить‑то из ковша Большой Медведицы?» — с оттенком иронии спросил Юрка. «Что пить? Как говорят поэты, — Вселенную. Маленькими глоточками. А на весах взвешивать время». — «Ну, они дают!» — удивлялся Юрка, и было непонятно к кому относились его слова.
Днём в этих местах можно было слушать шум травы скитания — перекати–поле, летящей по сухой степи. Оторвавшись от корня, ветвистые стебли катились по ветру, захватывали соломины и разные пушинки и, образуя перекатывающиеся шары, придавали поверхности волнующийся вид. Казалось, что степь колышется и дышит. За этими большими шарами, гонимыми ветром, Юрка вместе с Василием Ивановичем бегали наперегонки. Все собаки, за исключением Василия Ивановича, оставались на старом месте с рабочими и новыми буровиками, и только Василию Ивановичу, за которого Юрка хлопотал, была оказана привилегия выехать вместе со всеми. И пёс поддерживал Юрку во всех его начинаниях и развлечениях. Можно было видеть, как впереди летели перекати–поле, за ними мчался Василий Иванович, прижав уши, и последним гнался Юрка в расстёгнутой куртке, чуть подпрыгивая. И ветер иногда доносил слова, как всегда, мирного переругивания хозяина с псом.
«Юрка, у тебя нет ни единого центра тяжести! Всё за ветром гоняешься. Ведь ты от собаки ничем не различаешься», — говорил во след шофёр дядя Вася. А Юрка хоть бы хны, бежал без оглядки. После таких пробежек за ветром Юрка вместе с Василием Ивановичем возвращались, как два Чуда–Юда. Острыми шипами колючие растения цеплялись к Юркиным штанам и куртке и, привлекая к себе пух, солому и всех злаковых представителей, обрамляли лохматушками его всего. Волосы у Юрки и шерсть на собаке стояли дыбом из‑за перепутанных колючек. Над Юркиной головой колючки вместе с пухом образовывали чёрное облако, а на Василии Ивановиче — серое. Даже если бы они вымазались в дёгте, а потом повалялись в пуховой перине, то и тогда они не выглядели бы так элегантно, как после пробега за перекати–полем, потому что здесь на Юркино одеяние и на шерсть пса подбирались самые экзотические материалы. И пёс приближался к Юрке по необычности. «Юрка, теперь ты похож на чёрта из автоклава! Чёрт с хрустальными копытами… без корней. Бродяга», — потешался дядя Вася.
Обычно Юрка вместе с Василием Ивановичем выбегали на гул машины, встречали всех из маршрутов. Одним днём ни Юрка, ни Василий Иванович не показались, куда‑то запропастились. Особого значения отсутствию встречающих мы не придали, потому как всякое водилось за нашим поваром. Всем нужно себя немного прибрать, и тогда являться в кухню. Вот уже все собрались, а Юрки в кухне нет. Вид у кухни всегда был далёк от порядка, а тут совсем всё перепутано, ложки, миски, кружки валяются под столом вперемешку с картофельными очистками. Знаменитые Юркины поварские принадлежности: полотенце, куртка, носки разбросаны вдоль лавок, прославленный колпак из ресторана «Астория» висит на поварёшке… и едва держится, чтобы вот–вот не упасть в котёл. Туда–сюда, где Юрка? Покричали, кто‑то постучал в гонг. Юрка! Заглянули в его палатку, — не спит ли Юрка, в камералку — может, радио заслушался. Нет Юрки. Пошли осматривать все закуточки. Метрах в ста от лагеря с южной стороны заметили следы пролетевшего урагана — вся степь взъерошена. В эти дни по рации предсказывали резкие порывы ветра, торнадо, смерчи. «Юрку должно быть ветром снесло, — заключил в недоумении дядя Вася. — И пёс вместе с ним улетел». Шутки — шутками, но где же Юрка?
«Здеся! Здесь!» — вдруг закричал рабочий «Здрасьте», обнаруживший Юрку в погребе, вырытом в склоне рыхлых песчаников для хранения воды и продуктов. Юрка сидел с кочергой между бочек с водой, и к нему прижимался пёс Василий Иванович. Юрка был в состоянии ступора, одеревенелый, с помутневшим взглядом, будто не ел три дня, пёс колотил зубами и поскуливал. «Юрка, что тебя занесло сюда? Оцепенел от безделья?!» — спросил дядя Вася. Юрка вместе с Василием Ивановичем не сдвигались с места, какое‑то время, а когда вылезли из погреба… вот что рассказал Юрка, сбивчиво и путаясь.
