(посад) батуринском, где прежде Кочубеи обыкновенно проживали, когда пребывали в Батурине. Через неделю ее перевели в другой
кочубеевский двор, старый, находившийся в средине города или
замка: там назначили ей помещение - одну только тесную хату. Во
дворе поставлено было два караула: один жолдатский1, другой
московский (великорусский); запрещалось кому бы то ни было
посещать узницу; не дозволялось не только приходить во двор, но и
приближаться к огороже двора.
Между тем в Красный Кут, где скрылись диканьские беглецы, прибыл великороссийский офицер с письмом к Осипову от
Головкина. Канцлер поручал Осипову увидеться с Искрою, сказать, что
царь желает лично от него слышать о таком важном деле, и он, Искра, должен вместе с Осиповым ехать чрез Смоленск в главную
квартиру государя. Затем канцлер прибавлял, что Осипов и Искра
должны быть благонадежны в царской к ним милости и оба они за
свою верность получат себе от царя награду.
Осипов и Искра собрались ехать. Предполагалось Кочубею
оставаться в Слободском крае, куда не простиралась власть гетмана
и где поэтому не имел права самовольно добывать Кочубея Мазепа.
Кочубей, однако, поехал проводить Осипова и Искру до Белгорода, но едва все доехали до Богодухова, как явился другой офицер с
письмохМ Головкина уже к Кочубею. Канцлер сообщал, что государь
указал и ему, Кочубею, как можно скорее приехать в ближние
места к Смоленску для свидания, разговора и совета о том, <как бы
злое начинание возможно было утаить и какую бы верную особу
избрать на место того подозрительного, не у мешкав>. Доставил это
письмо офицер гвардии Озеров, переодетый в польское платье для
сохранения дела в секрете.
* Жолдат - пеший казак, охранявший гетманскую резиденцию.
615
Все поехали. По-видимому, счастье повезло доносителям.
Письма Головкина показывали доверие к ним. Сами они заранее
выбрали нужных свидетелей к своему делу и ехали в надежде свергнуть
гетмана и вернуться с царскими наградами за верность законному
государю.
Они прибыли в Смоленск. Головкин находился тогда с своею
походною канцеляриею в Витебске и, узнавши о прибытии
доносителей, послал в Смоленск подполковника привезти их в Поречье
сухопутьем, а из Поречья в Витебск водяным путем. Уже заранее, соображаясь с образом воззрения самого государя, Головкин не
ожидал по розыску найти Мазепу виновным, а считал своим делом
только выведать, нет ли в этом доносе неприятельского влияния, и, в конце концов, предполагал отправить доносчиков в Киев, в
удовольствие гетману*.
18 апреля, в сопровождении подполковника Левашова, прибыли к Витебску Федор Осипов и двое главных доносителей: Кочубей и Искра, а с ними приехали еще лица, прикосновенные
к делу: священник Иван Святайло, сотник Кованько, перекрест
Петр Яценко, привезенный нарочно из Москвы, где содержался; кроме этих лиц, прибыли тогда двое писарей, племянник Искры
и 8 служителей. Всех малороссиян поместили в пустом панском
загородном дворе в разных светлицах.
На другой день 19 апреля Головкин и товарищ его Шафиров
приехали в этот двор и обратились прежде к Федору Осипову. Тот
мог сказать только, что, по приглашению священника Святайло, он
виделся с Искрою в своей пасеке на реке Коломаке и от него
услыхал обвинение гетмана в изменнических замыслах, а потом к нему
в Красный Кут приехали Кочубей и Искра. С Кочубеем он не был
вовсе знаком, а Искру знал только по войсковым делам.
Министры, снявши такое показание с ахтырского полковника, приказали позвать из других покоев Кочубея и Искру. Они приняли
их ласково и сказали: <Государь к вам милостив, надейтесь на
царскую милость и подробно изложите все дело, ничего не опасаясь>.
Головкин отпустил Искру, оставил при себе одного Кочубея, и
тот, ободренный ласковым приветом, проговорил некороткую речь, вспомнил измену Бруховецкого, навлекшую на малороссийский
край смятение и кровопролитие, вспомнил, как после усмирения
края царь гневался на генеральных особ за то, что, находясь близко
к гетману, не заметили его злокозненного намерения и заранее о
нем не сообщили. Теперь, замечая в поступках своего региментаря
* <…А сыскав основание того дела по домогательству гетманскому и
по вашему указу, пошлем их для публичного окончания того розыску к
князю Дмитрию Михайловичу Голицыну в Киев, чтоб тем показать
гетману довольство>. (Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение
И. Кн. № 8. Донесение царю Головкина 18 апреля.) 616
злое намерение и услышавши собственными ушами такие слова от
него: <Под ляхами, конечно, будем>, - они решились объявить
царскому величеству. Они поступают так не ради каких-нибудь выгод, а <единственно величая превысокое достоинство великого государя>.
С этими словами Кочубей подал донос, написанный в 33-х
пунктах, которые по содержанию сокращались в 27.
1. В Минске в 1706 году гетман говорил ему, Кочубею, наедине, что в Белой Кринице княгиня Дольская, мать князей Виш-
невецких, передавала ему, что король Станислав хочет учинить
гетмана князем черниговским, а войску запорожскому даровать
желанную вольность.
2. Гетман хулил князя Огинского, польного гетмана
литовского, за то, что держится союза с великим государем, тогда как все
уже паны от этого союза отступили.
3. Когда Мазепа услыхал, что Август уехал из Польши в
Саксонию, то произнес: <От! чего боялися, того не убоялися!>
4. В 1707 году мая 10-го, возвратившись из похода и
приехавши в Бахмач, Мазепа тихим голосом спрашивал его, Кочубея: справедливы ли слухи, что царских ратных людей побили
поляки у Пропойска, и сказал, что к нему не дошла почта, по
которой это известие было ему сообщено в обоз от Кочубея.
5.11 мая того же года в своем дворе в Гончаровке Мазепа
беседовал с ним, Кочубеем, и со Скоропадским, сказавши, что получил
ведомость об избиении царских ратных у Пропойска. смеялся и
произнес: <Але судья плачет о том, але ж у него слезы текут!> Потом
в тот же день приглашал гостей пить общее здоровье и, между
прочим, здоровье княгини Дольской, говоря: <Выпиймо за здоровье
ксенжны ей мосце, бо есть зацная и розумная пани, моя голубка!>
Много тогда все пили, и он говорил шутливые речи.
6. В один из последовавших затем дней гетман говорил мне: <Дошли до меня достоверные слухи, что шведский король хочет идти на
Москву и учинить там иного царя, а на Киев пойдет король
Станислав с польским войском и со шведским корпусом генерала Реншиль-
да. Я просил у государя войска оборонять Киев и Украину, а он
отказался, и потому нам поневоле придется пристать к Станиславу>.
7. Того же года 17 мая я просил дозволения отдать дочь свою
за сына Чуйкевича и в следующее воскресенье устроить
сватовство. Мазепа советовал повременить, пока малороссияне
соединятся с ляхами^. После того мы на другой же день решили с
Чуйкевичем поскорей обвенчать наших детей.
1 <…Так мовячи: як будем з ляхами в едности, тогда знайдеться твоей
дочце жених з тоеи стороны лядское знатний який шлихтич, который
твоей фортуне доброю будет подпорою, бо хочай бы мы ляхам по доброй
воле не поддалися, то оны нас завоюют и конечне будемо под ними>.
(Чтения… 1859 г. Т. 1 Дело Кочубея.)
617
8. Того же года 28 мая сербский епископ Рувим говорил нам, что был он у гетмана на Гончаровке, и гетман при нем печаловался, что государь обременяет его требованием доставки лошадей.
9. Того же года 29 мая дочь моя призвана была им на
Гончаровку крестить жидовку, и в этот день за обедом он сказал: <Москва возьмет в крепкую работу малороссийскую Украину>.
10. Того же года 20 сентября один канцелярист писал
записку: <Был у гетмана в Печерском ксендз Заленский, иезуит, ректор винницкий, и тот перед знатными особами отозвался
такими словами: вы, Панове козаки, не бойтесь взглядом
(относительно) шведа, который не на вас готуется, але на Москву.
Тот же ксендз говорил: никто не ведает, где огонь крыется и
тлеет, але як разом выбухнет (вспыхнет), чего уже не забаром
сподеватись (не долго ожидать), тогда хиба (разве) всяк познает; леч (но) тот пожар не латво (не легко) угаситися может>.
11. Того же года 8 октября Мазепа в Киеве веселился с
полковниками миргородским и прилуцким; у него играла музыка; он всех
