проволочной ограды к открытому месту. Он прихрамывал, на красновато-коричневой шкуре темнели полосы сажи и смазки.
— Тихо! Не спугните его! Главное, не выпускайте! Стрелять только в сторону леса!
Дэвид выбрался из-под трибун и увидел широкий полукруг, образованный стоящими в несколько рядов людьми, медленно смыкавшийся вокруг места, возле которого остановился олень. В переднем ряду было с десяток охранников с пистолетами наголо. Остальные вооружились палками, камнями и лассо, наскоро сплетенными из проволоки.
Олень тронул копытом траву и, опустив голову, направил на преследователей обломанные рога.
— Не двигаться! — раздался знакомый голос.
Черный лимузин компании, пробуксовав по софтбольной площадке, приблизился к задним рядам. Из окна высунулся Лу Флэммер.
— Не стреляйте, пока мы не сфотографируем его живым! — скомандовал Флэммер. Он вытолкнул фотографа из лимузина и потащил его в первый ряд.
Флэммер увидел у ограды Дэвида.
— Молодчина, Поттер! — крикнул он. — Прямо в яблочко! Фотограф заблудился, так что пришлось самому притащить его сюда.
Фотограф выстрелил ослепительной вспышкой. Олень встрепенулся и побежал по траве в сторону Дэвида. Дэвид быстро раскрутил проволоку, оттянул щеколду и широко распахнул ворота. Секундой позже белый олений хвост мелькнул среди деревьев и скрылся в зеленой чаще.
Мертвую тишину нарушил сначала пронзительный свисток маневрового локомотива, а следом за ним — негромкий щелчок щеколды, когда Дэвид ступил в лес и прикрыл за собой ворота. Он не оглянулся назад.
Любое разумное предложение
© Перевод. И. Доронина, 2020
Несколько дней назад, как раз перед тем как отправиться сюда, в Ньюпорт, на отдых, хоть я и был на мели, мне пришло в голову, что нет другой такой профессии — или аферы, если угодно, называйте как хотите, — в которой получаешь от клиентов столько тумаков, сколько получает их торговец недвижимостью. Если ты стоишь на месте, тебя охаживают дубиной. Если убегаешь — стреляют вслед.
Разве что у дантистов еще более суровые отношения с клиентами, хотя я в этом сомневаюсь. Окажись человек перед выбором, с чем расстаться: с зубом или с комиссионными агенту по продаже недвижимости, он наверняка предпочтет щипцы и новокаин.
Взять хотя бы Делаханти. Две недели назад Деннис Делаханти нанял меня продать его дом, он просил за него двадцать тысяч.
В тот же день я повез предполагаемого покупателя осмотреть его. Обойдя дом, покупатель сказал, что тот ему нравится и он готов его купить. И в тот же вечер заключил сделку. Напрямую с Делаханти. У меня за спиной.
Тогда я послал Делаханти счет на мои комиссионные — пять процентов от суммы сделки, то есть тысяча долларов.
— Да кто вы такой? — пожелал он узнать. — Знаменитая кинозвезда?
— Вы с самого начала знали, какой процент составят мои комиссионные.
— Конечно, знал. Но вы проработали какой-нибудь час. Тысяча баксов за один час?! То есть, сорок тысяч в неделю, два миллиона в год! Я все подсчитал!
— Ага, а в иной год я зарабатываю по десять миллионов, — съязвил я.
— Я работаю шесть дней в неделю, пятьдесят недель в год, и оказывается, должен заплатить вам тысячу долларов за один час улыбочек, пустой болтовни и пинту бензина? Я пожалуюсь своему конгрессмену. Если это законно, значит, черт возьми, закон надо изменить.
— Он и мой конгрессмен тоже, — напомнил я, — и вы подписали договор. Вы его хоть читали?
Он повесил трубку. Комиссионных я до сих пор не получил.
Старая миссис Хеллбрюннер позвонила сразу после Делаханти. Ее дом вот уже три года был выставлен на торги и представлял собой почти все, что осталось от семейного состояния Хеллбрюннеров. Двадцать семь комнат, девять ванных, бальный зал, малый рабочий кабинет, большой кабинет, музыкальный салон, солярий, башни с бойницами для стрелков из арбалета, фальшивый подъемный мост, ворота с опускающейся решеткой и высохший ров. Где-нибудь в подвале, полагаю, там имеются дыбы и виселицы для провинившейся челяди.
— Что-то тут не так, — сказала миссис Хеллбрюннер. — Мистер Делаханти продал свою страшненькую конфетную коробочку за один день и получил на четыре тысячи больше, чем заплатил за нее в свое время. Видит Бог, я прошу за свой дом всего четверть его стоимости с учетом переоценки.
— Понимаете ли, миссис Хеллбрюннер, для вашего дома нужен специфический покупатель, — ответил я, представляя себе такового разве что как сбежавшего из психушки маньяка. — Но рано или поздно он появится. Как говорится, на всякого покупателя есть свой дом, и на всякий дом — свой покупатель. В здешних краях не каждый день встретишь человека, который ищет дом ценой в сто тысяч долларов. Но, повторяю, рано или поздно…
— Когда мистер Делаханти стал вашим клиентом, вы тут же принялись за дело и заработали свои комиссионные, — сказала она. — Почему бы вам не потрудиться и на меня?
— Но в вашем случае придется проявить терпение. Не…
Она тоже повесила трубку, и тут на пороге офиса появился высокий седовласый джентльмен. Было в нем — а может, во мне — что-то такое, от чего хотелось тут же вскочить, стать по стойке «смирно» и втянуть отвисший живот.
— Дассэр! — отрапортовал я.
— Это ваше? — спросил он, протягивая мне вырезанное из утренней газеты объявление. Он держал газетную вырезку так, словно возвращал мне грязный носовой платок, выпавший у меня из кармана.
— Дассэр! Мое, так точно! Речь идет об имении Хёрти.
— Да, Пэм, это здесь, — сказал он, обернувшись назад, и к нему присоединилась высокая строго одетая женщина. Смотрела она не на меня, а в какую-то воображаемую точку над моим левым плечом, как будто я был метрдотелем или каким-нибудь другим незначительным персонажем из обслуги.
— Может быть, вы хотели бы узнать, что они просят за имение, прежде чем осматривать его? — предположил я.
— Бассейн там в порядке? — спросила женщина.
— Да, мэм. Всего два года как построен.
— А конюшни? — поинтересовался мужчина.
— Дассэр! Мистер Хёрти держит в них своих лошадей. Они свежепобелены, обработаны огнеупорными материалами и все такое. Он просит за имение восемьдесят пять тысяч, и это его окончательная цена. В пределах ли она того, на что вы рассчитывали, сэр?
Он скривил губы.
— Я упомянул о цене только потому, что некоторые покупатели… — начал было я.
— Мы что, похожи на других покупателей? — перебила меня женщина.
—
