— Вылазка из Тартара! — прохрипел Антигон.
— Да не! Какая вылазка? — отмахнулся Меф. — Зачем мраку проводить на вокзале операцию, пока мы здесь?
Он осекся. Кикимор, не отрываясь, смотрел на Мефа выпуклыми русалочьими глазами.
— Подумай сам! Меня нет смысла трогать: у меня и так бой скоро. Ты тоже, не обижайся, мало кому нужен, — вслух продолжил рассуждать Буслаев.
Антигон не двигался. Глаза его круглели все больше. До Мефа наконец дошло. Бывают мысли, которые ну никак не помещаются в одном человеке и становятся всеобщими.
— Гадская хозяйка!.. Ирка, Багров! — выдохнули оба разом и понеслись через зал ожидания.
Для суккуба и комиссионера их появление стало неожиданностью. У суккуба оказалась отменная реакция. Подпрыгнув, он сгинул. Комиссионеру же Меф, не замедляясь, на бегу сбрил голову.
Завизжала одна девушка, другая. Визг катился по залу, опережая Мефа. Только цыганские дети не голосили и любознательно поблескивали глазками. Думая, что дело в нем, Буслаев посмотрел на свою руку. Меч уже исчез. Да и вообще — материализовал он его всего на мгновение.
«Странно, — удивился Буслаев, — они же не могли ничего видеть! Комиссионер был под мороком. Чего тогда орать?»
И тотчас понял, что причиной паники стали не они. Дверь, ведущая на платформу, распахнулась. Навстречу им бежали люди. Кто-то упал, по нему промчались. Двое туристов толкались, сцепившись рюкзаками, которые не хотели бросить. Женщина кричала, чтобы не задавили ребенка. Ее ребенку было лет пятнадцать, и ростом он был под два метра. Другая, белая как холст, молча прижимала к груди грудную девочку. Антигона моментально сбили с ног.
Снаружи загрохотали выстрелы, похожие на раздраженные хлопки дверью — четыре, потом еще три и один. Меф услышал, как запрыгала гильза.
Чудом пробившись сквозь толпу, Буслаев выскочил на опустевшую платформу. Зал ожидания оказался не единственным местом, куда хлынула толпа. Кто-то спрыгнул на пути, кто-то удирал вдоль вокзала. Два молодых милиционера укрылись за телефонной будкой. Один вцепился в пистолет. Другой присел на корточки и в крайнем возбуждении кричал в рацию:
— Драка, что ли, сам не пойму… Тля! Парня зарезали и девку, кажись, тоже! Какие приметы, тля! Три черных… пули их не берут!.. Да какие негры?.. Откуда я знаю кто?
Платформу заливал потусторонний зеленоватый свет с четкой, металлом отливающей полосой у земли. Меф узнал его: такой бывает от артефактов мрака или мгновенных, с риском самоуничтожения, телепортаций из Тартара.
Глава 6. Крыло валькирии
— Мамка, титьку! — внятно потребовал умирающий старик.
Молодая баба, жена внука, с серьезным лицом села на кровать, открыла грудь и приложила к ней пустой рот умирающего.
Старик жадно припал к ней, счастливо зачмокал и успокоенью затих.
Улита. Из детских воспоминаний
Меф утащил Антигона и ушел сам, а Ирка с Багровым все стояли и не знали, о чем им говорить. Ирка что-то мычала, он чего-то блеял. Ферма имени правды жизни.
Багров сделал шаг. Всего их разделяло четыре шага. Ирка остановила его, выставив вперед ладонь.
— Я не скучала, — ляпнула она.
— И я. Мне было без тебя просто замечательно. — Багров вспомнил разбитые вагоны, где дуло из всех щелей.
— Ах так! Тебе было замечательно? — вспылила Ирка. — А мне еще лучше! Я тебя ненавижу!
Багров сделал еще шаг. На Иркину ладонь он не обращал внимания.
— А я тебя, — заверил он.
— Не повторяй за мной!
— Я не повторяю!
— Нет, повторяешь! Ты не понял: ты мне совершенно безразличен!.. Ты эгоист! Нельзя одновременно любить человека и использовать его. От какой-то из радостей придется отказаться. Так что сам подумай, что для тебя важнее.
Ирка не понимала уже, что мелет и, главное, зачем. Бэтла называла это «кукусостояние» и приписывала его всякой девушке в минуты предсчастья. С «любить и использовать» — это была старая заготовка, и теперь она выскочила некстати. С Иркой такое случалось: она выдумывала звонкую, как пощечина, фразу, а потом ляпала, как правило, мимо цели. Багров сделал еще шаг.
— Эй, ты что, не слушаешь?.. Оглох? Мерзкий, гадкий, самый любимый Багров! — бессильно произнесла Ирка.
«Я не хочу быть валькирией. Я хочу быть с ним», — отчетливо подумала она.
На лице Матвея стала расцветать улыбка. Медленная, неуверенная. Звуки вокзала куда-то исчезли, все стало неважным. Всего один шаг…
И тут Ирка увидела, как за спиной у Матвея из совершенно неважного ей сейчас небытия вырастает фигура. Матвей стал оборачиваться. Шею ему чем-то захлестнуло. Он упал. И только потом Ирка увидела короткий, непрерывно шевелящийся клинок, из тех живых клинков мрака, что, вонзаясь в тело, извиваются как змеи.
Страж мрака, поразивший Матвея, стоял и смотрел на нее. Он был небольшой, но плотный и мощный, с очень красными губами. Клинок в его руке, жадно втягивая кровь, тянулся к Ирке.
Ирка не испугалась. Она была жуткая трусиха (сама себя такой считала), но боялась всегда после, постфактум, когда сам источник страха уже исчезал. Кажется, это называется отсроченная реакция.
Валькирия шагнула назад, призывая копье. И уже перед самым броском осознала, что напавший на Матвея пришел не один. Второй страж вышагнул из раскаленного кольца телепортации в метре от нее, прикрывая лицо сгибом руки. Не хочет ждать, пока кольцо остынет. Третьего Ирка угадала за плечами, близко, чудовищно близко.
Ирка могла оставить копье у себя и защищаться, во метнула его в напавшего на Матвея. Страж попытался уйти от удара, но Ирка знала, что он будет пытаться это сделать, и перед самым броском копья послала перед ним его эфирную тень. Страж не успел разобраться, и от безобидной тени уклонился, а вот от копья нет.
Наконечник ударил точно в дарх. Вдавил его в тело и вместе с осколками дарха выглянул с той стороны.
Напоследок Ирка еще успела обрадоваться, что так и не успела испугаться… Большинство человеческих страхов являются заведомо ложными. Не в том смысле, что ничего не надо бояться, а в том, что боимся мы заведомо не того.
* * *
Проскочив мимо милиционеров — тот, что тряс пистолет, попытался схватить его за плечо, — Меф пробежал к центру свечения, где угадывал Ирку. Валькирия-одиночка лежала на платформе. Одна из одетых в черное фигур только что нанесла ей мечом удар и выпрямилась.
Меф закричал. Его и Ирку разделяло шагов пятьдесят. Пробежать их он не успел. Из-за чугунного столба, на котором держался вокзальный навес, навстречу ему рванулся темный силуэт. Синеватая дуга полоснула сверху вниз. Меф ушел от удара прежде, чем понял, что это был клинок. Ушел плохо, с завалом, и его тотчас атаковали ногой в лицо. Меф узнал технику. Школа Среднего Тартара, которую практиковал и Арей, не зацикливается на одной рубке — бей всем, чем возможно. Единственное условие — победа.
Отброшенный на грязную платформу, Меф успел перекатиться и призвать меч.
— Ну же! Иди сюда!
Буслаев задыхался, перед глазами все плыло, и только чудом он не рубанул подбежавшего Антигона. За ним по платформе, как на буксире, волокся милиционер, попытавшийся удержать «дитятку» за ногу. Когда Антигон остановился, бедняга разжал руки и остался лежать.
Булава вращалась как пропеллер. Задыхающийся от бега, красный, кикимор был свиреп, как сорок тысяч кабанов. Прежде, чем кикимор метнул булаву, черная фигура исчезла. Меф увидел, как она спрыгнула на пути прямо под подваливающий поезд «Севастополь — Петербург», который так и не успели остановить. Машинист запоздало загудел. К краю платформы Меф не подходил. Он и без того знал, что стражи из Тартара под поезд не попадают.
— Бежать можешь? — Антигон дернул Мефа за запястье.
Подбегая туда, где лежала Ирка, Меф увидел, как страж мрака — высокий, костистый, с покрытым рытвинами лицом — зачем-то наклонился и, захватив что-то левой рукой, мазнул мечом, как человек, режущий хлеб. Потом выпряхмился и с явной издевкой показал Мефу белое, с подтеком крови, крыло.
Меф на бегу выставил клинок, но достать врага не успел. Страж исчез, не приняв боя. Меф сгоряча едва не прыгнул в зияющую дыру его телепортации и остановился на самом краю. Нет, туда ему не надо. Такой глубокой дыра может быть в единственном случае — при перемещении в Тартар.
Круг телепортации облизал его меч и со звуком лопнувшей лампочки закрылся.
Антигон стоял на коленях и, наклонившись, выл. Буслаев никогда не слышал таких звуков. На платформе, покрытой мелкими лужицами, лежал лебедь с отрезанным крылом. На втором белоснежном крыле отпечатался след сапога.
На глазах у Мефа лебедь затуманился, исчез, и он опять увидел Ирку. Она лежала на спине очень спокойная. Лицо у нее было чуть укоризненное, даже, пожалуй, вежливо-укоризненное. Казалось, она хотела спросить у своего убийцы: ну и зачем вы затеяли всю эту нелепость?
