Я хотела расплатиться с тобой серьгами, поросеночек, но заметила, что уши у тебя не проколоты. Купи себе сам что-нибудь приятное.
Мэт снова еле сдержал слезы. Он всегда дарил женщинам подарки! Мир перевернулся вверх тормашками! Поросеночек? О Свет! Однако он все-таки взял маску. Тайлин должна ему гораздо больше, учитывая, что из всей его одежды уцелела лишь куртка.
Когда Мэт наконец спустился в маленький затененный дворик, где они встречались каждое утро около крошечного круглого бассейна, в котором плавали листья лилий и мелькали серебристые рыбки, то обнаружил там Налесина и Бергитте, тоже принарядившихся к Празднику Птиц. Тайренец удовлетворился простой зеленой маской, а маску Бергитте, всю в желтых и красных перьях, венчал хохолок, золотистые волосы с прикрепленными к ним перьями свободно спадали на плечи, полупрозрачное платье с широким желтым поясом было густо усыпано желтыми и красными перьями. Бергитте не выглядела полностью обнаженной, как Риселле, и все-таки сквозь платье нет-нет да и проглядывало тело, особенно при движении. Мэту никогда даже в голову не приходило, что Бергитте, как всякая другая женщина, может носить платье.
– Иногда даже забавно, если на тебя обращают внимание, – сказала она, ткнув Мэта кулаком под ребра, когда он выразил свое восхищение. Усмешка, предназначенная Налесину, намекала на его любимую забаву – щипать молоденьких служанок за мягкие места. – Танцовщицы с перьями, конечно, прикрыты поменьше, но вряд ли это платье стеснит мои движения. Да и с чего бы нам особо дергаться на этом берегу. – Кости оглушительно грохотали у Мэта в голове. – Что тебя задержало? – продолжала Бергитте. – Прежде ты не заставлял нас ждать. Наверно, веселился с хорошенькой девушкой? А?
Мэт от всей души надеялся, что не покраснел.
– Я... – Он никак не мог сообразить, что сказать в свое оправдание, но как раз в этот момент во двор ввалилось с полдюжины мужчин в украшенных перьями куртках, все с узкими мечами на бедрах, все, кроме одного, в вычурных масках с яркими хохолками и клювами, изображающих невиданных птиц. Исключение представлял Беслан, он вертел свою маску в руках, держа ее за тесемки. – Кровь и кровавый пепел, он-то что здесь делает?
– Беслан? – Налесин сложил руки на эфесе меча и недоверчиво покачал головой. – Ну, сгори моя душа, он заявил, что собирается весь праздник провести с тобой. Якобы ты ему это пообещал, так он говорит. Я сказал ему, что он может смертельно заскучать, но он мне не поверил.
– Вот уж ни за что не поверю, что с Мэтом соскучишься, – сказал сын Тайлин. Его поклон предназначался всем, но темные глаза задержались на Бергитте. – Мне никогда не было так весело, как в Ночь Свован. Мы тогда славно попьянствовали с Мэтом и Стражем леди Илэйн, хотя, по правде говоря, я мало что помню.
Казалось, он не узнал в Бергитте Стража, о котором говорил. Странно, ведь она обычно заглядывалась на совсем других мужчин. Беслан хорош собой, может, даже чересчур, не того типа, который привлекал ее внимание. И Бергитте лишь слабо улыбнулась в ответ и даже поежилась под его испытующим взглядом.
В эту минуту, однако, Мэта не волновало, как она себя ведет. Очевидно, Беслан не подозревал, что произошло между ним и Тайлин, иначе его меч уже наверняка покинул бы ножны, но все-таки Мэту меньше всего на свете хотелось провести целый день в его обществе. Это было бы мучительно. В отличие от матери Беслан все же имел определенные понятия о приличиях.
Только вот Беслан... Он вытянул из Мэта это проклятое обещание провести вместе все праздники и отнесся к нему на диво серьезно. Чем больше и горячее Мэт, вполне согласный с Налесином, убеждал Беслана, что ничего интересного их сегодня не ожидает, тем настойчивее держался сын Тайлин. Постепенно лицо его начало мрачнеть, и у Мэта мелькнула мысль, что, если продолжать в том же духе, Беслан вполне может пустить в ход меч. Ладно, обещание есть обещание. Кончилось тем, что, когда он вместе с Налесином и Бергитте покидал дворец, полдюжины этих идиотов в перьях с важным видом шествовали следом. Мэту почему-то казалось, что этого не произошло бы, оденься Бергитте как обычно. Все они, глупо улыбаясь, так и пожирали ее взглядами.
– С чего это ты так завертелась, когда он принялся на тебя пялиться? – пробормотал Мэт, плотнее затягивая тесемки своей орлиной маски, когда они уже пересекали площадь Мол Хара.
– Я не вертелась, я просто... слегка подвинулась. – Ответ Бергитте настолько вопиюще не соответствовал действительности, что в любом другом случае Мэт просто расхохотался бы. Внезапно она снова усмехнулась и понизила голос, чтобы ее мог слышать только Мэт: – И впрямь забавно, когда на тебя обращают внимание. На мой вкус, все эти молодые люди слишком... хороши, но это вовсе не означает, что мне не доставляет удовольствия, когда они смотрят на меня. Ой, смотри, какая хорошенькая! – добавила Бергитте, кивнув на пробегавшую мимо стройную женщину в голубой маске совы, наряд которой состоял из куда меньшего количества перьев, чем у Риселле.
Это была еще одна из особенностей Бергитте – она могла ткнуть Мэта локтем под ребро, чтобы обратить его внимание на симпатичную девушку, на которую, по ее мнению, ему будет приятно взглянуть, с такой же готовностью, как любой мужчина. При этом она рассчитывала, что он, в свою очередь, при случае обратит ее внимание на то, на что ей больше всего нравилось смотреть, – на самого безобразного мужчину, который оказывался поблизости. Не имело значения, что сегодня ей вздумалось вырядиться так, чтобы выглядеть полуголой... Нет, голой всего на четверть, точнее говоря... Все равно она... ну... друг. Занятная штука мир, как выясняется. Женщина, которую он воспринимал просто как хорошего собутыльника. И другая, преследовавшая его с тем же упорством, с каким он сам обычно волочился за приглянувшейся ему красоткой. Даже с большим, если уж на то пошло, – он никогда не преследовал ту, которая давала понять, что не хочет этого. Очень странный мир.
Солнце прошло только половину пути к зениту, а улицы, площади и мосты уже были запружены празднующими. На всех перекрестках давали представления акробаты, жонглеры и музыканты в расшитой перьями одежде, смех и крики подчас заглушали музыку. Люди победнее довольствовались тем, что привязывали к волосам голубиные перья, которые подбирали с мостовой шнырявшие в толпе нищие и уличные мальчишки, но чем тяжелее кошельки, тем наряднее оказывались маски и костюмы. Наряднее и зачастую непристойнее. И мужчины, и женщины сплошь и рядом были прикрыты только перьями и казались более обнаженными, чем Риселле или та женщина, что повстречалась на площади Мол Хара. Сегодня на улицах и вдоль каналов было мало торговцев, хотя множество лавок распахнули двери, особенно рядом с гостиницами и тавернами. Но тут и там в толпе встречались повозки, по каналам медленно скользили баржи, передвигаемые с помощью шестов. И на тех, и на других высились платформы, где расположились парни и девушки в ярких птичьих масках, целиком скрывающих лица, с раскидистыми, иногда очень высокими хохолками. Они прыгали, вертелись и махали руками с привязанными к ним разноцветными крыльями; стремительные движения мешали разглядеть детали костюмов. Хотя это, в общем, не имело значения, учитывая, что представляли собой костюмы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
