Но Борца чувствовал, что мысли ее витают вдали от лыж, что Зарика продолжает размышлять о своих биологических экспериментах.
— Не откладывай.
— Мне необходимо завершить опыт. Если я его прерву, все погибнет. Придется начинать сначала.
— Сколько тебе для этого потребуется времени? — спрашивал Борца, предчувствуя худшее.
— Думаю, недельки полторы — две, — невинным тоном отвечала Зарика.
— Но ведь к тому времени наступит весна! — с отчаянием восклицал Борца. — Снег осядет, какие тогда лыжные прогулки, скажи, пожалуйста?
Но Зарика оставалась неумолимой: вне биостанции она себя не мыслила.
Каждодневные переговоры Борцы и Зарики всегда, таким образом, заходили в тупик. Кончался один эксперимент, тут же начинался другой — у Зарики всегда находился веский довод, чтобы отказаться от лыжной вылазки.
— Ты променяла меня на свои вирусы, — заявил ей однажды Борца.
— Ну миленький, ну подари мне еще денька три — четыре! — взмолилась Зарика.
— В последний раз?
Зарика рассмеялась:
— В предпоследний!
Снова и снова увлекаясь все больше и больше, она с восторгом рассказывала Борце о биостанции, о замечательных людях, которые там трудятся, о лаборатории, которую ей недавно выделили, но том, насколько перспективна и многообещающа ее новая работа. Зарика мечтала синтезировать универсальную вакцину, пригодную на случай неведомой болезни, могущей вдруг поразить человечество. На биостанции в этом отношении были богатые традиции: именно здесь изобрели противоядие, которое в сочетании с невесомостью спасло Борцу, Зарику и других…
— Не хочу, чтобы вновь мог повториться тот кошмар, — говорила Зарика Борце.
— Скоро ты получишь свое снадобье? — спрашивал Бориа. — А то снег растает, и мы так и не покатаемся вместе на лыжах.
— Снег еще не раз выпадет и растает… Да и не все гладко у меня.
— У того, кто изобретает, путь не устлан розами. По себе знаю, — утешал Борца.
— Не в розах дело, хотя по цветам ты, как известно, мастер. Трудностей много, — жаловалась Зарика. — Как головы дракона: срубишь одну — вырастает другая.
— Но Ласточкино гнездо поддерживает тебя? — этим традиционным вопросом всегда заканчивались их беседы.
— Поддерживает пока, — отвечала Зарика, и Борца по голосу чувствовал, что она улыбается.
Оба называли биостанцию, на которой трудилась Зарика, не иначе, как Ласточкино гнездо. Так повелось с той памятной ночи, когда Борца провожал Зарику к Чертову пальцу. Название привилось.
Однажды, когда день выдался особенно погожий, и солнце припекало совсем по-летнему, и сосульки на крышах и карнизах таяли, обдавая прохожих брызгами, Борца почувствовал, что больше ждать невозможно: он должен сейчас же, немедленно, услышать Зарику, должен увидеть ее — не по видео, а рядом. С трудом выбрав свободное местечко на скамейке городского сквера, по которому он проходил, Борца сел и постарался сосредоточиться, готовясь к разговору с Зарикой. Затем сунул руку в карман и, сжав в кулаке маленький шарик биосвязи, закрыл глаза. Перед его мысленным взором выплыло лицо Зарики.
— Ты не на работе? — изумилась Зарика.
— Уже освободился. И завтра у меня свободный день. И по этому поводу предлагается, чтобы научный сотрудник биостанции Зарика обратилась к своему профессору с просьбой…
— Знаешь, Борца, — перебила Зарика, — мне пришла счастливая идея: взять в работу сок трабо. Я все время чувствовала, что в нем есть необходимый для опыта ингредиент, но он ускользал… Да его и немного в каждом плоде — всего несколько молекул. Но теперь, кажется, я нащупала правильный путь. Необходимо…
— Необходимо нам с тобой встретиться, — перебил Борца.
— Может быть, на той неделе…
— Сейчас.
— Милый, невозможно, — горячо заговорила Зарика; ее слова одно за одним отдавались в мозгу Борцы. — Это вещество — я еще не придумала ему названия, потому что даже не уверена в его существовании, — ведет себя ужасно капризно. Да, да, представь себе, какая-то мистика. Сегодня оно появляется в плоде трабо, а завтра бесследно исчезает. Именно сегодня…
— Именно сегодня я хочу тебя видеть. А таинственные молекулы появятся и завтра, — сказал Борца.
Что-то в его тоне заставило Зарику заколебаться.
— Право, не знаю… — сказала она.
— Человек не машина. Он не может без отдыха.
— Скажите какое открытие!
— В общем, если мы немедленно не встретимся, я отправлюсь вслед за Бузивсом, — заявил Борца.
— Ты заболел? — встревожилась Зарика.
— И, боюсь, неизлечимо. Только один человек в мире может меня исцелить. Называется моя болезнь…
— Ладно, — неожиданно согласилась Зарика. — Ты упрям, как сорок тысяч роботов. Где встретимся?
— Вот это деловой разговор! — обрадовался Борца. — Лыжи я для тебя припас. Буду ждать тебя в Музее звездоплавания. Оттуда до моего загородного коттеджа рукой подать.
В музее в этот день было немного народу. Они побродили по дорожкам, посмотрели несколько новых экспонатов. Космодром недавно реконструировали, и ступать по его новеньким плитам было приятно. Повсюду, словно зубцы скал, возвышались острые носы устаревших ракет.
Несколько фраз, которыми они обменялись, начинались со слов: «А помнишь?»
Борца рассмеялся.
— Знаешь, я подумал, что у нас с тобой уже есть общее прошлое, потому что есть воспоминания, — сказал он.
— Я тоже подумала об этом, — тихо произнесла Зарика.
Борца посмотрел на Зарику. С тех пор как они расстались в горах, в чем-то она изменилась. Он заметил это только сейчас, хотя по видео они виделись часто. Возмужала? Стала строже, сдержанней?
— Как тебе работается? — спросил он. Зарика улыбнулась.
— Об этом я докладываю вашей милости каждый день, — сказала она.
— А я хочу слушать твой голос. Скажи, неужели тебе и впрямь пришлось начинать от нуля? — спросил Борца. Ход его мысли был понятен Зарике.
— Почему же от нуля, — сказала она. — Кое-какие знания, приобретенные на «Альберте», мне пригодились. Правда, немного. Кое-что устарело. Зато знания, которыми меня нафаршировали в Гостинице «Сигма»… Знаешь, обучение во сне — великая штука! — заключила Зарика.
— И ты усвоила их? Не лежат эти знания мертвым грузом?
— Как тебе сказать… — сощурилась Зарика. — Иногда, когда мы обсуждаем с профессором какой-нибудь вопрос и он вдруг ввернет что-нибудь мудреное, меня так и подмывает сказать: «Я этого не знаю». И вдруг из глубины памяти всплывает… И я, как равная, говорю с ним, да еще спорю!
