Опасная игра
Более того, некоторым аспектам глобализационного процесса – например, развитию сети международных негосударственных организаций, претендующей в перспективе стать альтернативой национальных правительств;202 децентрализации и атомизации экономических процессов,203 – прямо или опосредованно, хотелось бы верить, что неумышленно, поспособствовала социальная политика Римо-Католической Церкви, охарактеризованная в предыдущем изложении.204 Историческая подоплека указанных тенденций в развитии социальной политики Рима выглядит вполне очевидной: упоминавшаяся выше ностальгия по «славному Средневековью» должна предрасполагать понтификов к конституировавшим ту эпоху институтам – корпоративной (цеховой) системе структурирования общества и экстерриториальному господству Римского престола, который и являл собою тогда «обладающую действенными средствами власть во всемирном масштабе».
Следует отметить и то, что идея общественного плюрализма, структурирования общества в промежуточных корпорациях сословного и профессионального характера изначально нашла свое выражение в учении Фомы Аквинского. Однако попытка механического перенесения средневековых политических технологий в новейшую историю должна была сыграть и, как представляется, сыграла злую роль для мировой цивилизации. Как и в случае с отстаиванием социальных прав и свобод, католическая доктрина не прокладывала дорогу, а восприняла уже сформировавшийся в западном обществе тренд, который и без поддержки Рима продолжал бы развиваться, однако с такой поддержкой, безусловно, развился быстрее и масштабнее.
Широкое распространение некоммерческих общественных организаций, усвоивших высокую степень автономности и независимости не только от государственных структур, но и от каких-либо здравых и конструктивных институтов, действительно происходило на Западе, однако в рамках их деятельности часто стали опосредоваться не столько идеи общественной справедливости, сколько пресловутый индивидуализм и потребительский подход к жизни, а сам способ позиционирования этих организаций существенно отличался от средневековых образцов. Что же касается необходимости установления авторитетной и эффективной надгосударственной власти, то вместо обессилевших и фактически недееспособных международных организаций такую власть в наше время приобрели транснациональные олигархические корпорации, действующие в системе однополярного мира.
Децентрализация экономики рассматривается в социальном учении Католической Церкви в качестве положительного фактора, расширяющего возможности для применения независимого труда и способствующего росту ответственности, несмотря на то, что для Рима не являются тайной нестабильность и непрозрачность этого сегмента экономики, создающие возможность для несправедливого обращения с людьми, а научно-технический прогресс и глобализация рынков оцениваются католической социальной доктриной как факторы, повышающие конфликтность между трудом и капиталом, подвергающие трудящихся риску эксплуатации со стороны экономических механизмов в результате безудержного стремления к повышению производительности.205
Таким образом, в XX столетии Рим предложил небесспорные политические инициативы, способные наряду с позитивным эффектом активно способствовать дальнейшей секуляризации общества, выразившейся в абсолютизации гражданских свобод, гипертрофированной автономности гражданского общества с одной стороны и, в качестве отличного от ожидавшегося результата следствия, – тотальном давлении государства на жизнь индивида в важнейших сферах.
На определенном этапе Римо-католическая Церковь выбрала активную политкорректную и в чем-то популистскую проповедь вместо того, чтобы если не организовать протест против выявленных неблагоприятных явлений в мировой политике, то уж, по крайней мере, сомкнуть уста, сосредоточившись на призыве к индивидуальному спасению проверенными методами христианского благочестия.
На примере социальных концепций Римо-католичества и Протестантизма (насколько возможно говорить о единой концепции последнего) мы можем наблюдать, что попытки чрезмерно казуистичного присутствия Церкви в социальной сфере часто ведут к результатам, прямо противоположным желаемым, более того, сопровождаются размыванием самой Церкви как высокоспецифичного института и даже утратой ею отдельных элементов основополагающих догматов вероучения. Западные христианские церкви сегодня, по сути, действуют по классическим схемам сетевого маркетинга, пытаясь за счет «агрессивной демпинговой ценовой политики» (популистских трендов своего развития) завоевать популярность в недружелюбной или безразличной среде и осуществить последующую «локализацию на занятом сегменте рынка» (сохранить подобие заметного положения в обществе).206
Что касается Протестантизма, то, как показала предпринятая ранее попытка анализа его социального учения, ему изначально были присущи в качестве наиважнейшей составляющей индивидуализм и утилитаризм его адептов. Разумеется, мы далеки от того, чтобы возлагать на западное христианство ответственность за распространение на Западе как секулярного, так и глобалистического мировоззрения, но считаем возможным рассматривать практическую и исключительно катафатическую направленность западного христианства в качестве немаловажного фактора этих явлений.
Возвращение мифа: распад христианской цивилизации
Впрочем, при всей масштабности глобализационных явлений они лежат, как представляется, в контексте еще более важного процесса. Речь идет о системном изменении вектора развития человеческой цивилизации, признаки которого мы сейчас можем наблюдать.207
Можно заметить, что поначалу человеческая цивилизация развивалась в парадигме мифологического сознания, наиболее ярко проявлявшегося в период первобытной родовой организации общества. Характерным свойством мифологического сознания является коллективное типовое мышление,208 помещающее человека в жесткий контекст прелогичных традиций рода, связывающее его почитанием табу, тотемов и символов, а также то, что его носитель ощущает себя органичной частью природы,209 черпает силы в связи с нею своей животной составляющей.
В мистическом аспекте мифологическое сознание характеризуется обожествлением сил природы и, соответственно, язычеством; сильнейшим влиянием магизма, т. е. веры в экстраординарное достижение желаемого результата не за счет упорного труда, рациональных действий, а за счет оккультной обрядовой инициации.
Особо обратить внимание следует на такое качество мифологического менталитета, как отсутствие личностных императивов, с одной стороны, позволяющих индивиду в каждый отдельно взятый момент времени по мере необходимости свободно и осознанно выбирать вариант социального поведения, а с другой стороны, обязывающих его сделать этот свободный и осознанный выбор. Мифологическое сознание погружено в некую стихийно-дремучую энергетику, обусловливающую типовые неосознанные, часто спонтанные проявления как лучших, так и худших свойств человеческой природы; даже без попытки этически-оценочного отличия первых от последних.210
Вероятно, в силу этой особенности преобладанию мифологического сознания корреспондирует в основном горизонтальная интеграция общественного устройства, которой свойственна распространенность разобщенных, враждующих друг с другом локальных сообществ, не обладающих какой-либо идеологией, кроме идеологии повседневного физического выживания. В этом варианте bellum omnia contra omnem с инстинктивной непосредственностью проявлялся еще один неизбежный атрибут мифа – крайний эгоизм и стремление к самосохранению любой ценой. Наиболее ярко это явление представлено в первобытных родовых общинах, в силу чего мифологическое сознание часто отождествляется именно с этим этапом развития человеческой цивилизации.
Уже в древних деспотиях, а в особенности – в античных греческой и римской цивилизациях можно наблюдать возникновение важнейшей для человечества тенденции – перехода от горизонтальной общественной интеграции к вертикальной. В упомянутых примерах строительство вертикально-интегрированных социумов выражалось в появлении общей идеологии, выходящей за пределы повседневного выживания и стихийной природности; дисциплины, позволяющей объединить под общим началом значительно большее, чем в чисто мифологическом социуме, количество подданных; развитии философии, науки, искусства. Этой же эпохе принадлежит история уникального древнего социума – богоизбранного израильского народа, располагавшего в отличие от окружавших его цивилизаций важнейшей предпосылкой вертикальной общественной интеграции – религией единобожия.
