Я промолчал.
— Какого числа ты был помолвлен с Карсиной Гренолтер, Невар Бурвиль?
Я вскочил на ноги с быстротой, какой не ожидал от себя сам, и бросился к двери. Я пытался просунуть сквозь решетку руку и выхватить список проклятых вопросов, но Спинк лишь отступил на шаг, оказавшись вне моей досягаемости. У меня закружилась голова от резких движений и вспыхнувшей во мне ярости. Вцепившись в прутья решетки, я устоял на ногах и прорычал сквозь стиснутые зубы:
— И не смей произносить мое настоящее имя на суде! Не смей связывать меня с Карсиной!
— Невар, это твоя единственная надежда. Расскажи всю правду. Всю.
— Я не стану. Если ты заведешь об этом речь, я сорву суд. Я нападу на охранников и заставлю их прикончить меня прямо гам.
Мне вдруг показалось, что это, в любом случае, прекрасная мысль; так я сумею избежать мучительной церемонии суда и позорной казни. Должно быть, Спинк прочитал эти мысли в моих глазах. На его лице вдруг проступила усталость и обреченность.
— Я знаю, ты считаешь, что твоя жизнь кончена и ее не стоит спасать, — тихо заговорил он. — Но я прошу тебя ненадолго забыть о собственном эгоизме и подумать о том, что ты делаешь со мной и Эпини. Она любит тебя, Невар. Я не могу ее подвести, а потом провести с ней остаток жизни. Она уже решила, что, если у нас будет мальчик, она назовет его Неваром. Неужели это ничего для тебя не значит?
— Это значит, что Эпини, как всегда, ведет себя безрассудно. Тебе следует ее остановить. Ты должен защитить сына от глупости его матери.
Повисло долгое холодное молчание. Наконец он заговорил официальным тоном:
— Ладно. Я готов терпеть от тебя многое, но только не оскорбления в адрес моей жены. Ты можешь поступать так, как посчитаешь нужным. А я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы мне не пришлось просить прощения у жены или кого-то еще за пренебрежение собственным долгом. Можешь трусливо принять свою смерть, если считаешь нужным, Невар. Доброго дня.
И с этими словами он ушел.
ГЛАВА 32
ЛИСАНА
Остаток утра я пролежал на нарах, размышляя о том, что намерен делать Спинк. Я был рад, что за меня готов вступиться друг, хотя уже решил сдаться. Однако меня мучила мысль, что он может выдать мое настоящее имя и рассказать о моих связях со спеками, уничтожив тем самым репутацию моей семьи. Даже если он сумеет добиться для меня пощады, мрачно подумал я, моя дальнейшая жизнь будет ужасной.
Я постарался об этом не думать и принялся строить планы, какими бы жалкими они ни были. При первой же возможности после того, как меня введут в зал суда, я попытаюсь напасть на председателя. И должен буду приложить все свои силы, а не просто притвориться. Я хотел вынудить их меня убить. Интересно, будет ли вооружена охрана, когда меня поведут на суд? Если да, то простая попытка к бегству может увенчаться успехом. Теперь, когда магия меня оставила, пара выстрелов в спину окончит всю эту историю. Я заерзал на нарах, и несчастные доски издали последний протестующий треск, прежде чем обрушиться на пол. Я вздохнул, но даже не стал вставать. Некоторое время спустя я закрыл глаза.
Сон разверзся подо мной, словно потайной люк в полу.
Я чувствовал, что стою на коленях в глубоком мху. Вокруг гудел жизнью летний лес. Я заморгал, поскольку даже просачивающийся сквозь листву свет казался слишком ярким после сумрака камеры. Ноздри наполнил густой сильный запах земли и мха. Вокруг меня запорхала бледно-зеленая бабочка, но порыв ветра унес ее прочь. Я медленно поднялся на ноги и огляделся, а потом направился вверх по тропе, ведущей к пню древесной женщины. Я чувствовал отличия своего появления здесь. Теперь я пришел сюда не по собственной воле, а по ее приказу. Я лишился ступней, словно призрак, и плыл над тропой там, где раньше ощущал под ногами мягкий мох. Прохладный ветерок коснулся моего лица, но волосы и одежда не шелохнулись. Оказавшись неподалеку от пня древесной женщины, я в изумлении остановился.
— А вот и он, — услышал я ее голос.
Однако она обращалась не ко мне. Эпини стояла рядом, опираясь на пень. Ее бледное лицо заливал пот, и она выглядела тревожно настоящей. На ней была желтая соломенная шляпа, которую Эпини сдвинула на спину, оставив висеть на ленте. Она собрала волосы в узел, как положено замужней женщине, но несколько прядей выбились и свисали вокруг ее лица. Темно-синее платье показалось мне удивительно бесформенным. Потом я внезапно сообразил, что оно просто подогнано по фигуре беременной женщины.
— Ты не можешь находиться здесь, — сказал я ей.
Она смотрела на меня, ее глаза округлились.
— Тебя не может быть здесь, — повторил я громче, и Эпини услышала меня.
— Я здесь, — едва ли не с гневом возразила она, прищурилась, ахнула и поднесла руку ко рту. — Это тебя не может быть. Невар, ты весь какой-то расплывчатый.
— Ты здесь только по ее просьбе, — укорила меня древесная женщина, обретая форму.
Она сидела на верхушке своего пня, но выглядела постаревшей и усталой. Я заметил, что она похудела. Это меня встревожило.
— Ты видишь, до чего ты меня довел! — упрекнула меня она. — Это по твоей вине, мальчик-солдат, у меня осталось так мало сил, чтобы помочь тебе.
— Я не понимаю.
— Он никогда ничего не понимает, — заметила древесная женщина вращаясь к Эпини, — таким тоном старшая подруга дает советы младшей.
— Я знаю, — ответила Эпини, и я услышал в ее голосе усталость и страх.
Она тяжело дышала, а потом положила руку себе на живот, и у меня сжалось сердце.
— Тебя не должно быть здесь. Как ты сюда попала?
— Я пришла. — Она отдышалась. — Вверх по холму. Против страха.
— Я была удивлена, что она смогла, — заметила древесная женщина. — Она пришла в лес и стала звать Оликею. Ей повезло, что на зов откликнулась я. Оликея все еще очень на тебя зла, мальчик-солдат. И я легко могу себе представить, как она может выплеснуть свой гнев.
— Я не понимаю, как это возможно, — повторил я. — Разве это не другая сторона? Разве я не пришел сюда во сне?
— Да, пришел. Но ты пришел во сне в настоящее место — а твоя кузина добралась сюда пешком. Что ж, теперь мы все здесь. Она утверждает, что готова пойти на все, если магия поможет ей тебя спасти, — древесная женщина склонила голову набок, и ее взгляд похолодел. — Быть может, мне стоит попросить ее первенца.
— Нет! — закричал я, но мой голос оказался не громче кошачьего шипения.
Эпини побледнела, но ничего не сказала. Она посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами. Она склонила голову.
— Эпини прямо сейчас отправится домой, к мужу, — заявил я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
