На полке один шампунь и крем для бритья. На крючке одинокая мочалка. В подстаканнике одна зубная щётка, бритва и едва начатый тюбик пасты, закрытые ящики под раковиной (гостья и туда свой нос сунула) пусты. Даже химии никакой нет, судя по всему в комнате имелась отдельная прачечная.
Ульяна без особого восторга соскребла зубами остатки помады на губах, глядя на своё отражение. А Кирилл прав. За ночь макияж успел поплыть, и теперь она напоминала самой себе неудачно искупавшегося Джокера. Пришлось подпортить идеальную чистоту ванной. Стереть с себя слой штукатурки оказалось непросто без подручных средств, однако с горем пополам получилось. Да здравствует мыло!
Посвежевшая и даже слегка повеселевшая она вернулась в не менее идеальную гостиную, где на чёрной глянцевой кухне Кирилл готовил кофе в большой навороченной кофемашинке.
― Так лучше? ― игнорируя барные стулья, Матвеева забралась на пустую столешницу, беззаботно свесив ноги. Даже не собьёшь ничего задницей. Баночки со специями и подставка для ножей ― вот и весь декор. Не только санузел, всё в этой квартире было наполнено минимализмом ― как на постановочных фотографиях из журнала с интерьерами. Единственное, что выдавало характер хозяина ― гитара, висящая на стене, ноутбук на кофейном столике и стопка компьютерных игр возле четвёртого плейстейшена.
На неё бросили беглый взгляд.
― Гораздо, ― кивнул Кирилл, занятый кофемашинкой.
― Теперь что, я тебе нравлюсь?
― Нравишься.
Ух ты. Ульяна растерялась. На такую честность она не рассчитывала. Ехидное замечание, уже успевшие сформироваться в голове, теперь не подходило. И что отвечать? Правильно. Женская логика, решила, что когда наступает ступор ― лучше всего сменить тему.
― Тут красиво, ― она постучала кулачком по гулкой поверхности. ― Только неуютно. Нет жизни. Ни цветов, ни фотографий.
― Я купил эту квартиру пару месяцев назад. Ещё не успел обжиться.
― А до этого где жил?
― То там, то здесь. Музыканты, как кочевники. Но последние два года мёрз в Питере. Выяснил одно: сырость и постоянный ветер не моё.
― Вернулся из-за этого? Или из-за съёмок?
― В том числе, ― уклончиво отозвался тот. Ага, кто-то очень не любит делиться личным.
Обтянутые сеткой ножки нерешительно закачались над полом.
― И часто у тебя тут бывают… гостьи?
― Ни разу. Я не таскаю девиц к себе. Если мне нужен разовый перепихон, я снимаю номер в отеле.
― Чтобы потом не толпились у дверей и не пачкали губной помадой коврик, об который ты вытираешь ноги?
― Именно. И чтобы никто не знал моего адреса. А то мало ли какие шантажистки попадутся.
Ха. Какой многозначительный взгляд в сторону её персоны. Намёк тоньше не бывает. Матвеева оценила предельно вежливо брошенный камень в свой огород.
― Но я сейчас здесь…
― Здесь.
― Не боишься?
Кирилл подавил смешок.
― Это лучше ты меня бойся, солнышко. Похитители не закрывают глаза жертве, если не планируют оставлять её в живых.
― О, так мы играем в ролевые игры? Интересно. У тебя на такой случай и подвал заготовлен?
― Даже лучше.
― Ого… Столькгомский синдром. Так вот как ты завоёвываешь женские сердца! С бывшей у тебя тоже так прокатило? ― она заметила его помрачневший взгляд. ― Извини. Лишнее ляпнула.
― Ерунда.
― Не ерунда. Тебе до сих пор больно. Так всё же… почему у вас не сложилось?
Кометов раздосадовано промычал. Он надеялся, что с этой темой они закончили. Но нет. Так просто от него отставать не собирались.
― Не знаю. Видимо, пришло время. У нас так и так дело подходило к концу. Оба понимали, что чувств не осталось. Лишь привычка. А тут у меня самый расцвет карьеры: гастроли, разъезды. Ей же был нужен тот, кто рядом. Расстояние убивает отношения, так что… она просто нашла того, кто действительно ей подходил.
― Ту. Нашла ту… ― собеседница неловко вжала голову в плечи, поняв, что опять сморозила глупость. ― Прости.
― А есть ли разница? Сердцу не прикажешь, кого любить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Да. Не прикажешь… ― Ульяна и сама не верила, что сочувствует ему. Искренне, без желания уколоть. Где вся её хваленная ненависть, столько лет томящаяся в дальнем уголке сознания. ― Знаешь, если тебе будет легче, я думаю, она жуткая дура, раз упустила такого мужика
― Спасибо, ― поблагодарили её слабой улыбкой, протягивая чашку свежесваренного кофе, сверху которого красиво легла пенка.
К напитку подозрительно принюхались, хотя пах он, конечно, просто невероятно.
― Что-нибудь подсыпал? Слабительное, снотворное, виа гру?
Кирилл молча придвинулся к Матвеевой практически вплотную, обдавая её щеку горячим дыханием, от чего та невольно сглотнула. Рука взметнулась над её головой, доставая с открытой полки, притаившейся за женской спиной, стеклянную банку с крышечкой.
― Разве что сахар. Но это по желанию, ― заверил он, ставя банку рядом с ней. Только вот отстраняться при этом не торопился. Застыл так, что она сидела, вынужденно раздвинув ноги и задрав голову, чтобы пялиться ему в глаза, а на расстёгнутую до груди рубашку, откуда проглядывала серебряная цепочка с крестиком.
― Ладно. Поверю на слово, ― Ульяна, осторожно дуя, отпила горячий напиток, но под пристальным взглядом это делать получалось вкривь и вкось. ― Хватит пялиться, ― буркнула она, стирая с подбородка пролитые капли.
Словно в насмешку мужской палец медленно стёр оставшуюся на её губах пенку, попутно задержавшись на них ровно настолько, чтобы из Матвеевой вырвался непроизвольный вздох. В тишине квартиры он прозвучал непозволительно громко.
Но Кириллу этого было мало. Его рука уже скользнула ей на затылок, зарываясь в плохо прокрашенных малиновых волосах, а лицо склонилось ниже. Их глаза снова встретились, возвращая ту искру, что зажглась в клубе. Несколько миллиметров отделяло от столь долгожданного поцелуя.
― Если я поставлю в центре комнаты шест, будешь танцевать мне по вечерам приват? Обещаю, тогда я больше никогда не буду ходить в стриптиз-клубы, ― сладко прошептали ей на ушко.
Дезориентированная и потерявшаяся в накрывших её эмоциях, она с трудом вынырнула из глубин на поверхность, приходя в себя. Правда хватило её лишь на то, чтобы злобно пнуть Кометова по колену. А надо было зарядить посильнее, отпихнуть и гордо свалить в закат.
― Могу прямо сейчас по твоим костям попрыгать, годится?
Ульяна ошарашено икнула, это её несильно куснули в нос.
― Что, завелась? ― усмехнулся Кирилл. ― Не ты одна умеешь играть в эту игру. Пошли.
― Стесняюсь предположить, куда.
― Правильно стесняешься.
Супер. Вот теперь точно надо сваливать. Вот только некуда. Метро уже не работало, а пешком до дома она бы в жизнь не потащилась. Спать же на лавочке… Да хрен вам! Не такие плохие условия ей сейчас предлагались. Так что она послушно поплелась следом, миновав стеклянные двери открытой террасы (собственная терраса под открытым небом), и свернула к лёгкой лестнице без перил, с которой открывался потрясающий вид на монументальное здание МИД, старомосковские переулки Арбата и башни Москва-Сити.
Второй уровень пентхауса занимали гостевые комнаты, выдержанные, как и вся квартира в спокойных чёрно-серо-белых тонах. Гостья насчитала не меньше четырёх дверей, но успела рассмотреть, что за ними находилось лишь мельком. Красиво, дорого, помпезно и всё же Матвеева бы на свой вкус разбавила всё это яркими оттенками, чтобы привнести немного цвета и красок.
Кирилл тормознул на одном из порогов. Мягкий свет напольного торшера осветил силуэты немногочисленной мебели. Большую часть помещения занимала огромная кровать, застеленная тёмным постельным бельём и заваленная ворохом подушек. Только таблички с ярким и звучным: "трах*дром готов использованию" и не хватало. На её фоне высокая открытая стенка с большой плазмой уже не бросалась в глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
― Располагайся, ― гостеприимно махнул рукой Кирилл. ― Холодильник почти пустой, но в морозилке лежит замороженная лазанья. Захочешь есть ― бери. Моя комната в конце коридора. Спокойной ночи. Утром отвезу тебя домой.
