влюбленных, пары стариков и пары дзанни состав действующих лиц мог пополняться необязательными персонажами (дуэнья, капитан, лацци и др.)[1033]. Все вращалось вокруг счастья влюбленных.
Матримониальные коллизии являлись поэтому такой же неотъемлемой частью советской комедии, как и производственный конфликт. Чем же отличалась советская свадьба от традиционной? Об этом со знанием дела рассуждают две старухи из комедии Симукова «Свадьба»:
Палага (плачет). Дура я дурой нынче… (Вытирает глаза.) Что ж вспомнить? Из старой свадьбы и взять-то, пожалуй, нечего.
Мотылиха. Як это так? Церкву отменили — не жалко, попа отменили — не жалко. Пышности жалко! Бабам что похороны, что свадьба — первый театр. Помнишь, чай, сама — жених до невесты приезжает, кони в лентах, бубны бьют…
Палага. А у нас невеста до жениха приехала…
Мотылиха. Мать дочку иконой благословляет. Дочка плачет, все плачут… Красота была…
Палага. Да не с чего Кате плакать, то-то и беда. Разве что луком глаза натереть. А иконы, правда, жалко. Для сердца минутка памятная на всю жизнь… Теперь благословлять нечем…
Мотылиха. Тьфу!.. Так який же порядок у нас будет? Это ж свадьба!.. Наместо именья панского — колхоз, наместо каганца — электричество провели по хатам, а вот наместо попа пока ничего не выдумали!
В этих шутовских рассуждениях бросается в глаза отсутствие едва ли не главного — экономического — аспекта прежней свадьбы, где чувства молодоженов часто вообще не играли никакой роли, зато главную роль играли материальные соображения, связанные с темой приданого. Теперь они потеряли всякую цену, поскольку благосостояние колхозников таково, что молодежи незачем интересоваться этими аспектами жизни. Приданое не требуется, поскольку молодые ни в чем не нуждаются. Когда в «Свадьбе» председатель уговаривает жениха перейти в его колхоз, тот, держа в руках справку о трудоднях, заявляет, что ему безразлично, где жить, поскольку материальный аспект предстоящей женитьбы его вообще не занимает:
Петро. Колхозники хлеб везут по домам, радуются люди. (Вынимает какую-то бумажку, разглядывает.) Всё в этой бумажке. Если по-старому — я первый богач. Если по-старому — любой дивчине лестно в мой дом зайти… Что я могу? Я все могу. Захочу — обоями хату оклею, захочу — коврами пол устелю, захочу — оркестр найму в городе и пойду к Кате в Ермаковку песни играть под окном. Все могу, и все это лишнее. Может, зря я сразу не согласился? Не все ли равно, где жить?
Председателю нечем привлечь будущего молодожена:
Переходи к нам — все предоставим. Хата мала — хату отдельную дадим и при ней сад громадный, и вишни в саду, и пчелы. Выйдешь весной в сад с молодой хозяйкой, соловьи заливаются в леваде. <…> Какое есть желание — выполним, не постоим. Захочешь в район поехать — велосипед приготовим, по Донцу кататься — лодку…
На все это Петро отвечает:
Это и я могу. (Вынимает бумажку.) Видишь, Илья Парфеныч, квитанция, по ней я и соловьев получу, и вишни, и костюм хороший — все, что захочу. Четыреста пудов весит бумажка… (Подбрасывает ее на воздух.) И ждет все это добро хозяйку к себе, да, видно, у той хозяйки своего добра хватает. Тяжело стронуться с места.
Но если ни приданое, ни выкуп не нужны, на чем тогда строить интригу? В одной из самых популярных сталинских колхозных комедий, «Свадьбе с приданым», в основе интриги оказывается соцсоревнование. Во время смотрин один из сватов неосторожно пошутил о том, что за лучшего бригадира, «красу и гордость» колхоза, нужен выкуп, другой ответил: «Давайте приданое, тогда и выкуп получите», а третий выкрикнул, что, видимо, у колхоза невесты «своего хлебушка не хватает, раз о приданом разговор завели», председатель вспылил и заявил, что колхоз даст за невестой приданое:
Новое, Василиса Павловна! Советское, колхозное. Не разоренье для тещи, а всем на пользу. Мы нынче насчет соцсоревнования между нашими колхозами договаривались. Вашей окончательной цифры еще не знаем. А мы на круг по ячменю сто двадцать пудов с гектара обязуемся дать. Ольга Степановна по своей бригаде сто тридцать пять обязалась. Я по моей бригаде — сто сорок. Теперь она к вам уходит — вам прибыль, нам убыток. Вот я и предлагаю, хоть она от нас уйдет, — все равно по ее бригаде столько же дать, а в честь ее лично еще пять пудиков набавить. Сто сорок и по ее бригаде, и по моей. Подходящее будет приданое? <…> Только и женишок по-советски, по-колхозному ответить должен. (Обернулся к Максиму.) Ну-кось? Что в честь красавицы нашей, суженой своей, сотворишь? Какой ей подарок от тебя будет?
Жених обещает сто тридцать пудов с гектара. И тут взрывается невеста:
Ольга. Сто тридцать?! Не дашь.
Максим. Дам.
Ольга. Максим, зачем зря говорить?
Максим. Сказал — дам, значит — дам. <…>
Ольга. Максим, не можешь ты сто тридцать дать. Чтобы так скакнуть, надо всю работу у вас в колхозе сверху донизу перестроить.
Максим. Перестроим.
Ольга. К агротехнике по-другому относиться, по-научному сеять, по-научному выхаживать урожай.
Максим. Я разве спорю?
Ольга. Ты агротехнику позади машины и дисциплины ставишь.
Максим. Потому что механизация и дисциплина — это для нас главное, важнее всего сейчас.
Ольга (с возмущением). Ну вот! (Матери и Авдею.) Слышали? (Максиму.) Думаешь: приказал — и от твоего приказа в колосе не пятьдесят, а сто зерен станет? Который год вы у Черного Бора ячмень по ячменю сеете? Ну-ка, скажи?
Максим (сдерживаясь). Оля, не будем сейчас про ячмень говорить.
Ольга (пылко). Нет, будем! Почему это не будем? А о чем же разговор? Не сдержишь слово, сорвешься — и мне с тобой краснеть? Не привыкла я!
Максим. Ольга!
Ольга (всем). Вот что хотите, а не могу хвастовства терпеть! Сохой на козе пашут, а фасону-то, разговору!
Максим (опешив). Как — сохой на козе?! Прошу объяснить! <…> Что значит «сохой на козе»?! Который год тракторами пашем, конными плугами! Триеры, сеялки! Сенокосилка, молотилка! Скоро ручной труд на зерновых вовсе ликвидируем. А она о козе и сохе!
Ольга. Отсталый колхоз ваш! Отстает! Вот в каком смысле соха.
Максим. Что значит «отсталый»?
Ольга. То значит, что ни машины, ни дисциплина не помогут, если в полеводстве с наукой не считаться! А вы не хотите считаться. Сколько раз мы с
