- Людей нельзя выводить на улицы, - сухо отрезал Ленин, выслушав Дзержинского. - Декабрь должен бы научить, Феликс Эдмундович.
У калитки возле огромного куста жасмина, словно бы залюбовавшись им, остановился, вернулся в дом, подошел к матери - забыл попрощаться. Мария Александровна понимала, что спрашивать, вернется ли, бесполезно, нет, не вернется, теперь, видно, надолго.
- Газеты, - снова остановился, когда вышли на тропинку. - Я оставил на столе газеты.
- Я их взяла, - ответила Надежда Константиновна. - И твои записи - тоже.
На платформе было пусто, дачники прогуливались, прятались от солнца под белые, в цветочках, зонтики; смеялись дети, играя в "салочки"; где-то рычал граммофон, иголка отвратительная, заездит пластинку.
Взяв три билета, Дзержинский сказал:
- На вечер назначено заседание ЦК. Как, любопытно, станет вести себя Дан? Вы были пророком, когда говорили о будущем Думы, он с Георгием Валентиновичем должен прийти к вам, должен просить, чтобы вы теперь возглавили всю работу...
- Не придет, - ответил Ленин коротко. - А работу я вел и буду вести, не дожидаясь приглашений, долго бы ждать пришлось... И не колите их нашей правотой, Феликс Эдмундович, не надо; может быть, этот урок их отрезвит. Впрочем, щелчки по носу мало кого отрезвляют, это скорее подвигает к самооправданию, станут искать лазейки, слишком уж больно хлестануло по самолюбию...
В вагоне приткнулся к окну, на вопрос Крупской не ответил, рассеянно улыбнулся - попросил прошения, в голове зрел план работы, только бы успеть записать за ночь, только бы хватило времени, в вагоне не поработаешь, трясет, да и потом, ближе к городу, жди филеров, сейчас их выгонят с Гороховой на дежурства, а что для них может быть опаснее, чем пишущий человек? Раз пишущий - значит, думающий, ату его!
"Роспуск Думы самым наглядным и ярким образом подтвердил взгляды тех, кто предостерегал от увлечения "конституционной" внешностью Думы и конституционной, если можно так выразиться, поверхностью российской политики во вторую четверть 1906 года. "Большие слова", которых тьму наговорили наши кадеты (и кадетофилы) перед Думой, по поводу Думы и в связи с Думой, разоблачены теперь жизнью во всей их мизерности...
...Тут-то вот и сказалась сразу та призрачность российской конституции, та фиктивность отечественного парламентаризма, на которую так упорно указывали в течение всей первой половины 1906 года с.-д. левого крыла. И теперь не какие-нибудь "узкие и фанатичные" "большевики", а самые мирные легалисты-либералы признали, своим поведением признали этот особливый характер российской конституции...
Логика жизни сильнее логики конституционных учебников. Революция учит.
Все то, что писалось "большевиками" с.-д. о кадетских победах... подтвердилось блестяще. Вся односторонность и близорукость кадетов стали очевидны. Конституционные иллюзии, - это пугало, по которому узнавали твердокаменного большевика, - встали перед глазами всех именно как иллюзии, как призрак, как обманчивое видение.
Нет Думы! вопят в диком исступлении восторга "Московские Ведомости" и "Гражданин". Нет конституции! вторят понуро тонкие знатоки нашей конституции, кадеты, которые так искусно ссылались на нее, так смаковали ее параграфы. Социал-демократы не будут ликовать (мы взяли свое и от Думы), не будут и падать духом. Народ выиграл то - скажут они, - что потерял одну из своих иллюзий...
Какие угодно законы и какие угодно выборные - нуль, если у них нет власти. Вот чему научила народ кадетская Дума. Споем же вечную память покойнице и воспользуемся хорошенько ее уроком!"
...Ленин умел проговаривать целые абзацы, он видел и слышал текст, память его была поразительна воистину; при том, что она была, как и у каждого выдающегося человека, выборочной, Ленин о б н и м а л проблему, охватывал ее целиком, не упуская при этом ни единой детали. Стратег - он поэтому видел смысл выступлений в их организующей направленности, он всегда к о л ь ц е в а л мысль, он никогда не полагался на додумывание аудитории, не позволял разнотолкования своих постулатов: "правда, только правда, ничего, кроме правды". Он обнажал костяк вопроса, расчленял его, выводил на первое место основополагающее, потом переходил к той п о э т а п н о с т и действия, которая рождалась точностью анализа.
"В сознание самого темного мужика стучится теперь обухом вбитая мысль: ни к чему Дума, ни к чему никакая Дума, если нет власти у народа. А как добыть власть?
Свергнуть старую власть и учредить новую, народную, свободную, выборную. Либо свергнуть старую власть, либо признать задачи революции неосуществимыми в том объеме, в каком ставит их крестьянство и пролетариат.
Так поставила вопрос сама жизнь. Так поставил вопрос 1906 год. Так поставлен вопрос роспуском кадетской Думы.
Мы не можем поручиться, конечно, что этот вопрос революция решит сразу, что борьба будет легка, проста, победа вполне и безусловно обеспечена. Никогда и никто не поручится ни за что подобное перед началом борьбы. Лозунг не есть ручательство за простую и легкую победу. Лозунг есть указание той цели, которая должна быть достигнута для осуществления данных задач...
Объективное положение вещей выдвигает теперь на очередь борьбу не за народное представительство, а за создание условий, при которых бы нельзя было разогнать или распустить народное представительство, нельзя было также свести его к комедии, как свели Треповы и К° к комедии кадетскую Думу".
...Дзержинский говорит, что меньшевики готовятся вывести людей на улицы, демонстрировать в поддержку Думы. Их трудно понять, право. Неужели Плеханов отстал от времени? Неужели он просто-напросто одряхлел мыслью, решил, что все достигнуто, памятник, как ни крути, обеспечен уже - р о д о н а ч а л ь н и к... А может быть, Дан и Юлий (подумав о Мартове, сразу же увидел его чахоточное, изможденное лицо, прекрасный, несчастный человек) были хороши в самом начале, когда главное заключалось в том, чтобы просвещать? Сейчас, когда настало время п р и н и м а т ь р е ш е н и я, они, видимо, не умеют или, что хуже, не могут себя переделать?
Почему демонстрация? Ну - почему? Ясно как божий день - время требует вооруженной борьбы, а не мирной демонстрации! Неужели мало им было уроков?! Или не могут понять? Есть же, в конце концов, дети, которые никак не в состоянии уразуметь геометрию...
"К сожалению, в нашей партии, вследствие преобладания правого крыла с.-д., в данный момент в ее русской части, вопрос о боевых выступлениях остался в забросе. Объединительный съезд российской социал-демократии увлекся победами кадетов, не сумел оценить революционного значения переживаемого нами момента, уклонился от задачи сделать все выводы из опыта октября - декабря. А необходимость воспользоваться этим опытом встала перед партией гораздо скорее и гораздо острее, чем думали многие поклонники парламентаризма...
...При данном положении вещей, как оно сложилось теперь, в момент роспуска Думы, не может подлежать никакому сомнению, что активная борьба ведет прямо и непосредственно к восстанию. Может быть, положение вещей изменится, и тогда этот вывод придется пересмотреть, но в данное время он совершенно бесспорен. Поэтому звать к всероссийской забастовке, не призывая к восстанию, не разъяснять неразрывной связи ее с восстанием, было бы прямо легкомыслием, граничащим с преступлением. Поэтому надо все силы направить на разъяснение в агитации связи между той и другой формой борьбы, на подготовку условий, которые помогли бы слиться в один поток трем ручьям борьбы: рабочему взрыву, крестьянскому восстанию и военному "бунту".
...На предпоследней перед столицей станции в вагон ввалилась ватага молодых рабочих.
Эти были г р о м к и е, новость до них уже дошла.
- Теперь пойдут сажать и стрелять, - говорил юноша в синей косоворотке, видимо, вожак - уверенно себя держал, пересчитал глазами, все ли вошли в вагон, потеснился, чтобы дать место маленькому, лет четырнадцати, пареньку, по его жесту все остальные сдвинулись, легко и податливо. - Теперь надо ухо держать востро, владыкам руку подай, всего утащат.
- Это верно, - согласились с ним.
- Стачку они объявят? - спросил один из парней. - Или проглотят?
- Ты о ком? - удивился вожак. - Странно говоришь - "они". Не "объявят" "объявим". Ты не говори за тетю Парашу, ты от себя говори. Я-то думаю, наши уж собрались в заводе, агитаторы, наверно, прискочили, будут спорить, брать оружие или рисовать транспаранты.
- Чего ж ты "будут" говоришь?
- Мы-то не будем. Это пусть агитаторы между собою спорят, мы послушаем, а уж после слово скажем. Я полагаю, что г л о т а т ь нам никак нельзя - хватит, наглотались. Когда нет конца терпенью - тогда нет конца страданью.
Ленин стремительно обернулся к Дзержинскому, сразу вспомнив эту его фразу из "Червоного штандара". Дзержинский увидал на лице Ильича сияющие, громадные глаза - таким становился, когда особенно чему-то радовался, а радовался он по-детски горделиво, всею душой, словно бы бросался в ночное, холодное озеро, где пахло росою, поникшей травой и древесной прелью, когда подплываешь к старой купальне и слышишь, как вода плещет о помост, и такое спокойствие в этом, такое благостное спокойствие...
