Он понимал, что лапа может быть сильно повреждена таким рывком, и про себя молился Исвархе, чтобы не порвались сухожилия. На первый взгляд они были целы, хотя зверь при попытке хозяина ощупать лапу взвизгнул и отдернул ее.
— Я заберу двух коней, — раздался сверху голос Янди.
Аоранг поднял голову и увидел лазутчицу на коне.
— Для меня и для Аюны, — пояснила она. — Третьего, если хочешь, можешь взять себе. Только все же сделай мне одолжение — избавься от тел.
Она потянула за повод коня, собираясь удалиться. Аоранг глядел на девушку со смешанным чувством ужаса и недоумения.
— Постой! — крикнул он. — Ответь мне на один вопрос.
— Ну что еще? — развернулась она.
— Ведь ты же вендка — как ты можешь убивать сородичей? Даже зверь не охотится на своих!
Он представил удавку, которой Янди одним движением прикончила недавнего хозяина своего коня, и невольно вздрогнул. Ему вновь вспомнилась бьярская путевая вежа, изрыгающий проклятия Ширам с рассеченной скулой и точно такой же веревкой в руках… А что, если там, во дворце, в покоях Ардвана, тоже были не накхи?!
— Это все, что ты хотел спросить? — Уголки губ Янди насмешливо изогнулись. — Может, для начала поблагодаришь меня за спасение?
— Да, ты спасла меня, — нехотя кивнул мохнач. — Теперь когда-нибудь я спасу тебя.
— И на том спасибо… Но почему ты решил, что я вендка?
— А разве нет? — удивился Аоранг. — Ты говоришь на их языке и выглядишь как они. К тому же ты рассказывала о священном холме, где погибла твоя мать…
Янди рассмеялась полным яда смешком:
— Моя мать в самом деле погибла, но вовсе не там. Ее звали Ашья, дочь Равана. Вскоре после того похода она стала женой Гауранга, саара рода Афайя.
— Ты что, накхини? — недоверчиво проговорил Аоранг, осмыслив ее слова. Он впился в нее взглядом. Никто и никогда не принял бы Янди за накхскую женщину. Но мохнач с юных лет чуял ложь и сейчас видел, что зеленоглазая девушка не пытается его обмануть. — Как такое может быть? Что же — если твоя мать была женой Гауранга, выходит, Ширам твой брат?
— Я все расскажу тебе, — пообещала она. — Потом, когда будет время.
«Накхини! — повторил про себя Аоранг. — Вот в чем разгадка…»
Это в самом деле многое объясняло, в том числе и отвратительную воспитаннику жрецов бездумную легкость, с которой Янди убивала направо и налево. Теперь он понимал: это всего лишь накхское воспитание. Что с нее взять? Ее печально известного отца неспроста прозвали Ратханским Душегубом. А Ширам, в котором воплотилась вся злоба племени накхов…
«Но чем лучше другие племена? — вдруг подумалось Аорангу. — Венды захватили царевну, убили ее свиту и насмерть замучили пленников. Мохначи, мои родичи, — разве не сам я рассказывал Аюне, что в их языке нет слова «доброта»? Это все, должно быть, потому, что они дикари, которых не озарил свет Исвархи…»
Но тут воспитаннику Тулума вспомнился ясноликий Киран, который удивительным образом врал, не говоря ни слова лжи, и сеял повсюду зло, твердя о благе. Никакой самый свирепый дикарь не смог бы нанести столько вреда государевой семье и всей Аратте, сколько этот умный благородный арий. Аоранг ощутил, что запутался окончательно.
«Я решил, что Янди чудовище. Осудил и прогнал ее. А она вернулась — и спасла нам с Рыкуном жизнь!»
Он беспомощно взглянул на лазутчицу. Та сидела в седле и терпеливо ждала его ответа.
— Поехали вместе, Аоранг! — дружелюбно сказала она, увидев, как он смотрит на нее. — Мы можем пригодиться друг другу. Вдвоем нам будет куда проще освободить Аюну!
Янди говорила, пытаясь по выражению лица Аоранга угадать, о чем он думает. Слышит ли ее слова? Имеют ли они для него значение? Он был самым странным из всех мужчин, каких она встречала в своей жизни. С того вечера, как они встретились у дерева на краю обрыва, Янди уже несколько раз полностью поменяла мнение о нем. Конечно, она могла прикончить Аоранга в любой миг, это было проще всего. Но ей не хотелось. Почему — она и сама себе пока ответить не могла.
— Обещаю никого не убивать без крайней нужды, если тебя это волнует, — добавила она, чтобы успокоить его. — Только все же, будь добр, сбрось мертвых в реку. Я бы отнесла сама, но мне их не поднять. Если же их волочь по земле, венды сразу догадаются, что тут произошло. Пока ты их носишь, я замету следы. А что до отпечатков копыт — поди узнай, кто ускакал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 13
Любовь Ашьи. Окончание
Убедившись, что погони нет, Аоранг и Янди пустили коней шагом, чтобы дать им передышку. Да и трусивший рядом саблезубец тоже нуждался в отдыхе. Прихрамывая, он то забегал вперед, то устало плюхался прямо перед лошадьми. Впервые увидев рядом устрашающего зверя, кони было шарахнулись, но, к удивлению Янди, мохнач как-то очень быстро договорился с ними. Именно договорился — иного слова она и подобрать не могла. После этого ее пренебрежительное отношение к спутнику окончательно сменилось живым интересом.
Сейчас они продвигались не спеша. Обряженный в шерстяной вендский плащ, Аоранг, с его копной русых волос до плеч и отрастающей бородкой, издали мог показаться одним из местных жителей, путешествующим по своим делам вместе с женой.
— Ты обещала рассказать мне… — начал мохнач.
— Кто я такая и откуда тут взялась? — продолжила его слова Янди. — Ты это хотел узнать?
— Пожалуй, да.
— Я уже говорила тебе. После того как моя мать в одиночку смогла овладеть священным холмом вендов, Гауранг взял ее в жены, о чем она так мечтала. Но это замужество не дало ей счастья. Гауранг выделил ей одну из своих башен… Ты никогда прежде не видел накхских башен?
— Нет, не доводилось.
— Это каменный перст, обращенный в небо. Он торчит на какой-нибудь неприступной скале над бурным потоком. Захватить его почти невозможно. Но и жить там — сплошное мучение… Однако я там родилась и жила.
* * *
В тот день Ашья надела лучший из своих нарядов, подаренных ей мужем, — темно-алый, расшитый золотом. На груди навстречу друг другу летели вышитые соколы — добрые вестники, по широким рукавам и подолу вились виноградные лозы, означавшие бесконечное продолжение рода. Примчавшийся в башню гонец сообщил, что доблестный саар прибудет через три дня. Все эти дни его супруга готовилась к празднику. Охотники забили все ледники дичью. Рабы доставили в башню три воза свежего сена, чтобы устелить им полы и набить тюфяки для воинов, которые прибудут с Гаурангом. Конечно же, супруг оценит ее старания — не может не оценить! Ведь Ашья так рада его приезду.
Уже три года он вот так же присылал гонца, затем приезжал сам. Одаривал ее с ног до головы, украшая ее браслетами, гривнами, серьгами и кольцами, раскладывая перед ней меха и дорогие ткани из своей военной добычи. А затем брал за руку и, не говоря ни слова, вел в опочивальню. Она повиновалась воле мужа. Тот раздевал ее, валил на ложе и овладевал ею с тем же яростным пылом, с каким врывался во вражескую крепость. Но до нее самой, до ее чувств ему, похоже, не больше дела, чем до чувств защитников той самой крепости.
На следующую ночь все повторялось. Едва рассветало, Ашья молча сидела над спящим мужем и смотрела на него, не сводя глаз. Тот лежал в постели — широкоплечий, могучий, прекрасный гордой мужской красотой и… такой далекий. Словно по-прежнему был где-то там, в чужой земле, готовясь к новым походам.
Но на этот раз она все же скажет ему, объяснит, как любит. Ведь даже этот шрам через полщеки, по сути, знак ее любви к нему.
Сейчас она стояла в распахнутых воротах и ждала, когда у моста появятся всадники.
И вот они появились из-за нависающей над дорогой скалы. Вывернули, не сбавляя рыси, и помчались к ней. Всякому было известно, как опасна такая езда. Но ее Гауранг не боится ничего. И конь послушен ему, как послушна собственная тень.
У въезда во двор башни Гауранг спешился. Как велел обычай, прежде чем войти, он склонил голову перед женой:
