я прилечу в Нью-Йорк прежде, чем он придет в сознание, – а это будет долгий естественный процесс, так как противоядие им неизвестно.
Выйдя из комнаты, я увидел еще одного человека в форме, поэтому повернулся и сказал в открытую дверь:
– Благодарю за любезное содействие, никакого беспокойства, уверяю вас, никакого беспокойства.
Потом закрыл дверь и улыбнулся контролеру. Он нерешительно поднял палец к козырьку и, отвернувшись, занялся багажом пожилого пассажира. Я прошел со своим портфелем мимо, не слишком удивляясь испарине, выступившей на лбу.
Полет был коротким, малоинтересным, шумным и довольно тряским. Мы летели на большой машине с крыльями. Двигатель, по-моему, реактивный на жидком топливе. Хотя запах этого топлива стоял повсюду и был мне знаком, я все никак не мог поверить, что они жгут невосполнимые углеводороды. При посадке я держался настороже, но никакой тревоги не было. Добираться из аэропорта в центр города было сущим мучением: потоки машин, крик, шум. С чувством глубокого облегчения я вошел наконец в прохладный номер отеля. Но вот покой и пара глотков дистиллированной органической отравы, к которой я начинал привыкать, привели меня в норму, и я задумался над следующим шагом.
Каким он будет? Разведка или атака? Благоразумие диктовало осторожность в поисках источника энергии. Надо же разузнать, против кого или чего я выступаю. Я уже почти принял план и журил себя за то, что мог подумать об атаке. Но тут замкнулась логическая цепь, и я посмотрел на себя в зеркало.
– Балда ты, – сказал я, грозя себе пальцем. – Ты то, чем один извозчик обозвал другого извозчика. Кретин и придурок.
У меня только одно преимущество, и это – внезапность. Любая разведка выдаст меня, и захватчики времени узнают, что за ними наблюдают и возможно нападение. Раз они развязали войну времен, то должны быть готовы к возмездию. Но нельзя же быть начеку неделями, месяцами, а возможно, и годами? Как только они узнают, что я здесь, в этом месте и времени, тут же примут экстренные меры предосторожности. Чтобы не допустить этого, я должен первым нанести удар, и сильный удар – даже если не знаю кому.
– А какая разница? – задал я вопрос, открывая контейнер с гранатами. – Конечно, неплохо бы любопытства ради узнать, кто напал на Корпус и зачем. Но так ли это важно или необходимо? Отвечаем: нет.
С атомной бомбочкой в руках я посмотрел на свое красноглазое отражение.
– Нет и еще раз нет. Их надо уничтожить, точка. Сейчас же. И быстро.
Другого пути не было, и я спокойно и уверенно увешивал себя самым мощным оружием уничтожения, какое военная наука, всегдашний фаворит человечества, изобрела за тысячи лет. Вообще-то я не сторонник принципа «убивай или тебя убьют» – это значит видеть мир только в черном и белом цвете. Но сейчас я видел все именно так и не испытывал никаких угрызений совести за свое решение. Они ведут необъявленную войну против человечества будущего – иначе зачем первой мишенью избран Специальный Корпус? Некто, некая группа людей желает держать под контролем все. Вероятно, это самый эгоистический и безумный план, когда-либо претворявшийся в жизнь. И не имеет большого значения, кто они такие. Смерть им – не то они погубят все, что мне дорого.
Выходя из отеля, я представлял собой ходячую бомбу, разрушительную силу. Черный детектор энергии лежал в кейсе, в крышке которого я прорезал отверстия, чтобы видеть стрелки. Где-то здесь притаился враг, и я дождусь, когда он начнет действовать.
Ждать пришлось недолго. Энергия времени сорвалась с цепи где-то совсем близко, судя по поведению стрелки, и я пошел по следу. Я прокладывал свой курс, не обращая внимания ни на людей, ни на транспорт. Но, чуть не попав под грохотавший грузовик, притормозил и стал поосторожней.
Вот широкая улица с зеленым газоном посредине, высокие, удручающе однообразные здания, стены из стекла и металла тускло мерцают в загрязненном воздухе. Все дома похожи друг на друга. Который из них?
Стрелка снова качнулась, дрожа, она поворачивалась при моем движении, а напряжение поля достигло конца шкалы.
Здесь. В этом черно-красном здании.
И я вошел, готовый ко всему.
Ко всему, но не к тому, что случилось на самом деле. За мной тут же заперли дверь, и перед ней выстроился заградительный отряд. Все, кто там был – посетители, лифтеры, даже продавец табачных изделий, – все шли, бежали, проталкивались ко мне с холодной ненавистью в глазах.
Меня обнаружили. Должно быть, засекли мой детектор. Они знали, кто я. Мне не удалось атаковать первым.
Глава 8
Кошмар осуществлялся наяву. Хотя бы раз в жизни нас всех охватывает приступ паранойи, когда кажется, что все против нас. Теперь я столкнулся с этим в действительности. Всего на миг обуял меня дикий страх, потом я одолел его и стал бороться.
Это мгновение оказалось решающим. Надо было сразу стрелять, убивать, жечь, разрушать, как и было задумано. Но я не думал, что столкнусь сразу со всеми, поэтому был обречен на поражение. Я, конечно, нанес им какой-то урон, напустил газу, набросал бомб, сражался – но этого было недостаточно. Все больше рук хваталось за мою одежду, им не было числа. Они не церемонились – они ненавидели меня той же лютой ненавистью, что и я их. Мы, две стороны одной медали, видели в другой стороне только смерть. Меня одолели, сбили с ног, и потеря сознания была милосердием.
Мне не дали долго наслаждаться покоем. Боль и резкий запах, ожегший ноздри, вернули меня к неприятной реальности. Надо мной стоял человек, высокий и могучий, черты его расплывались перед моим мутным взглядом. Казалось, много рук держали, сжимали и трясли меня. Вот провели чем-то влажным по лицу, смыв то, что мешало мне смотреть, и тогда я увидел. Увидел его так же ясно, как он меня.
В два человеческих роста, он так возвышался надо мной, что пришлось откинуться назад, чтобы смотреть на него. Весь красный, темные ромбы глаз, острые зубы.
– Откуда ты? – пророкотал он на языке нашего Корпуса.
Должно быть, я вздрогнул, ибо он улыбнулся. В его улыбке не было тепла – только торжество победителя.
– Специальный Корпус, так я и знал. Последняя вспышка перед наступлением тьмы. Сколько вас тут? Где остальные?
– Они… найдут тебя, – вымолвил я.
Невелик успех на моей чаше весов против его победы. Они пока не знают, что я один, и не убьют, пока не узнают. Это недолго продлится. Меня здорово избили, совершенно разоружили, и теперь
