Первый этап переговоров прошел довольно напряженно. Ученые мужи держались замкнуто и гордо. Они не первый год занимали свои посты и сюда пришли скорее поразвлечься — и оттого не горели желанием общаться с богатеями, от которых так и несло деньгами.
Вот только познакомившись с Ду Ваньцюанем поближе, учёные мужи поняли, что он не так-то прост.
Ду Ваньцюань переплыл Западный океан [5] и повидал свет. Его характер, мышление и речь отличали его от обычных торговцев, а язык был настолько хорошо подвешен, что он уговорил бы и мертвого вернуться к жизни. Благодаря этому и тому спокойствию, с каким Цзян Чун разрешал споры, их твёрдые убеждения против пошатнулись.
После того, как все немного свыклись с новой системой государственного управления, Ду Ваньцюань с другими купцами закатил еще один частный банкет в самом большом зале в башне Ваннань, куда пригласили восьмерых самых влиятельных придворных министров во главе с Цзян Чуном.
Все гости возвысились из низов без участия влиятельных покровителей, сдав императорский экзамен.
Встреча продлилась восемь часов. Луна только показалась из-за верхушек деревьев, когда Цзян Чун поднял свою чарку и объявил, что собрание окончено.
Он степенно встал из-за стола и оглянулся по сторонам. Многие к тому времени знатно перебрали.
— Мы все уже напились и наелись вдосталь. Не хочу портить вам настроение. Давайте выпьем по еще одной чарке да разойдемся, — сказал Цзян Чун. — Война еще не закончилась, и рано или поздно придется выпускать еще партию ассигнаций Фэнхо. Вы, господа, преданно служите родине, так что...
Захмелевший Цзян Чун намеренно не стал договаривать — лишь ухмыльнулся про себя и залпом осушил чарку вина. Впрочем, все прекрасно понимали, что он имел в виду.
Можно преданно служить родине... Но не стоит забывать и о личной выгоде.
Долгие годы богатые купцы никоим образом не могли повлиять на императорский двор. Поэтому чтобы хоть кто-то представлял их интересы, они заключили союз с бедными и не имеющими ни власти, ни влияния гражданскими чиновниками.
Ду Ваньцюань по очереди распрощался со всеми чиновниками и купцами, а когда они разошлись, снова вернулся в башню Ваннань. Только не в большой зал, а в соседнюю комнату. Там было темно и безлюдно. Ее озарял лишь слабый свет подвешенной под потолком паровой лампы. На столе стояли две чарки рисового вина, миска жидкой каши и блюдечко с закусками. Сидевший там гость съел полмиски каши и выпил больше половины налитого вина. К закускам едва притронулись, но палочки для еды уже лежали на краю стола.
Ду Ваньцюань, изменившись в лице, вышел вперед и с почтением поприветствовал своего гостя:
— Ваше Высочество Янь-ван.
Чан Гэн вежливо кивнул.
— Господин Ду.
Глядя на выбранные принцем кушанья, купец засуетился:
— Я восхищен бережливостью Вашего Высочества, но башня Ваннань принадлежит нам. Почему бы не заказать более изысканных блюд? Наступило лето, пусть приготовят что-нибудь, что очистит сердце и поддержит здоровье...
— Не стоит беспокоиться. Эта еда мне вполне по вкусу, — Чан Гэн махнул рукой и добавил: — Прошу прощения за то, что переложил сегодняшнюю встречу на плечи господина Ду.
Ду Ваньцюань несколько раз заверил его, что это сущая безделица. Заметив, что Чан Гэн собирается уходить, тот учтиво придержал над ним зонтик.
— Экипаж ждет на заднем дворе. Прошу Ваше Высочество, сюда.
Когда Ляо Жань в первый раз собрал заседание Линьюань, чтобы решить судьбу жетона, самым непримиримым противником Янь-вана несомненно являлся Ду Ваньцюань. В молодости при поддержке Линьюань этот купец заработал свое состояние, поэтому прекрасно понимал, насколько влиятельна их организация. Тогда Ляо Жань предложил ему доверить дело всей своей жизни совершенно незнакомому человеку — неудивительно, что эта идея не пришлась ему по душе.
Спустя полгода совместной работы с Янь-ваном Ду Ваньцюань превратился в его самого преданного сторонника.
Много лет Ду Цайшэнь провел в странствиях — успел побывать и на юге, и на севере, и его опыт и знания намного превосходили обычных людей. Его терзало смутное предчувствие, что Чан Гэн не только спас страну в отчаянной ситуации, но и проложил дорогу в будущее. Ду Ваньцюань не мог скрыть своего волнения. Тернистый путь к процветанию Великой Лян начинался с Императора У-ди, затем достигал пика и падал в бездну во время правления Императора Юань Хэ, а во время Императора Лунаня этот путь подошел к концу. Сейчас определенно наступил переломный исторический момент.
И для того, чтобы запрыгнуть в эту лодку, принцу хватило обычного деревянного жетона.
Чан Гэн уже подошел к двери, когда пошарил рукой на поясе и остановился.
Ду Ваньцюань заметил его растерянность и заботливо спросил:
— Ваше Высочество что-то потеряли?
— Да ничего, — рассеянно ответил Чан Гэн. — Благовония закончились.
В последнее время у него было слишком много забот. Успокоительное быстро заканчивалось, а времени пополнить запасы все не было. Чан Гэн вздохнул и усмехнулся.
— Господин Ду, все в порядке. Вам не обязательно меня провожать, лучше передайте сообщение для господина Фэнханя. Его давние мечты однажды сбудутся.
Чан Гэн не умел пить. К счастью, пока не нашлось на свете такого дурня, которому хватило бы дерзости попытаться напоить цинвана. Кроме того, будучи человеком сдержанным, Чан Гэн и сам никогда сильно не напивался. Но судя по тому, как всего от двух-трех чарок вина у него раскалывалась голова, он и правда не умел пить.
Обычно Чан Гэн ни капли вина не брал в рот, но сегодня, проведя большую часть дня в тайной комнате, вслушиваясь в чужие разговоры, он до того утомился, что не стал возражать, когда слуги принесли ему две маленькие чарки рисового вина, чтобы немного взбодриться. Знал бы тогда Чан Гэн, что алкоголь в его случае не только не облегчит сон, так еще и приведет к жесткой бессоннице.
Довольно долго он ворочался на простынях и заснул только к четвертой ночной страже [6]. В полудреме ему показалось, что кто-то вошел в комнату. Чан Гэн протянул руку и зажег маленькую паровую лампу, висевшую в изголовье кровати. То ли из-за стоявшей в последние дни в столице влажной и дождливой погоды, то ли из-за того, что в комнате давно никто не жил, паровая лампа мигнула и тут же погасла.
Гость привычно присел на краешек покрывала и со смешком спросил:
— Что ты делаешь в моей постели?
Эти слова ошарашили Чан Гэна. Он хорошо видел в темноте, так что и при скудном освещении смог разглядеть вернувшегося домой Гу Юня.
— Ты разве не писал, что вернешься в столицу только через два дня? Как тебе удалось так быстро добраться сюда?
Гу Юнь вальяжно потянулся и прилег на бок.
— Соскучился по тебе, поэтому подгонял коня, чтобы поскорее повидаться.
Они расстались под новый год. Зима сменилась весной, сейчас уже наступило лето — выходит, они не виделись целых полгода. Гу Юнь часто ему писал и вкладывал небольшие личные подарки в военные донесения, но разве могут слова, написанные на бумаге, сравниться с живым человеком?
Чан Гэн невероятно соскучился и бросился к нему, чтобы крепко обнять.
Дождь на улице прекратился, и комната утопала в печальном лунном сиянии. Гу Юнь отпрянул назад, ловко уходя от объятия, и встал у окна, заслонив свет, точно приставший к окну листок бумаги. Можно было предположить, что свою легкую броню тот не снимал целую вечность.
— Мы только встретились, а ты уже распускаешь руки? — сказал Гу Юнь. — Я приехал сюда для того, чтобы повидаться с тобой.
Чан Гэн не знал плакать ему или смеяться от этих обвинений. И как этому наглецу еще хватает совести жаловаться? Кто первым распустил руки? Но когда до него дошла вторая половина предложения, его улыбка побледнела. Заметив неладное, он спросил:
— Цзыси, что стряслось?
Гу Юнь сверлил его пристальным взглядом, но при этом не произносил ни слова.
Они долгое время не сводили друг с друга глаз. Повисло неловкое молчание. Один из них стоял, другой — сидел на постели. Казалось, будто они сейчас распрощаются навсегда.
