— Бакки! — Близняшки заметили его и, перекрикивая шум, обращались к нему. Они вскочили с мест и махали ему руками. — Бакки! Ты приехал! Ура!
Он помахал им в ответ, и они, взволнованные, стали указывать ему в ту сторону, где сидела сестра.
Улыбнувшись, он произнес так, чтобы девочки смогли прочесть по губам: "Я вижу, я вижу". А они уже вовсю кричали Марсии: "Бакки здесь!"
Марсия встала, оглядываясь, и он тоже встал, и вот она наконец увидела его, увидела и обеими руками послала ему поцелуй. Он был спасен. Полиомиелит не достал его.
Вторую половину дня он провел у воды, наблюдая, как вожатые — семнадцатилетние школьники, еще не достигшие призывного возраста, — учат детей плавать. Все это было ему хорошо знакомо по курсу "Обучение плаванию и прыжкам в воду", который он прошел в колледже. Без сомнения, ему досталась великолепно отлаженная программа и прекрасная среда для занятий: ни один дюйм берега не выглядел запущенным, причалы, мостки, пирсы, помосты и трамплины для прыжков были в идеальном состоянии, вода была чистейшей. Со всех сторон озеро обступали крутые холмы, покрытые густым лесом. Спальные коттеджи приютились на ближнем берегу, где холмы были пониже, лагерь девочек начинался от одного крыла столовой, лагерь мальчиков — от другого. Примерно в сотне ярдов от берега виднелся небольшой остров, поросший склоненными деревьями, чья кора казалась белой. Вероятно, это и был островок, о котором говорила Марсия, — место, где они могли быть совсем одни.
У секретарши мистера Бломбака она оставила ему записку: "Я глазам не поверила, увидев здесь своего будущего мужа. Освобожусь в 9.30. Встретимся у столовой. Я от тебя, как говорят школьники, в обалдении. M."
Когда кончился последний урок плавания и дети разошлись по коттеджам перед пятничным ужином и кинофильмом, Бакки остался на берегу один, очень довольный тем, как прошли первые часы на новой работе, радостно взволнованный пребыванием среди беззаботных, великолепно активных детей. Знакомясь с вожатыми, наблюдая за их действиями, уча детей правильным движениям и дыханию, он много времени провел в воде и пока что не имел возможности прыгнуть в озеро с трамплина. Но он все время думал об этом первом прыжке, как будто лишь после него можно было бы с полным правом сказать, что он в Индиан-Хилле.
Он прошел к вышке по узкому деревянному пирсу, снял очки и положил их под лестницей. Потом, полуслепой, поднялся на вышку. Путь на край трамплина он еще видел, но дальше все расплывалось. Холмы, лес, белый остров, даже озеро — все исчезло. Он был один на вышке над водой и не видел почти ничего. Воздух был теплый, его тело было теплое, и до него доносились только глухие удары теннисных мячей и, время от времени, металлический звон, когда дети, соревнуясь в метании подков, попадали в торчащий из земли штырь. Сделав глубокий вдох, он не почувствовал даже намека на запах Сикокеса, штат Нью-Джерси. Его легкие наполнил живительный чистый воздух Поконо-Маунтинз, он стремительно сделал три шага вперед, оторвался от доски и, контролируя в незрячем полете каждый дюйм тела, совершил простой прыжок ласточкой в озеро, которое он увидел лишь за миг до того, как его руки четко рассекли воду и он канул в холодную кристальную глубину.
В пять сорок пять, когда он с ребятами из своего коттеджа шел ужинать, две девочки вдруг отделились от толпы, входившей в столовую в сопровождении вожатых, и начали выкрикивать его имя. Это были близняшки Стайнберг, до того похожие одна на другую, что даже вблизи ему трудно было их различать.
— Это Шейла! А это Филлис! — определил он, когда они бросились к нему в объятия. — Обе выглядите просто чудесно… А загорели-то как! И еще больше выросли. Черт возьми, вы уже с меня!
— Выше! Выше! — кричали они, прыгая вокруг него.
— Ох, нет, только не это, — смеялся Бакки. — Пожалуйста, не перерастайте меня так рано!
— Ты нам покажешь все свои прыжки? — спросила одна из сестер.
— Пока меня никто об этом не просил, — ответил он.
— Мы тебя просим! Мы! Показательные прыжки для всего лагеря! Со всеми воздушными крутилками и вертелками!
Два месяца назад девочки видели, как он прыгает: Стайнберги взяли его с собой на удлиненный по случаю Дня поминовения уикенд в свой летний приморский дом в Диле, и они все вместе ходили на берег в плавательный клуб, где Стайнберги состояли. Он тогда в первый раз был у них в гостях с ночевкой, и, как только он справился с нервозностью из-за того, что не знал, на какие темы человек вроде него может говорить с такими образованными людьми, ему стало ясно, что родители Марсии очень добры и просты в общении. Ему запомнилось удовольствие, какое он испытал, обучая близняшек в бассейне азам прыжков с низкого трамплина: как держать корпус, как отрываться. Вначале они робели, но в конце концов научились сносно выполнять элементарные прыжки. К тому времени он уже был их кумиром, и с тех пор они при любой возможности перехватывали его у старшей сестры. И он был тоже ими очарован, этими девочками, которых доктор Стайнберг гордо называл своим "равноблистательным дуэтом".
— Мне без вас было скучно, — сказал он сестричкам.
— Ты к нам до конца лета? — спросили они.
— Конечно.
— Потому что мистер Шлангер ушел в армию?
— Да.
— Марсия нам сказала, но сперва мы подумали, что это ей приснилось.
— А мне прямо сейчас кажется, что я сплю и все это мне снится, — сказал Бакки. — Ну, пока, скоро увидимся.
Напоказ перед подружками они по очереди подняли к нему свои личики и демонстративно чмокнули его прямо в губы. И столь же демонстративно, убегая в столовую, крикнули:
— Мы тебя любим, Бакки!
За ужином он сидел рядом с вожатым "Команчей" Дональдом Каплоу, семнадцатилетним энтузиастом легкой атлетики, который метал на соревнованиях диск за свою школу. Услышав от Бакки, что он метает копье, Дональд сказал, что привез в лагерь снаряжение и в свободное время тренируется с диском на скошенном лугу за лагерем девочек, где в августе каждый год проводится большой Индейский праздник. Он спросил Бакки, не смог ли бы он как-нибудь прийти, посмотреть и дать ему советы.
— Конечно, конечно, — заверил его Бакки.
— Я видел сегодня, как вы прыгнули, — сказал Дональд. — С крыльца нашего коттеджа видно озеро. Я наблюдал за вами. Вы участвуете в соревнованиях?
— Я могу делать элементарные прыжки спортивного уровня, но в соревнованиях — нет, не участвую.
— Мне прыжки все никак не даются. Раз за разом повторяю глупые ошибки.
— Может быть, я сумею помочь, — сказал Бакки.
— Правда?
— Если будет время, конечно.
— О, это было бы чудесно. Спасибо.
— Мы пойдем по порядку, от простого к сложному. Кое-что поправим, и, думаю, все будет отлично.
— Я не слишком на вас наседаю?
— Да нет, что ты. Как свободный час выпадет — я в твоем распоряжении.
— Спасибо еще раз, мистер Кантор.
Переведя взгляд на девчоночью половину столовой, чтобы высмотреть Марсию, он встретился глазами с одной из близняшек, и та изо всех сил ему замахала. Он улыбнулся, помахал ей в ответ и подумал, что менее чем за день избавился от мыслей о полиомиелите — разве что несколько минут назад, беседуя с Дональдом, невольно вспомнил Алана Майклза. Хотя Дональд был пятью годами старше Алана и уже вымахал на шесть футов, они в чем-то были похожи: оба красивые, широкоплечие, худощавые, с длинными сильными ногами, оба тянулись к нему как к инструктору, который мог помочь им усовершенствоваться в спорте. Таких ребят, как Алан и Дональд, сразу чувствовавших его любовь к преподаванию и способность вселить в ученика уверенность, где ее не хватает, он быстро вовлекал в свою орбиту. Будь Алан жив, он с годами почти наверняка стал бы похож на Дональда Каплоу. Будь Алан жив, будь Херби Стайнмарк жив… но тогда Бакки почти наверняка не был бы здесь и невообразимое не происходило бы на самом деле.
Вечером они с Марсией поплыли по озеру на каноэ; до тех пор он ни разу в такую лодку не садился, но Марсия показала ему, как обращаться с веслом, и, глядя на нее, он усвоил всю науку за несколько гребков. Они медленно двигались в темноту и, доплыв до узкого острова, который был гораздо длиннее, чем казалось с берега, обогнули его, пристали с противоположной стороны, вытащили каноэ на сушу и положили под деревьями. С момента встречи они почти не говорили: чуть подержавшись за руки у столовой, поспешили к купальному берегу девочек, тихо сняли там с подставки каноэ и спустили на воду.
Ни луны на небе, ни звезд, ни огней вокруг, кроме нескольких окошек коттеджей на склоне холма. На ужин сегодня был ростбиф — надо было видеть, с каким аппетитом уплетал кусок за куском сочное розовое мясо Дональд Каплоу, — а теперь старшие смотрели в зале кино, и, кроме отдаленных голосов актеров и музыки, на остров из лагеря не доносилось ни звука. Где-то рядом наигрывал лягушачий оркестр, а вдалеке каждые несколько минут раздавались протяженные раскаты грома. Театральный эффект надвигающейся грозы еще больше усиливал волнение влюбленных на безлюдном острове, возбуждающе скудно одетых только в тенниски и шорты защитного цвета. С обнаженными руками и ногами они стояли друг перед другом на маленькой расчищенной прогалине среди деревьев, стояли так близко, что даже в темноте он видел Марсию очень отчетливо. Несколько дней назад она приплыла сюда на каноэ одна и подготовила на прогалине место для их свиданий, руками отгребла листья, нападавшие прошлой осенью.
