- Кого бы вы считали возможным порекомендовать на пост премьера? - спросил государь.
- Председателя Государственной думы Муромцева, ваше величество.
- Председателя Государственной думы, - повторил Николай. - Почему именно его?
- Он отличается большим тактом, врожденной мягкостью характера; при его главенстве и Милюков будет полезен в кабинете на посту министра внутренних дел.
- Да, вы правы, - ответил Николай, - при таком человеке вполне может установиться правильное соотношение умственных И духовных сил...
Вернувшись в свои покои, государь со смехом сказал Александре Федоровне:
- Говорят, Шипов умный человек... Какой вздор, я у него все выспросил, а ему так ничего и не открыл...
Об этих словах царя через полчаса уже знал Трепов. Позвонил "безносому Лоэнгрину", сказал, чтоб тот приехал незамедлительно, передал текст интервью, повелел печатать, оттого что понял ясно: Столыпин вовлечен в игру и обманут, ибо притащил Шипова, поверил, значит, про "доверие", ему теперь ходу нет, и намедни государь обмолвился, что новую Думу он поручит подобрать ему, Трепову, о чем же еще мечтать?!
Треповское интервью было опубликовано в русских газетах со ссылкой на "Рейтер", либералы ликовали: "Двор протянул руку Думе, началась новая эра России!"
Столыпин представил государю доклад, в котором были собраны рапорты агентуры о торжествующих выступлениях Милюкова, Муромцева, Шипова; прямых выпадов против верховной власти не содержалось, однако обер-прокурор святейшего синода, ряд губернаторов и адмирал Дубасов именовались "мерзавцами".
Царь поблагодарил за информацию, вызвал к себе Горемыкина, продиктовал ему рескрипт о роспуске Думы, попросил подписать его и дать документу ход, как только "подойдут соответствующие для того обстоятельства, о коих я лично поставлю вас в известность".
Все верно: два маятника - Трепов и Столыпин, а посредине сонный Горемыкин, вот уж фамилия соответствует духовному строю, точнее не обзовешь, право!
Дума была - и не было ее уже; депутаты произносили речи, гуляли по коридорам Таврического дворца, обменивались репликами, пили чай в буфете, расходились по домам...
...Нет ничего ужаснее, чем смотреть на больных раком, наивно и восторженно полагающих себя живыми.
"Министру Шутте
Господин Министр!
Вчера вечером я принял г-на Ю. Кжечковского, который не только передал мне перевод статьи ведущего русского социал-демократа Н. Ленина "Социализм и анархизм", но также стенограмму выступления берлинского юриста К. Либкнехта, выступавшего в 1904 году в немецком суде во время процесса, начатого правительством канцлера фон Бюлова против русских анархо-террористов.
Г-н Кжечковский готов подтвердить под присягой, что он участвовал в работе кенигсбергского процесса, подбирал, переводил и анализировал материалы для Августа Бебеля и юриста К. Либкнехта, которые выиграли дело, нанеся при этом значительный моральный ущерб как двору кайзера Вильгельма, так и Царскому Селу, ибо доказали суду присяжных, что русская социал-демократия, базирующаяся на доктрине д-ра К. Маркса, никогда не имела ничего общего ни с анархией, ни с террором и выступает лишь против "азиатского деспотизма, который породил вопиющее бесправие народонаселения России, которое лишено каких бы то ни было свобод, не говоря уже о конституции - таковой в России никогда еще не было".
Выслушав г-на Кжечковского, я спросил его, считает ли он польскую социал-демократию организацией, слитной с русскими коллегами, или же, возможно, Варшава исповедует иные программные установки?
Получив категорический ответ г-на Кжечковского о единстве программы и целей польской и русской социал-демократий, я поставил следующий вопрос: "Как в таком случае можно объяснить убийство польскими социал-демократами в Варшаве полковника полиции г-на Попова, находившегося при исполнении служебного долга?"
Г-н Кжечковский заметил мне, что я пользуюсь информацией, переданной, скорее всего, г-ном Громаном, который на самом деле является чиновником департамента полиции полковником Глазовым, а проживает г-н Глазов в Стокгольме по подложному паспорту, выданному ему российским правительством, что является недружественным актом по отношению к Швеции.
Г-н Кжечковский добавил, что у г-на Глазова есть веские причины ненавидеть польскую социал-демократию и лично его, г-на Кжечковского, ибо, по словам собеседника, именно г-н Глазов санкционировал его избиение в тюремном карцере, которое довело г-на Кжечковского до кровохарканья. "Более того, - продолжал г-н Кжечковский, - у меня есть неопровержимые доказательства того, что г-н Глазов готовил провокацию во время моего третьего ареста летом 1905 года, следствием которой было запланировано мое убийство". Непосредственный исполнитель преступного приказа г-на Глазова, по утверждению г-на Кжечковского, находится ныне за границами Российской империи и готов - в случае открытого слушания дела в Королевском Суде - дать показания под присягою о преступной деятельности гг. Попова и Глазова. При этом мой собеседник потребовал гарантий безопасности бывшего полицейского чина, скрывшегося из России, мотивируя это тем, что г-н Глазов, по его сведениям, состоит в негласной связи с некоторыми офицерами стокгольмской полиции.
Я отверг подобного рода утверждение как безосновательное, добавив, что в парламентарном Королевстве, которым имеет честь быть Швеция, подданным не воспрещается встречаться с кем угодно, где угодно и по любому поводу; нарушением чинами полиции их долга мы почитаем лишь несоблюдение статей конституции; все остальное - личное дело подданного, не подлежащее контролю или преследованию с чьей бы то ни было стороны,
Г-н Кжечковский заметил мне, что в таком случае он не понимает причину столь пристального интереса стокгольмских должностных лиц к собранию русских социал-демократов, ибо, согласно шведской конституции, Королевство оказывает гостеприимство всем изгнанникам, борцам против деспотизма.
Я возразил г-ну Кжечковскому, что между понятиями "борец против деспотизма" и "государственный преступник" существует весьма очевидная разница.
Г-н Кжечковский весьма резко заметил мне, что в России "государственным преступником" является каждый, кто требует для подданных труда и свободы; "человек, - добавил он, - осмеливающийся требовать от правительства конституции, будет немедленно заточен в тюрьму и отправлен на каторгу". По мнению г-на Кжеч-ковского, ни один из русских, находящихся ныне в Стокгольме, не может считаться "государственным преступником", ибо социал-демократия хочет одного лишь: удовлетворить нужды великого народа, лишенного, по его словам, "гарантий на равенство, труд, свободу".
Беседа закончилась на том, что г-н Кжечковский позвонит по моему телефонному аппарату завтра, в 17.00.
Специальная группа, отправленная следом за г-ном Кжечковским, потеряла объект наблюдения через несколько минут, однако поздно вечером он был зафиксирован на набережной вместе с Н. Лениным, руководителем радикального крыла русской социал-демократии, и Г. Плехановым, которого считают первым пропагандистом идей д-ра К. Маркса в России.
Был бы весьма признателен, господин министр, получить от Вас - если Вы полагаете нужным - дополнительные указания или рекомендации к моему завтрашнему разговору с г-ном Кжечковским.
С глубоким почтением
Теодор Хинтце,
полицмейстер Стокгольма".
"Министерство Иностранных Дел
Тролле
Мой дорогой друг!
Мне хотелось бы просить Вас ознакомиться с письмом Хинтце, который отличается вдумчивостью и надежной непредвзятостью.
Полагаю, что запись его беседы с г-ном Кжечковским (по наведенным в Берлине справкам, под этим псевдонимом скрывается - вероятнее всего известный деятель польской социал-демократии г-н Юзеф Доманский) поможет нам занять более определенную позицию, ибо любой наш неосторожный шаг может вызвать здесь весьма нежелательную для Царского Села реакцию. Думаю, что гг., подобные г. Кжечковскому-Доманскому, имеют доказательные возможности апеллировать к германской социал-демократии, а также к французским социалистам г-на Ж. Жореса, что может нанести определенный ущерб престижу дружественной нам Российской Империи.
Искренне Ваш
Шутте".
"Господину Шутте.
Мой дорогой друг!
С большим интересом прочитал Ваше письмо и запись беседы с г-ном Кжечковским, проведенную Вашим Хинтце.
Я солидарен с Вашей позицией и благодарю Вас за ту истинно дружескую доверительность, с которой Вы сформулировали свое "кредо". Лишь чувствуя локоть друг друга, мы в состоянии быть полезными Швеции, служа управителями ее интересов.
Бесспорно, любой наш необдуманный шаг, связанный с акцией против участников социал-демократического съезда русских, послужит во вред дружественной Российской Империи, ибо даст повод качать очередную кампанию в повременной печати.
