– У них чужих стран нет, как ты сам прекрасно знаешь, везде работают свои люди. А в нашей сейчас ничего не стоит и похитителей найти, и убийц нанять, тем более за большие деньги.
– Ты прав, – задумчиво согласился Евгений. – Если уж с итальянским премьером Альдо Моро, человеком высокого ранга, так зверски обошлись, то что тогда говорить о нас, обычных гражданах…
– А разве его убийство – тоже их рук дело? – удивилась Лора.
– Конечно. За смертью Альдо Моро стояли важные члены «Римского клуба». Они не раз угрожали Моро уничтожить его, если он не откажется от своих планов индустриального развития Италии. «Римский клуб» требовал от итальянского лидера «нулевого» экономического роста и сокращения населения страны, а он не подчинился. И его убрали. Точно так же поплатился жизнью за непослушание пакистанский генерал Зия Уль Хак…
Все трое удрученно замолчали – в печальных размышлениях о могуществе и всесилии Комитета 300.
Впереди шла женщина с девочкой в нарядном, с оборками, платье. Евгений с улыбкой посмотрел на ребенка, как всегда с умилением смотрел на всех детей. Девочка держала гладиолус. «Вот я и не заметил, как гладиолусы пришли на смену тюльпанам, – подумал он. – Как быстро пролетело время! Нескольких месяцев как не бывало…» Пик лета был уже позади, цвели и благоухали клумбы, шмели басовито гудели над ними, растерянные от богатства выбора, и, решившись, приникали к цветку, выискивали что-то, перебирая лапками. Дрозды учили летать птенцов, кошки подкарауливали неловких, и с добычей в зубах, воровато оглядываясь, шныряли в кусты.
– Так что выход один – исчезнуть, – подытожил все их рассуждения Андрей. – До лучших времен. Когда будут другие правительства, другие комитеты, другие люди в них.
Оба подумали об одном и том же – об РНК.
Вот и пригодилось им их побочное, попутное открытие, сомкнувшееся по результатам с работами других ученых. От Макса Оденса, с которым Евгений вступил в переписку по интернету, он узнал о таких же результатах. «Из 10 крыс с нормальной продолжительностью жизни 800–900 дней 5 крыс составили контрольную группу, а остальные 5 получали еженедельные инъекции РНК, – писал Оденс. – Все крысы питались одинаково. После 12 недель эксперимента наблюдалась разница в поведении, весе и других показателях. Пять контрольных крыс умерли, не дожив 900 дней. Из тех, которые получали инъекции РНК, четыре умерли в возрасте 1600–1900 дней и одна – в 2250 дней…» Но Евгения поразило другое: Оденс признался, что вводит себе экзогенную РНК мозга погибшего юноши! «Впрочем, история знает немало примеров, когда исследователи вводили себе опасные бактерии или вещества, чтобы знать, как развивается болезнь и что чувствует больной, – думал Евгений. – Кажется, Мечников выпил даже культуру холерного вибриона…»
Оденс сообщал, что чувствует себя так, словно к нему вернулась молодость. А на вопрос о внешности, интересовавший Евгения после его опытов с животными, ответил, что изменился и внешне – в чем-то стал похожим на своего донора. В его ответах были и практические детали: периодичность, дозы инъекций, безвредные для организма и не вызывающие отторжения, выведена даже некоторая закономерность омоложения – если сложить возраст донора и реципиента и разделить пополам, получится примерный срок, на который жизнь возвратится вспять. А если в течение жизни периодически возобновлять инъекции, можно продлевать свой век ещё и ещё…
Но однажды Оденс на связь не вышел. Евгений обращался к нему снова и снова, но ответа не было. А потом на запрос ответила его ассистентка: Оденса нет, он исчез. Куда, где он сейчас – никто не знает…
Теперь все трое всерьез были готовы воспользоваться опытом Оденса.
– Но сначала надо выиграть время, – сказала Лора. – Женя, ты позвони и скажи им, что компромисс возможен, что Андрей как соавтор просит у них каких-то письменных гарантий, что ты позвонишь дополнительно, как только будут собраны для передачи все документы на открытие…
– Я тоже позвоню, – предложил Андрей, – для надежности.
Устрою какой-нибудь торг. В этих препирательствах пройдет пара месяцев, а мы за это время успеем принять меры. Нельзя давать им работать на опережение.
* * *
Пришла беда – отворяй ворота. Не успели они с Евгением выработать программу действий, как пришлось Андрею срочно сорваться на север, к местам своих постоянных экспедиций. Позвонил его ближайший помощник: приезжие «абреки» достали, грозятся погубить всю рыбную молодь, если не откупимся. «Что делать, Андрей Михалыч? Столько лет труда, колюшка уже новой породы вывелась, вдвое крупнее…»
Так. «Черные» уже и до севера добрались. Всюду, как тараканы, расползлись любители халявных миллионов, наглые, жестокие и безнаказанные, сделавшие рэкет и убийства своей профессией. Джигиту работать западло, а жить красиво хочется. Значит, надо отнять у того, кто работает. А у него-то что отнять? Исследования ещё не закончены. Правда, иногда кто-нибудь, прослышав или прочитав о его чудодейственном эликсире, находит автора, умоляет помочь. Деньги за помощь предлагают, сами дают – он не просит. На эти «пожертвования» и держит Андрей садки, небольшую запруду в речке, где выводит с помощью селекции более крупную породу колюшки – работа с обычной, слишком мелкой, требовала больших усилий – и экспериментирует со своим знаменитым эликсиром.
Сейчас Андрей возвращался из своей незапланированной поездки, исчерпав эпизод, ради которого пришлось здесь появиться, и проклинал негодяев, из-за которых он терял драгоценные дни и терпел мытарства, вынужденный добираться до станции на перекладных. Вдобавок уже чувствовалось приближение зимы, погодные сюрпризы никаким прогнозам не поддавались – за день можно было ожидать перемен и дважды и трижды. В средней полосе еще цвели астры и хризантемы, а здесь выпадал снег, напоминали о себе морозы, все реже таявшие в дожде. Вечером на поселок спустился густой туман, он уже подобрался к лесу, стволы огромных елей словно дымились в гигантском пожаре. Огни фонарей растекались в зыбкой пелене, и в каких-нибудь полусотне метров поселок можно было угадать лишь по чуть более светлому пятну в тумане.
Автобусы в межсезонье ходили редко, на последний, не зная расписания, Андрей опоздал, и теперь с тоской думал о предстоящем десятикилометровом «марш-броске» по скользкой разбитой дороге, если не подвернется попутная машина. Надежды же на нее было мало. Днем здесь машины сновали взад-вперед, но к вечеру дорога становилась пустынной: автобусы отвозили немногочисленных пассажиров с вечернего поезда, самосвалы, ссыпав у края дороги последние кучи гравия, устало громыхали в гараж, к этому времени успевали развезти по домам местное начальство вседорожные «уазики» – других легковушек здесь пока не водилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});