этаком. Потом, выйдя из тюрьмы, задумался, как можно судить о ком-либо по улыбке и выражению глаз. И кто он такой, чтобы осмелиться судить?
Мать Мичель Санчес сказала ему, что вот уже год ее посещают ужасные кошмары. Она просыпалась среди ночи или среди дня (когда работала в ночную смену) с мыслью, что потеряла навсегда свою малышку. Серхио спросил, была ли Мичель самой младшей в семье. Нет, у меня еще двое малышей, ответила женщина. Но во сне я точно знала, что потеряла Мичель. Почему? Не знаю, Мичель во сне была совсем маленькой, не такого возраста, как сейчас, во снах ей было два или три года максимум, и потом она исчезала. Я не видела того, кто забирал ее у меня. Я видела только пустую улицу, или пустой двор, или пустую комнату. И сначала там была моя малышка. А когда я снова туда смотрела, ее уже не было. Серхио спросил, не страшно ли людям так жить. Матерям страшно, сказала женщина. Некоторым отцам тоже. Но вот чтобы всем — нет такого. Прежде чем попрощаться на подъезде к индустриальному парку Арсинио Фаррель, женщина сказала, что сны начались тогда же, когда она впервые увидела по телевизору Флориту Альмаду, Святую, как ее здесь называют. Толпы женщин подходили пешком или выходили из автобусов, которые развозили рабочих по разным фабрикам парка. А автобусы бесплатные? — рассеянно спросил Серхио. Тут ничего бесплатного нет, ответила женщина. Потом он спросил, кто эта Флорита Альмада. Старушка, она время от времени выступает по телевизору в Эрмосильо, в программе Рейнальдо. Она знает, кто прячется за преступлениями, и оповестила нас, но мы ее не послушали, никто ее не послушал. А она видела лица убийц. Если хотите узнать больше, идите и встретьтесь с ней, а потом напишите или позвоните. Я так и сделаю, сказал Серхио.
Хаасу нравилось сидеть на земле, прислонившись спиной к стенке, на теневой стороне прогулочного дворика. Еще ему нравилось думать. Ему нравилось думать, что Бога нет. Минимум три минуты. Также ему нравилось думать о ничтожности рода человеческого. Еще пять минут. Если бы не было боли, думал он, мы были бы совершенны. Ничтожны и чужды боли. Совершенны, епта. Но тут вступает боль, и все идет по пизде. В конце он размышлял о роскоши. Роскоши иметь хорошую память, роскоши знать язык или несколько языков, роскоши думать и не бегать от мыслей. Потом открывал глаза и смотрел как во сне, как некоторые «бизоны» ходят кругами, словно на пастбище, на другой, солнечной стороне дворика. Бизоны пасутся во дворе тюрьмы, думал он, и это его успокаивало, как транквилизатор мгновенного действия, потому что иногда, нечасто правда, день Хааса начинался с боли, словно бы ему воткнули нож в голову. Текила и Тайфун всегда были рядом. Иногда он чувствовал себя пастухом, которого даже камни не понимают. Некоторые заключенные двигались словно в замедленной съемке. Вот этот с напитками, к примеру, вот он идет к нам с тремя холодными банками кока-колы. Или вот те, что в волейбол играют. Прошлым вечером перед отбоем к нему пришел охранник и сказал следовать за ним — мол, его хочет видеть дон Энрике Эрнандес. Торговец наркотиками пришел не один. Рядом стояли мэр и чувак, который оказался его адвокатом. Только что поужинали, и Энрикито Эрнандес предложил ему кофе, от которого Хаас отказался — мол, не усну потом. Засмеялись все, кроме адвоката, который вообще стоял так, словно ничего не слышал. А ты мне нравишься, гринго, сказал наркоторговец, я просто хотел сказать, что дело «Бизонов» сейчас расследуется. Тебе понятно? Абсолютно, дон Энрике. Потом его пригласили сесть и спросили, как живется заключенным. На следующий день Клаус сказал Текиле: теперь дело в руках Энрикито Эрнандеса. Скажи это своему кузену. Текила согласно кивнул и ответил: отлично. Как же хорошо сидеть здесь в теньке, сказал Хаас.
Как сказала руководитель Департамента преступлений, совершенных на сексуальной почве, правительственного учреждения, которому еще полгода не исполнилось, пропорция убийств во всей Мексике была десять мужчин к одной женщине, а в Санта-Тереса — четыре женщины к десяти мужчинам. Руководительницу звали Йоланда Паласьо, это была женщина тридцати лет, с белой кожей и каштановыми волосами, держалась она очень официально — правда, за всей этой чопорностью проглядывало желание быть счастливой, желание вечного праздника. А что это — вечный праздник? — спросил себя Серхио Гонсалес. Наверное, то, что так отличает некоторых от остальных людей — мы-то все живем в постоянной печали. Жажда жить, жажда бороться, как говорил его отец, но бороться с чем, с неизбежным? Против кого сражаться-то? И для чего сражаться? Чтобы получить больше времени, уверенность, миг прозрения, миг, когда открывается самое существенное? Словно бы в этой сраной стране есть что-то прозревательно существенное, подумал Серхио, словно бы это все есть на нашей сраной злоебучей планете. Йоланда Паласьо окончила юридический факультет Университета Санта-Тереса, а потом специализировалась на уголовном праве в Университете Эрмосильо, но суды ей не нравились, как она позже обнаружила, гражданское право тоже не подошло, так что она пошла в следователи. Знаете, сколько женщин становится жертвами преступлений на сексуальной почве в этом городе? Более двух тысяч каждый день. И почти половина из них — несовершеннолетние. Возможно, эта цифра не включает в себя изнасилования, так что надо бы говорить о четырех тысячах изнасилований в год. То есть каждый день насилуют более десяти женщин! И она скривилась так, словно бы половые сношения имели место прямо в коридоре. Коридоре, слабо освещенном желтой флуоресцентной лампой, точно такой же, что пребывала погашенной в кабинете Йоланды Паласьо. Некоторые изнасилования, естественно, кончались убийствами. Но я не хотела бы преувеличивать: большая часть преступников просто насилует — и все, дальше занимается другими делами. Серхио не знал, что сказать в ответ. А знаете, сколько нас работает в Департаменте преступлений, совершенных на сексуальной почве? Я одна. Раньше у меня была секретарша. Но она выбилась из сил и уехала в Энсенаду к семье. Ничего себе, сказал Серхио. Это да, все так говорят, мол, фигасе, во дела, это что такое, но в момент истины никто ничего не помнит, не говорит и стальные яйца оказываются вовсе не такими стальными. Серхио посмотрел в пол, а потом перевел взгляд на усталое лицо Йоланды Паласьо. Кстати, насчет яиц, сказала она, может, пойдем поедим? Я просто помираю с голоду, а тут рядышком есть заведение, называется «Король тако», если вам нравится кухня текс-мекс, надо обязательно туда заглянуть. Серхио поднялся. Я вас приглашаю, сказал. Я в этом даже не сомневалась, отозвалась Йоланда Паласьо.
Двенадцатого апреля на поле рядом с Касас-Неграс нашли останки
