катятся слезы, но Кравцов, конечно, этого не видит. Все его мысли о жене, которая ждет его дома?
И тут, сильно нахмурившись, он разворачивает меня к себе спиной и прижимает к своей груди. Медленно скользя по животу руками, трется колючим подбородком о мою макушку.
Я безмолвно реву.
- Мы пока не будем встречаться, Марина.
- Пока?..
- Пока Инга не вернется в Европу.
- Когда она улетает?
- Через неделю.
Пытаюсь совладать с эмоциями. Успокоиться хотя бы на время, до того момента, пока не окажусь дома.
Это очень больно, а я оказалась к этому не готовой.
Руки Арсения Рустамовича тем временем продолжают мылить мое тело. Бедра, живот, ребра, грудь.
Сжимает полушария ладонями, задевает кончиками пальцев соски.
Внутри все стонет и плачет, а по ногам разливается предательское тепло.
У него самого эрекция, она бьет поясницу током, но у меня еще болит… я пока не хочу.
Закончив мылить меня, он обмывает нас обоих теплой водой. Потом мы молча одеваемся и выходим из дома.
Скорее всего, сюда я больше не вернусь. Почему-то мне кажется, Кравцов жалеет, что привез меня сюда. Именно поэтому и передумал ждать до утра.
Заводит машину и кивком головы велит мне садиться, а сам отходит в сторону ответить на входящий звонок.
Скользнув в прохладный салон, всматриваюсь в темноту через стекло.
Это она звонит. Я сердцем чувствую, что он говорит с ней. Обернувшись, бросает в мою сторону короткий взгляд и продолжает разговор.
Тяжело вздохнув, откидываюсь на спинку сидения.
А что ты хотела, Марин?.. Быть любовницей женатого мужчины – это всегда быть в тени, быть второй после нее. Ждать, когда он найдет для тебя часок, довольствоваться крохами с чужого стола.
Господи… во что я ввязалась?..
Закончив разговор, он прячет телефон в кармане куртки и стремительным шагом идет к машине.
- Едем?..
Настраивает радиоволну, прибавляет температуру салона и включает подогрев сидений.
Он сейчас мне как нельзя кстати. Между ног неприятно тянет и саднит. И даже, кажется, немного кровит.
Летим по трассе со значительным превышением скорости. Мне совсем не страшно, я очень хочу спать, потому что на часах уже три часа ночи.
И еще у меня совершенно не осталось сил. Чувствуя физическое и моральное опустошение, мечтаю поскорее обнять свою подушку.
- Малыш… ну, ты чего? Больно?.. - спрашивает Кравцов, когда мы пересекаем черту города, и машина значительно снижает скорость.
- Все хорошо, Арсений Рустамович, я просто устала.
Тишина длится несколько минут, после чего я снова слышу его тихий подхриповатый голос.
- Жалеешь?
- Нет, - отвечаю сразу и поворачиваю к нему голову, - а вы?
- Жалею.
В сердце приходится болезненный укол, горло мгновенно перехватывает.
- Я начал жалеть до того, как это случилось, Марина… И, наверное, буду жалеть всегда.
- Зачем тогда приехали за мной?
- Хороший вопрос, - бормочет он, прикуривая сигарету.
Дальнейших пояснений не следует. Выдыхая дым в приоткрытое окно, он удерживает руль одной рукой.
Я смотрю на его профиль. Жесткие губы, крепкий подбородок, нос с небольшой горбинкой, сведенные к переносице брови и неожиданно длинные ресницы. И понимаю, что пропала навсегда.
Этот мужчина забрал себе мои сердце, душу и невинность. Он сделает меня несчастной и, возможно, переломает мою жизнь в щепки.
Но винить, кроме себя, некого. Я сама разрешила ему со мной поиграть.
Через сорок минут машина въезжает во двор моего дома. За все это время Кравцов не сказал мне ни слова.
- Спокойной ночи, - говорю я, открывая дверь.
- Подожди.
Оглядываюсь и тут же чувствую, как его рука обхватывает мой затылок, а еще через мгновение он прижимается ко мне губами.
Целует мягко, даже нежно. Я отвечаю.
В его поцелуе больше нет нетерпеливой жадности и голодной страсти. Зверь насытился, устал и хочет к жене.
Сама прерываю поцелуй и пытаюсь выбраться из его объятий.
- Поздно уже, Арсений Рустамович… мне пора.
- Мариш… - окликает, когда моя правая нога касается асфальта.
- М?..
- Не звони мне, о’кей? Я сам тебя наберу.
- Хорошо.
Не знаю, как я доношу чашу своего разочарования до дома и умудряюсь по дороге не расплескать ни капли.
Я очень сильная.
Однако наедине с самой собой не захлебнуться горечью почти нереально, поэтому я решаю разбавить ее белым полусухим.
Вынимаю из шкафа оставшуюся после посиделок с девочками початую бутылку вина и наполняю бокал до краев. Выпиваю залпом, не морщась.
Опираясь ладонями в столешницу, жду, когда в желудке потеплеет, и допиваю остатки.
С дебютом, Мариш!
Потом сразу ложусь спать. Отрубаюсь на час, а проснувшись, до утра пялюсь в потолок. Пытаюсь думать объективно, без эмоциональной составляющей и прихожу к препаршивым выводам.
Я мразь. Он тоже. С разницей лишь в том, что я еще и тряпка.
Мне было очень хорошо с ним. Мне понравилось, несмотря на то, что было больно. Я будто горела в его руках, чувствовала себя слабой и послушной и получала от этого неземное наслаждение.
Но я не хочу повторения. И в то же время знаю, что встречусь с ним снова.
Нырнув рукой под одеяло, касаюсь себя через ластовицу трусиков. Неприятно. Там словно все раздражено и воспалено, но память тела нивелирует эти ощущения короткой сладкой судорогой. Судорожно стискиваю колени.
Он так трогал меня! И так смотрел!..
Ой, мама…
Утопив лицо в подушке, накрываюсь одеялом с головой.
На следующий день я просыпаюсь поздно, от звонка мамы. Мне кажется, она чувствует, что происходит со мной. Чувствует и сильно волнуется.
Я стараюсь придать голосу легкости, пытаюсь болтать на отвлеченные темы, но суть разговора постоянно ускользает от меня.
Желание отключиться почти невыносимо.
Наконец, мама, сама завершает разговор, я гашу экран, но в это же мгновение телефон в моей руке начинает звонить снова.
Арсений Рустамович.
Взвившаяся в груди обида и жгучий стыд окольцовывают грудь тугим обручем. Бросив его на постель, ухожу в ванную. Принимаю душ, а когда возвращаюсь в комнату, слышу, как он звонит снова.
Втягиваю носом воздух и принимаю вызов.
- Марина… - раздается в трубке напряженный подхриповатый голос, - почему не отвечаешь?
Кажется, он злится.
- Я спала, - вру, сама себе злорадно усмехаясь.
В динамике повисает тишина, а потом я слышу, как он шумно выдыхает.
- Как ты? Как чувствуешь себя?
- Все отлично, - отвечаю беспечно.
Он снова молчит, будто после каждого моего ответа глушит в себе приступ раздражения.
- У
