назад. — Тут были бумаги и всякая всячина. Немного, но хватило, чтобы мы убедились наверняка. 
Я не мог отвести глаз от жутких заиндевелых останков.
 — Мне известно, что Эванс впал в беспамятство и умер где-то тут, у вершины ледника Бирдмора. Но Отс вышел в пургу, только когда они зашли подальше на шельфовый ледник Росса, всего на двадцать девять миль от лагеря «Одна тонна».
 — Это верно, — согласился Майкл. — Но вопрос в том… как же Отс сумел сюда вернуться? Дойти назад ему не удалось бы. Он сильно обморозил ступни и вышел в пургу лишь потому, что ковылять дальше не мог. Кроме того, даже если бы он мог вернуться, на кой ляд ему это?
 Я присмотрелся к останкам поближе.
 — Думаю, что смогу на это ответить, — откликнулся я. — Эти кости обглоданы. Смотрите, тут — и тут — явные следы зубов, хотя трудновато разобрать, чьих именно. Восемьдесят лет назад эта трещина вполне могла служить укрытием для какого-то хищного зверя. Может быть, он преследовал Скотта и его группу, как шакалы преследуют стадо антилоп, поджидая, когда одна из них свалится и умрёт. Свалился Эванс, потом свалился Отс. Зверь притащил сюда их обоих и оставил, как запас на зиму.
 — Джеймс… — протянул Родни. — Ненавижу занудство, но какой хищный зверь смог бы такое проделать? В Антарктике полным-полно моржей, тюленей и морских птиц, но здесь нет природных сухопутных хищников: ни медведей, ни тигров, ни снежных барсов… никого, кто мог бы сложить этих людей в зимнюю кладовую.
 С серьёзным видом я повернулся к нему.
 — Изголодавшийся человек — это хищный зверь.
 Родни казался неубеждённым.
 — Не таким ведь человеком был Скотт, чтобы смириться с каннибализмом, точно? Он и своих собак не желал есть. И в его записях нет ни единого слова, предполагающего, что у него даже мысль такая появлялась.
 — Я это знаю, — отвечал я ему. — Но вы спросили у меня, что произошло с этими людьми, и я вам сказал. Вероятно, какой-то хищный зверь притащил их сюда и объел. Но был ли этот хищный зверь отбившимся хаски или человеком, готовым ради выживания съесть что угодно и кого угодно, я просто не знаю… пока не проведу все необходимые исследования.
 — По-твоему, это был Скотт, да? — произнёс Майкл.
 Я не отозвался. Даже сейчас нелегко было покушаться на одну из самых прославленных трагедий в британской истории.
 Но Майкл продолжал. — По-твоему, Скотт солгал, да… и они могли убить и съесть Эванса и Отса, просто чтобы двигаться дальше? Вся эта чушь про Отса, который вышел в пургу, чтобы не обременять троих прочих… по-твоему, это просто куча брехни… воодушевляющий вымысел про героя?
 — Да, — ответил я с пересохшим горлом. — Но не думаю, что можно кого-то винить за сделанное под смертельной угрозой. Вспомните экспедицию Доннера[25]. Вспомните тех школьников, чей самолёт разбился в Андах[26]. Нельзя осуждать людей, которые умирали в глухомани от голода, если ты совсем недавно набивал брюхо стейком и яйцами на славном судне «Эребус».
 Мы выбрались из палатки, вскарабкались по ледяной промоине и медленно побрели обратно к хижине.
 — Сколько тебе потребуется времени, чтобы точно определить? — спросил Майкл.
 — Двадцать четыре часа. Не больше.
 — Помнишь фотографию, которую я нашёл? — напомнил Майкл. — Ту, где Скотт и остальные на полюсе?
 — Конечно. Неужели ты докопался, кто этот таинственный шестой человек?
 Майкл покачал головой.
 — В конце концов я решил, что это, пожалуй, был Эванс в другой шляпе, и что ему как-то удалось связать вместе очень длинную верёвку, чтобы это снять.
 — Ты упоминал, что вы нашли бумаги и всякую всячину. Можно на это взглянуть?
  Когда мы вернулись в хижину, Майкл сварил горячего кофе, сдобрив его виски, пока я разбирал несколько жалких остатков скарба, обнаруженных в трещине вместе с Отсом и Эвансом. Расчёска; пара кожаных снежных очков (без стёкол и не очень-то эффективных, поскольку пластик тогда ещё не изобрели); одна-единственная меховая рукавица, иссохшая, словно мумифицированная кошка; и маленький дневник, в пятнах от снега. Большинство страниц дневника слиплись, но в конце нашлась единственная разборчивая запись… хотя не почерком Скотта, а, вероятно, Отса.
 Там говорилось только: «18 января, теперь нам пора поспешить домой, но Отчаяние скоро нас настигнет».
 Я долго сидел над дневником, потягивая кофе и хмурясь. Запись выглядела совсем просто, но фразеология была необычной. Кроме заглавной буквы в «Отчаянии», почему он написал, что «Отчаяние скоро нас настигнет»? Отчаяние — чувство, которое наверняка настигло бы любого, кто оказался на Южном полюсе, в восьми сотнях миль от безопасного места и практически без горячей пищи. Но обычно не говорили, что оно кого-то настигнет, пока этого не случалось на самом деле.
 Это было так же чудно, как сказать: «Завтра, когда мы полезем на гору, нас настигнет страх». Вполне вероятно, что страх вас, безусловно, настигнет, но так просто не выражаются.
 — Можем мы добраться до полюса, а затем медленно пролететь обратно маршрутом Скотта? — поинтересовался я у Майкла.
 — Ну, если это, по-твоему, поможет. Я в любом случае собирался свозить тебя к полюсу. Вот было бы разочарование — столько пройти и не добраться до конца.
  На следующее утро, чуть позже семи, мы покинули исследовательскую станцию на вершине ледника Бирдмора. «Чинук» по диагонали поднялся к солнечному свету и направился к полярному плато между горных пиков Куин-Александра[27]. Ветер крепчал всю ночь, и когда я глянул вниз, то увидел, как по льду метут длинные снежные хвосты.
 — Скотту не повезло: у него не было вертолёта, — прокричал Майкл сквозь рёв моторов. Он вручил мне рулет с ветчиной, завёрнутый в пищевую плёнку.
 — Завтрак, — пояснил Майкл.
 От станции до Южного полюса было около трёхсот пятидесяти миль, и мы пролетали их, снизившись над ледяным плато.
 — Мерзкая местность для людей, тянущих сани, — подметил Майкл. — Тащить сани по этим ледяным кристаллам — всё равно, что по песку. Совсем не скользят.
 До полюса оставалось минут двадцать лёта, когда пилот обернулся и сообщил:
 — Майкл, я поймал несколько неблагоприятных сводок о пурге. Похоже, надолго нам здесь не задержаться.
 — Всё в порядке, мы только по-быстрому глянем, — ответил Майкл. — Кроме того, сегодня на ужин рубец, и я не хочу его лишиться.
 Однако пока мы кружили у полюса, ветер начал безжалостно трепать «Чинук», и я услышал, как протестующе завыли вертолётные винты.
 — Ты уверен, что всё в порядке? — спросил я Майкла. — Может, лучше вернёмся, когда погода улучшится.
 — Спокойней, всё пройдёт прекрасно, — заверил он. — Давай, Энди, садись, где хочешь.
 — Это и вправду