конференции в Лозанне в 1932 г. репарационный вопрос был разрешен окончательно. Германии необходимо было выплатить 3 млрд рейхсмарок (эта денежная единица была введена по итогам реформы 1924 г.). Спор о выплаченной сумме репараций говорит о сложной формирующейся в 1920-1930 гг. международной финансовой системе, когда в итоге Германия получила больше денег в форме иностранных (преимущественно американских) займов, чем она выплатила в виде репараций. Экономический кризис сделал дальнейшее обсуждение судьбы репараций пустыми надеждами, а политические изменения — приход к власти А. Гитлера — поставил крест даже на этих надеждах.
К последствиям Первой мировой войны можно отнести также спад производства, вызывавший иногда даже и дефицит потребительских товаров (показателем которого была появившаяся карточная система распределения). Резкий рост военной промышленности ставил вопрос о перспективах развития таких предприятий в мирное время: с одной стороны, гонка вооружений не прекращалась, хотя ее темпы не были стабильными в ведущих странах, с другой стороны, вопрос о реконверсии не был сформулирован так же остро, как это было после Второй мировой войны, когда в практику экономического управления вошло понятие «военно–промышленный комплекс». При этом в межвоенный период идея всеобщего разоружения и вовсе терпит неудачу.
Аргентинский парадокс
Суть «аргентинского парадокса» состоит в том, что процветавшая в начале XX в. страна с амбициями развития сильно сдала свои позиции в плане экономического роста, встретив XXI в. суверенным дефолтом. В 1910‑е годы Аргентина входила в число самых богатых стран мира, благодаря значительным запасам природных ресурсов и возможностям экспорта сельскохозяйственной продукции на фоне идущей индустриализации. Однако период процветания оказался скоротечным, так как Аргентина зависела от экспорта мяса и зерновых культур, и, как следствие, иностранные инвестиции направлялись почти исключительно в сельское хозяйство: формировалась сильная зависимость экономики как от внешних кредитов, так и от внешнего спроса на сельскохозяйственную продукцию. Мировой экономический кризис уже в 1930 г. привел к сокращению экспорта из Аргентины аграрной продукции. Первые реформы стали переориентировать сельхозпроизводство на внутренний рынок, но без модернизации крупных землевладений результаты были незначительными. Президент страны в 1943-1955 гг. Х. Д. Перон в поисках «третьего пути» пытался найти баланс между капитализмом и социализмом с опорой на собственные силы в экономике. Перон провел национализацию иностранного имущества, вернул валютные резервы в страну; были выкуплены принадлежавшие иностранным компаниям железнодорожные и транспортные компании. Удачной оказалась и сельскохозяйственная конъюнктура после Второй мировой войны, когда Европа остро нуждалась в мясе и хлебе. Однако, несмотря на адресные и значительные вложения в промышленность и инфраструктуру, к середине 1950‑х годов безработица и инфляция остановили экономический рост. Сохранившаяся зависимость экономики от иностранного капитала не позволила рассчитаться с внешними долгами в середине 1970‑х годов. После военного переворота 1976 г. спад производства, концентрация богатства в руках немногочисленной элиты и отток капиталов резко ухудшили экономическую ситуацию. И хотя правительственные меры по сдерживанию безработицы имели успех в 1980‑е годы, сокращение прослойки беднейшего населения не меняло в целом слабых показателей экономического развития. Главный удар по экономике Аргентины был нанесен инфляцией на рубеже 1980-1990‑х годов — бедность населения достигла исторического максимума. Новая попытка экономических реформ, построенная на неолиберальной модели, заключалась в ускоренной приватизации; в итоге бедность понизилась, но безработицу побороть так и не удалось. Кризис 1999-2002 гг. вынудил правительство Аргентины объявить о крупнейшем в истории дефолте (80 млрд долл.) и привел к пересмотру существующей экономической модели. Пока «аргентинский парадокс» является примером экономической неудачи, при этом он предоставляет обильную пищу для размышлений и для решения сложной политэкономической задачи — поиска ресурсов для восстановления экономического роста.
1920‑е годы: мир в поисках процветания. Несмотря на дезинтеграцию экономики, после Первой мировой войны стал очевидным переход баланса экономических сил из Старого Света в Новый. США превращались из нетто–должника в нетто–кредитора. В данный период у США имелись и политические ограничения (достаточно изоляционистская политика, неучастие в работе Лиге Наций). Межвоенный период экономического развития интересен в этой связи тем, что не удалось легко передать «эстафету» экономического лидерства от Великобритании к США. В то время как для первой глобальное влияние постепенно снижалось, хотя понятно, что границы Британской империи были крайне обширными, для США экономическое доминирование оказалось будто бы преждевременным. Некоторые исследователи связывают глубину всемирного экономического кризиса именно с этим реальным, но словно необъявленным переходом экономического центра влияния через Атлантический океан. Сама глубина Великой депрессии доказала новую роль США в мировом хозяйстве.
1920‑е годы начались с экономического спада, во многом вследствие того, что ведущие экономики оказались сосредоточенными «внутри самих себя». Восстановлению мировой торговли на довоенном уровне препятствовали и защитные пошлины в рамках национальных экономик, и фактически установившаяся «золотая монополия» США при гиперинфляции в побежденной Германии, и общая неустойчивость курсов национальных валют в мире, и развитие идей планового хозяйства (Советская Россия ввела государственную монополию внешней торговли, и, хотя пятилетнее планирование в СССР началось в 1929 г., план ГОЭЛРО реализовывался уже с 1920 г.).
1920‑е годы стали для победителей временем, когда можно найти быстрый путь к обогащению, хотя и с привкусом гангстеризма и расточительства. В США это время известно как эпоха процветания («просперити»), кратковременного, но впечатляющего хозяйственного подъема. Удивительно, что НЭП в Советской России оказался созвучной эпохой быстрого накопления капиталов, хотя процессы восстановления экономики после Первой мировой и Гражданской войн также требовали немало сил. «Счастливые двадцатые» — время быстрого развития техники, использовавшей успехи рационализации и стандартизации производства. В эти годы расширяются мощности машиностроения, развиваются электротехническая и химическая промышленности. В таком случае естественным казался процесс концентрации экономических ресурсов — во многих странах появлялись картели, тресты, концерны. Экономический рост после мировой войны наблюдался почти во всем мире, о чем свидетельствует увеличение национального дохода во многих странах. Тем не менее это время ознаменовалось и существенными экономическими трудностями, в частности, безработицей в развитых странах, низкими зарплатами, относительно низкой доходностью сельского хозяйства. Растущая роль государства в экономике, во многих странах сохранившаяся со времен войны, предопределила тенденцию, когда место международного мирового хозяйства со свободным товарообменом заняли национальные экономики, часто стремившиеся к автаркии.
XX век можно также назвать и веком финансов и финансовых кризисов. При этом важно учитывать, что финансовые отношения — это не просто деньги или долговые обязательства, по сути это весьма сложные экономические процессы формирования, распределения и использования централизованных и децентрализованных фондов денежных средств. Более того, финансы напрямую связаны не только с денежной массой, но и с деловыми отношениями
