У каждого рыцаря были оруженосцы, слуги и тяжеловооруженные всадники. Кроме них были оружейники, повара, конюхи; шеренги копейщиков, лучников и воинов с топорами; седые ветераны сотни битв и зеленые мальчишки, готовые драться впервые. Перед ними маршировали кланы с холмов; вожди и воины ехали верхом на лохматых и низкорослых горных лошадях, их косматые бойцы рысили рядом с ними, одетые в меха, вареную кожу и старые кольчуги. Некоторые раскрасили лица коричневым и зеленым и привязали вокруг них пучки кустарника, чтобы не выделяться среди деревьев.
Позади главной колонны шли обозы: мулы, лошади, рогатый скот, миля телег и повозок, нагруженных продуктами, кормом для скота, шатрами и продовольствием. Замыкающая тыловая охрана — большей частью рыцари в пластинчатой броне и кольчугах под прикрытием полузамаскированных всадников — следили за тем, чтобы неприятель ничего не стащил незамеченным.
Аша Грейджой ехала в обозе, в крытой повозке с двумя огромными обитыми железом колесами, со сковаными запястьями и лодыжками, под денным и нощным наблюдением Медведицы, которая храпела хуже любого мужчины. Его Величество король Станнис не оставил своей добыче никаких шансов на побег. Он планировал доставить ее в Винтерфелл, чтобы предстала она в цепях перед северными лордами, связанная и сломленная дочь Кракена, как доказательство его власти.
Трубачи увидели колонну в пути. Наконечники копий блестели в лучах восходящего солнца и трава на обочинах сверкала от утренней росы. Между Темнолесьем и Винтерфеллом лежит сотня лиг лесов. Триста миль полета ворона. «Пятнадцать дней», — говорили рыцари друг другу.
"Роберт бы сделал это за десять", Аша услышала хвастовство Лорда Фелла. Его дед погиб от руки Роберта в Летнем Замке, почему-то это возвысило убийцу до богоподобия в глазах внука. "Роберт был бы в Винтерфелле еще две недели назад и насмехался бы над Болтоном с замковых стен".
— Лучше на напоминай об этом Станнису, — предложил Джастин Месси, — или он заставит нас маршировать не только днем, но и ночью.
"Этот король живет в тени своего брата", подумала Аша.
Лодыжку все также пронзала боль, как только она переносила на нее вес своего тела. Аша не сомневалась, что это перелом. Отек спал в Темнолесье, но боль осталась. Будь это растяжение, теперь она бы уже точно вылечилась. Ее оковы позванивали при каждом движении. Кандалы врезались в запястья и в ее гордость. Но такова цена покорности.
— Никто еще не умер от того, что преклонил колено, — однажды сказал ей отец. — Тот кто встал на колени может вновь подняться с мечом в руке. Тот кто не склонился будет мертв, с окоченевшими ногами и всем прочим.
Бэйлон Грейджой доказал свою правоту, когда первое восстание потерпело поражение: кракен склонился перед оленем и лютоволком, чтобы опять подняться после смерти Роберта Баратеона и Эддарда Старка.
И вот в Темнолесье дочь кракена поступила точно так же, когда ее швырнули перед королем, связанную и хромающую (хотя чудом не подвергшуюся изнасилованию), с обжигающей болью в лодыжке.
— Я сдаюсь, Ваша светлость. Поступайте со мной как вам будет угодно. Я прошу лишь пощадить моих людей.
Кварл, Трис и остальные, кто выжил в волчьем лесу были единственными, за кого она теперь отвечала. Их осталось только девять. Мы, оборванная девятка, как назвал их Кромм. Его раны были самыми тяжелыми.
Станнис подарил ей их жизни. Однако она не чувствовала истинного милосердия в этом человеке. Несомненно, он был решителен. Ему нельзя было отказать в мужестве. Люди говорили, что он справедлив…и пусть его справедливость была суровой и безжалостной, жизнь на Железных Островах приучила Ашу Грейджой к этому. Несмотря на это, король ей не нравился. Его глубоко посаженные голубые глаза, казалось, всегда были подозрительно прищурены, и в них кипела ледяная ярость. Ее жизнь для него значила меньше малого. Она была всего лишь его заложницей, трофеем, чтобы показать северу, что в его власти одолеть железнорожденных.
Он выставляет себя глупцом. Победа над женщиной не внушит северянам благоговейного трепета, если она что-нибудь понимает в этих людях, и ее ценность как заложника ничтожна. Теперь ее дядя правил Железными Островами, и Вороньему Глазу было не важно будет она жить или умрет. Может быть это имело какое-то значение для той жалкой развалины, которую Эурон сделал ее супругом, но у Эрика Айронмакера нипочем не хватило бы монет заплатить за нее выкуп. Однако все это нельзя было объяснить Станнису Баратеону. Само то, что она была женщиной, казалось, оскорбляло его. Она знала, что мужчины зеленых земель любили нежных и очаровательных дам в шелках, а не женщин, одетых в кольчугу и кожу, с метательным топором в каждой руке. Но ее короткое знакомство с королем Темнолесья убедило ее, что он любил бы ее ничуть не больше, надень она платье. Даже с женой Гелберта Гловера, набожной леди Сибеллой он вел себя корректно и обходительно, но явно чувствовал себя не в своей тарелке. Этот южный король казался одним из тех мужчин, для которых женщины — это существа другой расы, такие же странные и непостижимые как великаны, грамкины и дети леса. Медведица тоже заставляла его скрипеть зубами.
Только к одной женщине прислушивался Станнис, и он оставил ее на Стене.
— Хотя, я бы хотел, чтобы она была с нами, — признался сир Джастин Месси, белокурый рыцарь, командовавший обозами. — В последний раз, когда мы шли в бой без леди Мелисандры на Черноводной, тень лорда Ренли сошла на нас и загнала половину нашего войска в бухту.
— В последний раз? — спросила Аша. — Разве эта колдунья была в Темнолесье? Я ее там не видела.
"Это было не сражение", улыбнулся Сир Джастин. "Твои железнорожденные были храбры, но нас было намного больше и мы застигли вас врасплох. В Винтерфелле узнают, что мы приближаемся. А людей у Русе Болтона столько же, сколько и у нас."
"Или больше", подумала Аша.
Даже у пленников есть уши, и она слышала весь этот разговор в Темнолесье, когда король Станнис и его капитаны обсуждали будущий поход. Сир Джастин возражал с самого начала, вместе с большинством рыцарей, прибывшими со Станнисом с юга. Но волки настаивали — нельзя допустить, чтобы Русе Болтон удерживал Винтерфелл, а дочку Неда нужно спасти из когтей его бастарда. Так сказали Морган Лиддл, Брандон Норрей, Вулл Большое Ведро, Флинты и даже Медведица. "От Темнолесья до Винтерфелла сто лиг, — сказал Артос Флинт, в ту ночь, когда в совете закипел яростный спор в длинном зале Галбарта Гловера. — Или три сотни миль по прямой."
"Долгий марш" — сказал рыцарь по имени Корлисс Пенни
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});