Евгений подошел к калитке дворика, усаженного цветами, с удовольствием остановив взгляд на крепком, свежеоштукатуренном доме: его стараниями он, построенный больше полувека назад, выглядел как новый. Почуяв своего, залаял, подвизгивая, Пират, шарахнулись к забору куры, приподнялась со своего места на солнце кошка Муська.
– Глянь-ка, Муська… Все еще живая… Мам, сколько же ей лет, а? Сколько себя помню, здесь всегда Муська…
Мать выпрямилась над клумбой с петуниями и пошла навстречу, радостно раскинув руки для объятий.
– Да ей лет уж двадцать, наверное, – ответила она весело, – она у нас долгожительница. А чего ей? Не пьет, не курит, на свежем воздухе да на хороших харчах…
Это была когда-то красивая, а теперь старая, облезлая, с рваным ухом и прищуренным от старости глазом кошка. На редкость умное и доброе животное. Родная дочь, которую она кормила и облизывала, теперь обижала ее и отбирала лучший кусок, когда Муська медленно мусолила его своими старыми, стертыми зубами. Но она была незлобива, принимала все как должное и покорно уступала молодой и сильной. А забредя куда-нибудь в теплый уголок, с готовностью подставляла свои соски, чаще всего пустые, подрастающим котятам. Своих детей она теперь не имела, разве что изредка, случайно, но не делала разницы между своими и чужими, и охотно кормила внуков и правнуков, пока их молодые мамаши бегали на свидания.
Евгений погладил Муську, приласкал Пирата и пошел за матерью в дом.
– Мам, мне надо на некоторое время скрыться, – начал он, усевшись под божницей. – И чтоб никто не знал, где я. Приходится спасаться. – Евгений рассказал обо всем, что приключилось с ним за последнее время. – Нелепая ситуация: я стал заложником собственного открытия. Сейчас выход один – исчезнуть. Лора с детьми пока в пансионате на море. А там, надеюсь, мой план сработает. Надо папу предупредить. Кстати, где он?
– К брату поехал, вечером вернется.
Евгений задумался.
– Могут, конечно, и сюда добраться, будут искать по всем адресам. – Он тяжело вздохнул. – Не лучше ли к соседке поселиться в качестве дачника? Она здесь недавно, меня не знает…
– Ни в коем случае, – покачала головой мать. – Старуха совсем ополоумела – подглядывает за жильцами, мне молодая женщина жаловалась…
Дачница жила в смежной комнате с хозяйкой, рассказывала мать. Общая дверь была заколочена, а верхняя стеклянная часть завешена газетами с хозяйской половины. Когда молодой человек, снимавший дачу по соседству, заходил к ней в гости, газета на двери сдвигалась, давая место любопытному старухиному глазу. Сначала женщина делала вид, что не догадывается о ее проделках, и, как ни в чем не бывало, вела с гостем дружелюбную, но чинную беседу. Глаз, разочарованный, вскоре исчезал, но стоило голосам смолкнуть, как он появлялся снова. Дачнице было смешно и противно. Порой она нарочно дразнила хозяйку многозначительными паузами и вздохами в разговорах со своим приятелем. Она повесила со своей стороны плотную занавеску, но вскоре просто съехала.
– Останешься здесь, у меня, – подытожила мать. – Для всех, кто увидит, ты мой дачник. Волосики давай подкрасим…Да они и без того у тебя какие-то другие, словно бы не твои…
Евгений улыбнулся. Хорошо. Значит, изменения уже заметны.
– Усы, бороду отпускай, – продолжала мать, – чтобы тебя ни соседи, ни твои «охотники» не узнали. Оборудуй мансарду и работай.
Мать прошла к отгороженному от общей комнаты уголку, где стояла плита с газовым баллоном и вились над раковиной трубки самодельного водопровода, достала из холодильника кастрюли.
– Сейчас подогрею тебе борща, подкрепись. – И обернулась встревоженно: – А как с документами быть? Вдруг участковый заявится – якобы с проверкой…
Евгений положил на стол паспорт. Об этом он тоже подумал. Поэтому заглянул в отделение милиции, пожаловался на утрату всех документов: украли кейс прямо из машины.
– Приехал к другу на день рождения, пошли в ночной клуб, там и украли.
– К кому приехали? – спросил милицейский невозмутимо. Ситуация была слишком обыденной. Да и прилично одетый, интеллигентного вида мужчина подозрений не вызывал.
– К Акиншину. – Евгений назвал свой адрес и телефон. – Позвоните туда, вам подтвердят. – И поставил на стол подарочную коробку коньяка «Хенесси».
– Пишите заявление.
Милиционер ничего проверять не стал. Так Евгений стал Олегом Николаевичем Шашиным, якобы сводным братом Лоры.
Небольшая комнатка в мансарде, которая обычно использовалась как кладовка, была светла, тепла и проветривалась через низкое продолговатое окошко, открывавшееся как фрамуга. Евгений выстроил на столе пробирки с реактивами, включил крохотный холодильник и поставил туда колбы с субстанциями. Достал из сумки термос, вынул обложенный льдом цилиндр с законсервированной РНК, приготовил спиртовку и шприц. Он уже закатал рукав, когда на пороге появилась мать и замерла в дверях с испуганно округлившимися глазами.
– Не пугайся, мам, – засмеялся Евгений, – это не наркотики. Видишь ли, мне нужно радикальное, а не бутафорское изменение внешности. Эти инъекции мне помогут. И я уже начал.
– А-а, вот почему я вижу в тебе что-то другое. Как будто моложе стал, и волосы вьются… Я подумала, может ты специально прическу сделал…
– Помоги лучше, подержи жгут, пока вена обозначится. Все, спасибо. Иди, мама, я отдохну.
Евгений открыл окно и прилег на железную казарменную койку. В мансарду хлынул душистый деревенский воздух и шум близко расположенных жилищ. Двухэтажный соседский дом, полный дачников, которых распихали по углам трое его совладельцев, скрипел, шуршал, стучал, перекликался на разные голоса. В битловские ритмы, исторгаемые магнитофоном на другой половине дома, вплетались вопли Пугачевой, несшиеся из репродуктора, который включала на всю мощь глухая старуха-хозяйка.
– Тли-то, тли развелось, ужас… – причитала она, обходя свою крохотную часть сада. – И куда только воробьи смотрят…
Соседи трясли яблоню, наполняя корзины для базара.
– Куда трясешь на сарай! – кричал со своей половины совладелец. – И так всю шиферь побили! Если ветки не спилишь, я ее вообще срублю!
– Только попробуй, – огрызался хозяин яблони.
– Я тебя… – сыпал нецензурщиной сосед. – Не доводи, когда я из терпения лопну!
– Лопайся, грамотей… Говорить не умеет, а ругаться – прямо виртуоз!
– Я тебе, умник, щас врежу… Я те врежу так, что всех своих умственных чувств лишишься!
Воцарилась зловещая пауза.
– Сергун! – взвизгнул женский голос.
– Я ему щас… – рычал владелец сарая. – Были зубы в ряд, станут в кучку!
– Сергун! – вопила женщина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
