class="p1">Но он почти сразу же вернулся, вытаращив глаза из-под заснеженных ресниц.
— Он здесь! — прохрипел Майкл.
— Кто? О ком ты говоришь?
— Тебе прекрасно известно, кто там! Шестой человек! Ты и сам должен был его увидеть!
По выражению моего лица Майкл понял, что я и увидел. Он неуклюже протиснулся назад в палатку.
— Возможно, он сумеет помочь! — предположил Майкл. — Возможно, он поможет нам спастись!
— Майкл, он не может быть настоящим. Это что-то вроде галлюцинации, вот и всё.
— Как ты можешь утверждать, что он ненастоящий? Он ведь стоит снаружи!
— Майкл, его просто не существует. Его не может существовать. Он просто в нашем воображении, вот и всё.
Но Майкл был чересчур взбудоражен.
— Южный полюс существует только в нашем воображении, но всё равно остаётся Южным полюсом.
Я пытался с ним спорить, но мы оба проголодались и закоченели от холода, так что мне не захотелось понапрасну тратить силы и надежду. На последних каплях иссякающего газа я заварил горячий шоколад, мы сели рядом и выпили его. Майкл всё время глядел на полог палатки, будто собирал силы, чтобы выйти в пургу и встретить шестого человека лицом к лицу.
Пурга неутомимо завывала уже почти пять дней, когда Майкл ухватил меня за плечо и потряс, чтобы разбудить. В тусклом свете гаснущего фонарика блестели его покрасневшие глаза.
— Джеймс, нет никакой надежды, верно? Мы так и умрём здесь.
— Брось, не вешай носа, — ответил я ему. — Пурга не может тянуться очень долго.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Ты ведь так же хорошо, как и я, понимаешь, что всё кончено. Остаётся только одно.
— Ты же не станешь выходить наружу?
Он кивнул.
— Теперь я понял, кто он такой, этот шестой человек. Отс тоже это понял. Он — Отчаяние. Он — абсолютное отсутствие человеческой надежды. Эскимосы всегда утверждали, что в некоторых чрезвычайно холодных местах исключительно мощные человеческие эмоции могут обрести человеческий облик. Так говорили и индейцы-квакиутлы.
— Брось, Майкл, ты теряешь хватку.
— Нет, — возразил он. — Нет! Когда Скотт добрался до полюса и обнаружил, что Амундсен успел сюда первым, то впал в отчаяние. К тому же, вероятно, он понимал, что они не смогут вернуться живыми. И это обратилось шестым человеком, Отчаянием; и Отчаяние выслеживало их, одного за другим; и знаешь, что говорят об Отчаянии? Отчаяние срывает саму плоть, прямо с костей.
Майкл не казался сумасшедшим; но меня он сводил с ума. Он всё ещё улыбался, словно никогда не был счастливее. «Отчаяние нас настигнет», — так писал Отс, и Майкл оказался прав. В этом был некий вывернутый наизнанку смысл.
Он крепко меня обнял.
— Хочу, чтобы ты позаботился о Тане. Я знаю, как сильно она тебе небезразлична. — Затем Майкл открыл полог палатки и выбрался наружу.
Щурясь от обжигающе ледяного ветра, я видел, как он поковылял прочь, направляясь к вертолёту. Еле различая сквозь снег, я увидел рослого человека, поджидающего Майкла, человека в чёрном, неподвижного и безгранично терпеливого. В некоторых чрезвычайно холодных местах исключительно мощные человеческие эмоции могут обрести человеческий облик.
Майкл встал прямо перед этим человеком, будто послушный солдат, прибывший к своему командиру. Затем человек в чёрном поднял обе руки и вонзил их в грудь майклова анорака, проткнув ткань, кожу и живую плоть. С жутким треском, который был слышен даже сквозь завывания метели, он буквально вывернул Майкла наизнанку, шквалом кровавого месива лёгких, сердца и трепещущих потрохов.
Затем пурга задула ещё яростнее и скрыла их. Трясущийся, перепуганно бормочущий, я закрыл полог палатки и съёжился под анораком и одеялами, в ожидании той или иной смерти.
Я возносил самую длинную молитву, которую когда-либо возносил человек, и надеялся.
Палаточный полог распахнулся, и я очутился в треугольнике солнечного света. Не было ни пурги, ни ветра, лишь далёкое посвистывание вертолётных винтов и человеческие перекрикивания.
Это оказался Родни.
— Джеймс! Боже мой, ты ещё жив, — изумился он.
Вместе с Таней я сидел на вершине Лита и смотрел на Селборн. Стоял один из тихих жарких безвременных августовских вечеров.
— Такие летние деньки нравились Майку, — промолвила она.
Я кивнул. Две ласточки спикировали и пронеслись прямо над нами. Самые верные домашние ласточки, что каждый год возвращаются вить гнездо в тот же самый дом.
— Иногда у меня такое чувство, будто он ещё с нами, — добавила Таня.
— Да, — согласился я. — Пожалуй, да.
— Но он хотя бы не мучился, правда?
— Нет, — ответил я ей. — Все трое погибли мгновенно, без боли. Они даже не успели ощутить пламя.
— Тебе повезло, — с небольшой печалью заметила она.
— Пойдём, — напомнил я. — Пора возвращаться.
Я помог ей подняться с травы, и мы вместе стали спускаться по склону холма, пробираясь между ежевикой и кустами можжевельника. В какой-то момент Таня опередила меня, а я на миг остановился и оглянулся — на тёплые и благоухающие рощи, на мирные летние склоны и на свою собственную тень, чёрную, высокую и неподвижную, словно воспоминание о том, чего никогда не было.
Перевод: BertranD
В стиле рококо
Graham Masterton, «Rococo», 1991
Был такой тёплый весенний день, что Марго решила позавтракать не в офисе, а на площади неподалёку, рядом с ультрасовременным искусственным водопадом по проекту Спечокки. На площади всегда было полно народу, но после неестественной прохлады суперконди-ционированного воздуха в её маленьком кабинете в «Джордженс Билдинг» завтрак казался почти что отпуском на средиземноморском побережье.
Марго была столь же классным специалистом в проведении пикников, как и в своих профессиональных делах, так что на розовую хрустящую салфетку от Тиффани были выложены следующие припасы: sfinciuni — тонкий сандвич из пиццы по-палермски с некопченой ветчиной и сырами рикотта и фонтина; фруктовый салат из манго и клубники, вымоченных в белом вине; и бутылка негазированной минеральной воды «Мальверн».
Именно тогда, когда она выкладывала свой завтрак, она впервые заметила мужчину в сизо-сером костюме, сидевшего на противоположной стороне площади, у самого края водопада. И хотя его то и дело заслоняли проходившие мимо туристы, от неё не укрылось, что он пристально смотрит в её сторону. Он действительно не сводил с неё глаз; и через несколько минут ей стало явно не по себе от этого немигающего взора.
Марго привыкла, что на неё пялятся мужчины. Она была высокая, выше пяти футов девяти дюймов, и у неё были роскошные каштановые волосы, уложенные локонами. Её бывший жених Пол говорил ей, что у неё лицо, как у ангела, который вот-вот заплачет: большие синие глаза, прямой,
