1 <…Миргородского полковника злесь в войску прежде врехмени без
очевидного обличения взять, ковать и до Киева за караул посылать нельзя-
никакою мерою, покамест очною ставкою он полковник не уличится и
не обличится, если он имел какое с Кочубеем в воровстве теперешнем
согласие, а наипаче ныне когда и сам Кочубей згОворил и очистил его, полковника миргородского, от того согласия, и если под сее время, а еще
и в войску возмется тот полковник, то может учиниться мятеж и бунт, чего сохрани Боже, понеже его, миргородского полковника, все в войске
почитают и любят, а если его полковника та токмо вина изъявляется, что
он перестерег Кочубея от посланных моих, и о том вашей вельможности
объявляю, что он то учинил не нарочно, но сталось то з пригоды нечаянно
таким образом: когда и, исполняя премощный его царского величества
указ собственноручный, послал полковника гадяцкого и полковника
компанейского в трисотном числе компанеи тайно по Кочубея и Искру в
полк Полтавский и по отправке той посылки удерживал в собе тот секрет
чрез две недели и никому о том указе не объявлял, тогда пришед ко мне
господа сотники и полковники при боку моем обретаючиися, донесли мне, что козаки ходя собранием и пьяные и трезвые переговаривают и говорят
о некаких противных чести моей плевелах от Кочубея разсеянных, а один
из монастыря печерского схимонах муж словом и делом свят, у которого
для пользы духовной всегда бывают полковники и старшины, прислал
мне осторожность, что от Кочубея приносятся вредительные гонору моему
разглашения в народе. Того ради видя я, что воровство Кочубеево и Ис-
крино в явление приходит и предваряя дабы оттуды не учинился какой
митеж, а надеясь, что посланные мои компанеею имели уже стать в
полку Полтавском, понеже той их посылке уже две недели совершилося, призвал к себе генеральную старшину и полковников, где был и
полковник миргородский, объявил им дело и сказал, что по именному его
царского величества указу собственноручному послал компанею для взятья
Кочубея и Искры. Тогда полковник миргородский пад мне в ноги со
слезами учал просить указу листовного к посланным моим, чтобы они
зятя его, а сына Кочубеева не брали и не ковали, дабы дочь его не
испужалася и от печали не умерла, да и просил дозволения дабы мочно
было и ему, полковнику, написать до зятя своего, чтоб он, когда отца
будут брать, в то не мешался, который как сам затеял, так чтобы сам и
отбывал, а он зять чтоб ехал с своею женою до Сорочинен в дом его
полковничий. И по тому его полковника слезному прошению далем ему
до посланных моих лист, чтобы зятя его не занимали и не возбраняли
ехать в Сорочинцы, и ему полковнику позволилем до того своего зятя
писать, с которым моим листом до зятя а не до Кочубея послал он
полковник слугу своего прямо до маетности Кочубеевой, надеясь, что там
уже посланных моих застанет, который слуга не знаючи дела и розми-
нувши с посланными моими (которые за многими переправами а наипаче
на реках Днепре, Пеле, Ворскле и прочих и обходя прямой тракт для
порванных гребель от роспаления водного на Лубны, умедлили в том
пути) прибежал в маетность Кочубееву до Диканьки и явився во дворе
отдал сыну Кочубееву при самом отце от полковника миргородского тестя
624
27 апреля взяты в бумагах Кочубея челобитная на имя
государя, где изложена настоящая причина злобы к гетману, письма
гетмана к Кочубеевой Мотре и письмо самого гетмана по этому
поводу. Поп Иван Святайло сознался, что челобитную составлял
он, со слов Кочубея, который просил его, как духовную особу, сочинить, <вынимая тексты из Священного Писания>.
30 апреля Кочубей, Искра и все прикосновенные к делу, исключая ахтырского полковника, отправлены в оковах в
Смоленск. Их везли под караулом до Поречья на судне, а потом
на повозках в Смоленск. Там порассаживали их порознь, запретивши им видеться и сноситься между собою. При Кочубее
и Искре постоянно находились два офицера, переменяясь так, чтобы преступники не могли быть ни минуты без надзора. Хотя
поп Святайло, сотник Кованько, перекрест Яценко и писцы не
обвинялись прямо в доносе на гетмана, но министры нашли, что их нельзя отпускать в Украину, потому что тогда гетману
будет это <не без сумнения>. Министры предоставляли
окончательную судьбу всех преступников царской воле, но
представляли на утверждение царю приговор: Кочубея и Искру казнить
смертью, попа Святайла сослать в Соловки, а сотника Кованька
в Архангельск для поверстания в службу: Яценка и чернеца
Никанора, которые, собственно, были только передатчиками
доноса, за то, что впутались в чужие дела, сочли неприличным
оставлять в Украине и приговорили их сослать на жительство
в какие-нибудь великороссийские городы. Федора Осипова
отпустили с похвалою, нашедши его <человеком добрым, умным
и на нынешнее время потребным>. О нем написана была
похвальная грамота к киевскому губернатору, которому
указывалось распространить ее по всей Малороссии.
Мазепе было не по вкусу, что дело о доносе на него
разбиралось не в Украине, и он несколько раз письмами домогался
его лист, а Кочубей писмо то взявши и прочет того ж часу ятся бегству.
И того ж дня которого он с Искрою ушол, нападши посланные мои
нечаянно на двор, не застали уже Кочубея и Искры, а посланные за
ними вслед гнали даже до Красного Кута, где уже не дерзая без ведома
моего им чинить, возвратилися паки до Диканьки в маетность Кочубееву
и там взяли было сына его зятя полковника миргородского и лист до него
писанный вышеупомянутый, из кармана выняв, ко мне прислали, который
у себе имею и ничего в нем противного не обретаю. Толко внутренкяя и
тайная Бог весть, для сего надобно бы тут Кочубея на очную с ним ставку
поставить, которою бы или осудился или оправдался, а покамест Кочубей
пришлется, приказал и сотникам и полковникам политично миргородского
полковника назирать да и сам недримательное на оного имею око, хотя
он еще ничего не знает, кроме того, что Кочубей на пытке был и
повинился>. (Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. №
8. Письмо Мазепы к Головкину, доставленное царю с письмом Головкина
от 9-го мая.)
625
от Головкина и Шафирова, чтобы враги его были присланы к
нему на расправу. Узнавши, что после первых допросов
обвиненных отправили в Смоленск до дальнейшего указа, Мазепа
встревожился, так как это показывало, что дело еще не
кончилось и может повернуться иначе. Тогда Мазепа еще сильнее
домогался присылки Кочубея и Искры к нему на казнь и пугал
царских министров, что в Малороссии происходят толки и
расходятся слухи, будто Кочубей придет снова в царскую милость
и станет гетманом1.
Но царя Петра беспокоила в то время мысль: не совершен
ли был этот донос по неприятельскому подущению. Время было
военное, и мысль эта, естественно, приходила царю в голову.
Ему казалось, что Кочубея и Искру допрашивали недостаточно
строго. По отправлении их в Смоленск, когда министры
прислали к царю проект решения дела, Петр приостановил
утверждение и написал Головкину, чтобы преступников еще раз
допросили с пыткою. Напрасно Головкин представлял государю
1 23 мая писал Головкин царю: <Кочубея и Искру отослали в Смоленск
и велели держать их до указу вашего величества, только не было бы
продолжением того дела сумнения гетману. Многократно просит он
прислать оных в войско для обличения их воровства и потом карания, какое
ваше величество над ними учинить повелите. А в народе малороссийском, от его Кочубеевых единомышленников разсееваются многие плевелы: будто Кочубея и Искру из Смоленска в Петербург препроводили и будто на
него гетмана ваш великий гнев; и ныне-де обозного генерального челяд-
ника в Киев едучого в одном малом местечке Оленовце за то только, что
просил подводы, старшина тамошняя била и из местечка, отнявши
лошадь, выгнала с таковыми выговорами: полно уже вашего гетманского
панства! Приедет на вашу всех погибель Кочубей! Тоже всюды в простом
народе безумные повести разглашаются, будто Кочубей в великой милости
вашей здесь, а Искра будто послан гетманом города какого-то добывать, а когда добудет, отпущен будет на гетманство. Такое-де смущение и
