Во дворце, куда привез меня начальник, снова царило бурное оживление. На этот раз вполне привычное — там спешно готовились к балу. Его величество периодически любил встряхнуть погрязших в рутине придворных и устроить внеплановый прием, так что сильного удивления пожелание монарха не вызвало. Тем не менее суету и суматоху эти эскапады каждый раз вызывали немалую.
На то, собственно, и был расчет. Никто и не заметил, что одного из магов, ответственных за оформление залов, не хватает.
Нас проводили туда, где я никогда не бывала и, сказать по правде, не собиралась оказываться.
В тюремные застенки дворца.
Имелись здесь и такие, да. Наследие бурных предков, иногда пригождающееся, к сожалению, и в современности. Специально для тех преступников, которых нежелательно демонстрировать общественности.
Со времен средневековья камеры успели облагородить. Там теперь стояла какая-никакая мебель вместо охапки тухлой соломы, цепи сменили руны удержания, а вместо ведра провели канализацию. Намного лучше, впрочем, не стало. Помещение все равно навевало уныние и тоску. Мы там, к счастью, не задержались, прошли по коридору дальше, к допросным комнатам.
Те тоже осовременили, убрав дыбы и щипцы, добавив двустороннее зеркало-окно и стол со стульями, для удобства следователей.
Не то чтобы я была близко знакома с планировкой до ремонта. Нас на последнем курсе медицинского водили на экскурсию, показывали в теории, что можно с человеком сделать и чем. Пыточные инструменты переместили недалеко, всего лишь на склад, и смотритель с чувством и образно нам все объяснил и рассказал.
Мне потом еще неделю кошмары снились, а я, вообще-то, не слишком впечатлительная.
На всякий случай, предчувствуя, что работать мне сегодня предстоит немало и все по профилю, я забежала в уборную и сменила вид, принимая привычный облик. Зашла невинная блондинка-студентка, а вышла уже солидная дама. Плащ Хага, который я не иначе по наитию положила в сумку, плотно свернув рулоном, оказался как нельзя кстати. Вряд ли кто-то в суете дворцовых слуг заметил, что гостья изменилась.
Кожа после гладкой Дафниной показалась дрябловатой, особенно на руках. Я грустно уставилась на короткие ногти, оставшиеся практически прежними. Заинтересую ли я мистера Фирса в таком убогом виде? Не похоже, чтобы он на студентку заглядывался, но и зрелая дама-коронер вряд ли вызовет у него восторг.
Как бы узнать, какой типаж его привлекает?
И о чем я, собственно, думаю? Какая мне разница-то? Он что-то скрывает под академией, возможно, подвергает опасности студентов, а я размышляю, как ему понравиться. Да заманить разок в темный угол, и хватит! Там и арестовывать можно, если найдем за что.
Отчего-то мысль о ректоре, сидящем в такой же вот тюремной камере, не на шутку меня расстроила. Неправильным это казалось, несправедливым.
Смутно знакомый мужчина в строгом костюме сидел за столом, сцепив пальцы в замок, и смотрел куда-то в стену поверх голов полицейских.
— И так уже час, — грустно сообщил Хаг, когда я подошла ближе. Его величество, стоявший рядом, тяжко вздохнул.
— А я тут зачем? — поинтересовалась в ответ я, останавливаясь вплотную к стеклу и с любопытством разглядывая преступника. Так вот ты какой, наш таинственный умелец!
— Ты нам нужна как эксперт, — все так же печально продолжил начальник. — Он еще жив, конечно, хоть и не слишком здоров, но ты у нас (помимо коронера) еще и лучший специалист по сбору улик — особенно по части биологического материала. Нам нужно обследовать его вещи, одежду и главным образом жилье, чтобы установить, взаимодействовал ли он с кем-то из жертв.
— В смысле? Я слегка запуталась, — честно призналась я. — Это же он напал на Дориана! Факт налицо! И что у него за проблема со здоровьем, помяли при задержании? У вас при дворе целителей не осталось?
— Ваша сотрудница всегда так прямолинейна? — сдержанно уточнил Лендерт. Я мысленно отвесила себе подзатыльник и напомнила не забываться. Мы не в прозекторской, и, кроме приятеля, здесь еще есть люди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пожалуй, сейчас она сдерживается, — честно признался Хаг, и повернулся ко мне. — Мы не можем доверять никому постороннему по одной простой причине. Дело еще не закрыто. Это не он. В смысле, на советника-то напал, но наших жертв не убивал. Второго нападавшего мы пока не нашли, так что работаем, с чем есть. Точнее — с кем.
Я прислонилась лбом к ледяному стеклу и несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы не высказать все, что думаю при его величестве.
Значит, расследование еще не закончено? Печально. А ведь так удобно все складывалось! Я могла бы вернуться к моим милым трупам, в прозекторскую, уже к вечеру. Но нет — снова в общежитие, к тетрадкам и зубрежке. Хотя есть еще надежда, что на Дориана нападут на балу…
— Ладно, — кивнула я больше своим мыслям, чем начальству. — Пойду пошарю по нему. Личные вещи во дворце есть? Или нужно будет к нему домой ехать?
— В дом, — сочувственно глянул на меня Хаг. — Вместе все поедем, тебе одной до утра пахать.
— На том спасибо, — пробурчала я, принимая из рук начальника мой тревожный чемоданчик. Молодец, сообразил, что у меня в общежитии ни пинцета, ни перчаток, ни обеззараживающего амулета нет.
Обыск нападавшего занял считанные минуты. Посторонних следов я на его одежде не обнаружила, зато в районе уха нашлось пустое пятно. То есть совсем стерильное — чувство, что там не плоть, а пустота, если не смотреть в ту сторону. Ни запаха, ни отпечатка ауры — а я к таким вещам чувствительна.
Все время осмотра он сидел, не шевелясь, и, кажется, даже не моргал.
— Что это с ним? — поинтересовалась я у Брандольфа, сидевшего на стуле напротив подозреваемого.
— Мистер Гритт находится в трансе, — сообщил радостно Квирин. В допросной было на редкость многолюдно. Кроме полицейских и стажера там присутствовал лично начальник участка, просочившийся вслед за мной, и стражник из личной гвардии короля. Сам его величество внутрь не сунулся, но стоял неподалеку, внимательно наблюдая за происходящим. — Он ответил на пару вопросов касаемо его личности, обычных при задержании. Но как только мы начали интересоваться похищением мистера Вейна, сказал, что ничего не помнит, а после и вовсе… вот так.
— Что значит ничего не помнит? — изумилась я.
— То и значит, — устало подвел итог Хаг. — С ним пытался работать наш менталист, безуспешно. Мистер Гритт ушел глубоко в себя и не реагирует на внешние раздражители. Похоже, поврежден мозг, надеюсь не безвозвратно, а, значит, кто-то не слишком умелый запретил ему говорить, или же наложил руну подчинения.
Я так и села прямо на пол.
— Нам еще и неучтенного менталиста искать? — тоскливо протянула, борясь с желанием побиться головой о стену.
— Вряд ли, — отозвался из коридора король. — Работа кустарная, ваши специалисты сейчас поработают с ним, но уже понятно, что наиболее вероятен второй вариант.
Мне подурнело.
— Я, кажется, даже знаю, где разместили ту самую руну, — пробормотала я едва слышно, но Хаг уловил и оживился.
— И где же?
— Вон там, — я поднялась с пола и ткнула пальцем в несуществующий для моих чувств, кроме зрения, участок. — Он носит обычно серьгу или подвеску?
— Не знаю, — лаконично сообщил его величество.
— Ну, сейчас на нем ничего нет, — констатировал очевидное Хаг. — Значит, кто-то успел добраться до него раньше нас и снять артефакт. Отсюда и проблемы с психикой. Там целый ритуал нужен, чтобы отцепить все крючки от сознания, а их, похоже, просто выдернули с мясом, фигурально выражаясь.
К горлу подкатил горький комок, меня передернуло. Все же я предпочитаю иметь дело с уже почившими. Так издеваться над живыми — это ж каким надо быть садистом! Лишить воли, превратить в покорную марионетку — а именно это и обеспечивала запрещенная сотни лет назад руна подчинения — по мне так высшая форма пытки. Пусть жертва и не осознает творимого с ней, зато потом вполне может очнуться (если ей повезет), и как этот бедолага, мистер Гритт, быть обвиненной в ужасном преступлении, о котором понятия не имеет.
