Уже с половины седьмого генеральский дом стал наполняться военной и штатской публикой. Квартет струнных музыкантов во фраках наигрывал вариации на темы популярных произведений Гайдна, Моцарта и Шуберта. Дамы, пришедшие в сопровождении мужчин, тут же от них отделились и разбились на несколько говорливых кучек, распространявших вокруг себя то громкий смех, то тихое перешептывание. Дорогие муслиновые, кисейные и батистовые наряды обер-офицерских жен сильно контрастировали с простенькими платьями спутниц капитанов, поручиков и прапорщиков.
Неожиданно полковые дамы устремили завистливые взоры на входную дверь, где в сопровождении мужа появилась Анастасия Безлюдская. Ее белое платье с открытыми плечами и декольте было украшено зелеными лентами и большим бантом сзади. Но более всего восхищала фероньерка — серебряный обруч, охватывающий лоб, с оправленным в золото изумрудом посередине. Купаясь в лучах всеобщего внимания, Анастасия грациозно проследовала через весь зал к баронессе. Спустя минуту обер-провиантмейстер уже оставил жену и скрылся за толстыми портьерами бильярдной комнаты, откуда слышались азартные возгласы офицеров, участвующих в сражении на зеленом сукне.
— Круазе в середину! — Арчаковский легким, но выверенным ударом срезал чужой шар, и он, отразившись от противоположного борта, под аплодисменты зрителей «забежал» в лузу. — Восьмого об пятого направо в угол. — И снова точный расчет, и шар, словно пущенная в садок рыба, затрепетал в сетке. — Партия, штабс-капитан, — полковник метнул на Рыжикова полный сожаления взгляд. Проигравший с невозмутимым видом достал из кармана форменной куртки ассигнацию и молча протянул ее сопернику.
Тут же появился адъютант командующего и пригласил офицеров в главную залу.
Отворились вторые двери, и, слегка прихрамывая на раненую ногу, к собравшимся вышел генерал-лейтенант Эртель. Парадный мундир с дубовыми листьями на петлицах украшала золотая австрийская медаль, а также Георгий 4-й и Владимир 2-й степеней. Красная Аннинская лента делила китель по диагонали и свисала бахромой у самой талии, перетянутой сетчатым плетеным поясным шарфом с кистями, соседствующими с оранжево-серебристым темляком золотой наградной сабли с надписью «За храбрость». Белые лосинные панталоны, заправленные в ботфорты с пристегнутыми шпорами, добавляли к сухощавой фигуре барона молодцеватости. Загрубевшее в военных походах лицо генерала было испещрено метками от французской картечи. Волосы и бакенбарды уже приобрели серебристый цвет приближающейся старости. Строгий и внимательный взгляд зеленых, глубоко посаженных глаз притягивал и пугал одновременно. Выдержав паузу, командующий Кавказской линией обратился к присутствующим:
— Господа офицеры! Термопилы Северного Кавказа взяты вами всего за двенадцать часов! Оплот горцев у подошвы Эльбруса уничтожен! Верховный правитель Карачая присягнул на верность государю! Россия обрела новые территории! Но не стоит забывать, какую цену мы заплатили за эту победу: на поле брани сложили головы четверо офицеров и сто двадцать шесть солдат. Вечная им память!
В комнате на мгновенье стало так тихо, что было слышно, как под тяжестью публики поскрипывал паркет и шуршали накрахмаленными юбками полковые дамы.
Помолчав, генерал продолжил:
— Но эти жертвы не напрасны, они принесены во славу России! Ура!
Огонь свечей в настенных канделябрах заколыхался, будто испугавшись ответного «Ура! Ура! Ура!».
— Позвольте считать бал открытым, — закончил короткую речь барон.
Офицеры, желающие танцевать, отстегивали шпаги и, оставляя их у швейцара, спешили к дамам. В отличие от них Самоваров был весьма холоден к всевозможным полонезам, мазуркам и котильонам, а потому Иван Авдеевич с удовольствием остановился у одного из небольших круглых фуршетных столиков. Вот где было развернуться петербургскому гостю! Треугольники слегка «плачущего» сыра, рубиновая ветчина, кружочками нарезанная колбаса, красная и черная икра в яичных белках, балыки, кусочки селедки на кубиках вареного картофеля, сардины, десятки видов всевозможных canape, не говоря уже о графинах с водками, наливками и вермутами. Надворный советник почувствовал, как от голода у него заурчало в животе, но, будучи истинным гастрономом, он не торопился, а оттягивал удовольствие, тем самым еще более усиливая предстоящее наслаждение от скорой трапезы. Вооружившись вилкой, следователь уже было нацелился на понравившийся ломтик осетрины, как вдруг услышал райский, словно пение жаворонка, голос:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Здравствуйте, дорогой Иван Авдеевич.
Повернув голову, он увидел ослепительную Анастасию Безлюдскую.
Оставив в покое столовый прибор, Самоваров едва дотронулся до изящной дамской руки:
— Позвольте выразить восхищение вашей красотой, уважаемая Анастасия Филипповна!
— Благодарю вас. Но право же, составьте мне компанию. А то мне так и придется скучать весь вечер. Моего мужа совершенно невозможно оторвать от этого бильярда. Он готов проводить там день и ночь, совсем позабыв обо мне, — кокетливо заморгала длинными ресницами красавица. — А вы, часом, не любитель этой ужасно азартной игры?
— Признаться, мои способности к бильярду и разного рода подвижным забавам оставляют желать лучшего. Другое дело — шахматы. Они, знаете ли, превосходно тренируют мозг и не дают ему стареть, а в моем возрасте это уже немаловажно…
— Ну что вы! Зачем зря на себя наговаривать? Сорокалетний мужчина, так же как и двадцатилетний, мечтает найти под рождественской елкой барышню, но, в отличие от юноши, ему достается лишь… золотая табакерка. Вот и вся разница!
— Забавно! — не удержался от смеха Самоваров. — У вас прекрасное чувство юмора.
— Благодарю за комплимент. Вы единственный, кто заметил во мне что-то еще, кроме данной Богом внешности, — с наигранной обидой в голосе манерно вздохнула Анастасия, отчего моментально ожила крошечная родинка в ее открытом декольте. Самоваров с трудом отвел в сторону взгляд, и это обстоятельство не укрылось от взора искусительницы. — Мой муж не слывет ревнивцем, и потому я ангажирована почти на все танцы, и только вальс я оставила для него, однако он не обидится, если узнает, что я решила потанцевать с вами. — Она раскрыла веером висящую на кисти руки бальную записную книжку, изготовленную в виде пластин из слоновой кости, и что-то пометила крохотным свинцовым карандашиком.
Иван Авдеевич не успел опомниться, как невозмутимый, словно сфинкс, штабс-капитан, назначенный распорядителем танцев, тут же объявил вальс. Увлекаемый дамой, надворный советник закружился в безумном вихре, с трудом успевая за партнершей. Удивительно, но он хорошо помнил основные движения и, быстро освоившись, стал рассматривать Анастасию. Как же она была прекрасна! Ее завитые локоны, поднятые вихрем, слегка касались его щеки, и от этого прикосновения по спине бежали мурашки, и он, плененный давно забытыми ощущениями, все сильнее обхватывал узкую дамскую талию. Анастасия лишь слегка улыбалась и смотрела куда-то в сторону. И в тот момент, когда вальсирующие поравнялись с огромным, в человеческий рост зеркалом, Иван Авдеевич увидел в нем свое отражение, вернее сказать, это был не он, а некое разрумянившееся толстое существо, неуклюже снующее по залу с идиотски вздыбленным хохолком и одной подвернутой фалдой фрака, отчего другая напоминала хвост. Он сконфузился и почувствовал, что краснеет. «Господи, старый дурак, — пронеслось в голове, — выставил себя на посмешище!»
Музыка стихла, и Самоваров галантно повел даму к тому месту, откуда они начали танец. Им навстречу спешил расплывшийся в неестественно широком приветствии «рыжеусый таракан» Безлюдский. Впрочем, улыбался только его рот, а глаза, будто застывшие кусочки льда, казались неподвижными.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А я вот собрался вальс с женушкой потанцевать, а меня опередили! — разведя руками, полковник наигранно изобразил досаду.
— Вы уж извините, Григорий Данилович, что без вашего разрешения имел честь пригласить…
— Да полноте, Иван Авдеевич, я ведь пошутил. Танцуйте на здоровье с Анастасией Филипповной сколько душеньке вашей будет угодно. Я, признаться, грешен перед ней — если не на службе, то за бильярдным или ломберным столом пропадаю. Так что оставляю свою ненаглядную половину на ваше, так сказать, попечение, а сам позволю откланяться — подходит мой черед дать бой непобедимому Арчаковскому. Так что, милая моя женушка, как говорится, поздно не жди — буду утром. Честь имею.
