— Может, — сказал Уинтроу, — мне стоило бы броситься к нему в пасть? Чтобы Этте потом не пришлось возиться со мной…
Он проговорил это вроде бы в шутку, но за шуткой крылась бездна отчаяния.
— Ты, — проговорила Проказница, — высказал сейчас не свою мысль, а его. Он дотянулся к тебе, требуя пищи. Он полагает, что мы обязаны его кормить. И без зазрения совести внушает тебе вескую причину подарить ему свою собственную плоть. Не слушай его!
— А ты-то откуда знаешь, о чем он думает и чего хочет?…
Уинтроу позабыл о том, чем только что занимался, и перегнулся через поручни, беседуя с носовым изваянием. Проказница оглянулась на него через плечо… Уинтроу был до того измотан, что выглядел постаревшим. Проказница поразмыслила, стоит ли ему говорить, но потом решила: нет смысла оберегать его — все равно рано или поздно он дознается сам.
— Мы с ним родичи, — просто пояснила она. У мальчика буквально отпала челюсть, и она дернула обнаженным плечиком: — Так он чувствует, по крайней мере. И я ощущаю… нечто сходное. Не такую сильную связь, как у нас с тобой сейчас… Но она есть, и отрицать ее невозможно.
— Бессмыслица какая-то, — пробормотал Уинтроу ошарашенно.
Она вновь пожала плечами… и переменила тему разговора.
— Ты должен искоренить в себе уверенность, что Кеннит непременно умрет.
— Почему? Или ты хочешь мне сказать, что он — тоже «родич» и слышит мои мысли?…
В его голосе определенно слышалась горечь. «Э, да никак он ревнует?…» Проказница попыталась было прогнать удовольствие, которое принесло ей это открытие, но не удержалась и решила еще чуть-чуть его подколоть.
— Твои мысли? — переспросила она. — Нет, твоих мыслей он не слышит. Он чувствует только меня. Он соприкасается со мной, а я — с ним. Мы ощущаем друг друга. Конечно, это еще не связь, а только намек на нее… Я же совсем недавно с ним познакомилась. Но его кровь впиталась в мою палубу и создала между нами нечто такое, что я даже объяснить затрудняюсь. Кровь — это память… Так вот, твои мысли соприкасаются с моими и через меня влияют на мысли Кеннита. Я всячески стараюсь не допустить к нему твои страхи, но, признаться, это требует от меня определенных усилий!
— Значит, — медленно выговорил Уинтроу, — ты теперь связана с ним?
Он был недоволен, и Проказницу это возмутило.
— Ты же сам попросил меня помочь ему. Попросил поделиться с ним силой, так? И что же ты думал — каким образом я могу это проделать, не породив связи?
Пришлось неохотно признать:
— Об этом я не подумал… А сейчас ты его чувствуешь?
Проказница задумалась… и обнаружила, что тихо улыбается.
— Да, — сказала она. — Чувствую. И даже яснее, чем прежде. — Тут улыбка погасла. — Возможно, это оттого, что он слабеет. Сдается мне, у него больше нет сил удерживаться, кроме как в единении со мною… — И все ее внимание тотчас переключилось на Уинтроу: — Твоя уверенность, что ему не выжить, висит над ним, точно проклятие! Ты должен каким угодно образом переубедить себя самого. Представляй его только живущим! Его тело очень зависит от состояния духа. Ты должен его поддерживать, а не топить!
— Постараюсь, — проворчал он. — Правда, непросто убеждать себя в чем-то таком, что отнюдь не является правдой…
— Уинтроу!..
— Ладно, — сказал он примирительно. Положил обе руки на носовой поручень, поднял глаза и сосредоточил взгляд на далеком горизонте. Весенний день угасал, сгущались сумерки. Голубое небо медленно меркло, начиная сливаться с более темной синевой моря. Уинтроу стал медленно возвращать свое восприятие из далекой точки у горизонта вовнутрь себя самого — пока его веки не опустились сами собой. Его дыхание стало глубоким и ровным, почти как во сне. Ощутив любопытство, Проказница обратилась к их связи, чтобы, не навязываясь и не отвлекая Уинтроу, попробовать прочесть его мысли.
Тихого проникновения не получилось: Уинтроу мгновенно почувствовал ее присутствие. Но не стал недовольно отстраняться — напротив, охотно открыл ей свой разум, и она окунулась в размеренный поток его мыслей. Са присутствует во всякой жизни. Всякая жизнь есть Са… Самое простое утверждение. Проказница сообразила: он выбрал словесную формулу, в которую веровал, что называется, абсолютно. Уинтроу более не сосредоточивался на телесном здоровье пиратского капитана. Он зашел с другой стороны: покуда жив Кеннит, его жизнь — частица Са, а значит, разделяет Его вечность. «Конца нет, — как бы обещала Проказнице их общая мысль. — Жизнь не прерывается никогда». И она поймала себя на том, что разделяет это его убеждение. Нет никакой окончательной тьмы, которой следовало бы страшиться. Никакого внезапного прекращения бытия. Изменение — да. Но ведь нас и каждый новый вздох изменяет… Пока происходят изменения, происходит и жизнь. Перемен не стоит страшиться…
И Проказница распахнула себя Кенниту, чтобы поделиться с ним этим откровением.
Жизнь продолжается. Утрата ноги — не конец, а всего лишь… небольшая поправка курса. Пока бьется сердце, не перечесть новых возможностей. А значит, тебе нечего страшиться, Кеннит. Отдохни, расслабься. Все будет хорошо! Ты отдохнешь, просто отдохнешь немного…
Она ощутила теплый ток его благодарности. Напряженные мышцы вдоль позвоночника и на лице стали разглаживаться. Кеннит глубоко вдохнул и медленно выдохнул…
А нового вдоха и не последовало.
ГЛАВА 5
ЖИВОЙ КОРАБЛЬ «ОФЕЛИЯ»
Вахта Альтии кончилась. Началось свободное время. Она порядком устала, но усталость была приятной. Весенний вечер стоял теплый почти по-летнему. Подобные вечера редко приключаются в это время года, и Альтия попросту наслаждалась. Сама Офелия, живой корабль, и та нынче весь день была настроена добросердечно. Она как могла облегчала морякам их работу, охотно идя под парусами на север — домой. Была она неповоротливым старым когом[12], да притом отягощенным товарами, добытыми в удачном плавании. Вечерний ветерок еле дышал, но паруса «Офелии» умудрялись ловить и использовать даже эти слабые вздохи. Она легко скользила по волнам. Альтия облокотилась на носовой поручень, следя за солнцем, готовым вот-вот погрузиться в море по левому борту. Еще несколько дней — и она будет дома…
— Что, сложные чувства испытываем? — хихикнув, поинтересовалась Офелия. И пышнотелое изваяние наградило Альтию понимающим взглядом через плечо.
— Что верно, то верно, — кивнула девушка. — Причем обо всем сразу. И что у меня за жизнь? Куда ни ткни — всюду сложности… — И она принялась загибать пальцы: — Вот она я тут, служу старпомом на живом корабле… Чуть не высший пост, о котором может мечтать мореплаватель. И капитан Тенира мне рекомендацию обещал… Как свидетельство того, что я — умелый моряк. С этой рекомендацией я вполне могу вернуться домой и как следует прижать Кайла, чтобы он сдержал слово и вернул мне мой корабль… Но, поди ж ты, как об этом подумаю, так чувствую себя виноватой. А почему? Потому, что ты до такой степени облегчила мне жизнь. Я ведь в три раза больше вкалывала, когда ходила юнгой на «Жнеце»… Так и кажется, что не по заслугам награда!
— Ну, если хочешь, я таки заставлю тебя попотеть, — поддразнила ее Офелия. — Могу начать не по делу крениться, могу организовать небольшую течь в трюме… Выбирай!
— Да ладно, не станешь ты этого делать, — заявила Альтия с уверенностью. — Ты слишком гордишься своими мореходными качествами. Да и я не то чтобы лишних сложностей на свою голову добиваюсь… И о месяцах, проведенных на «Жнеце», не жалею. Я сначала думала, что они даром пропали, но это не так. Там я поняла, что МОГУ. Плавание на том корыте и моряком каким следует меня сделало, и показало такую сторону матросской жизни, с которой я раньше не соприкасалась… Нет, потерянным временем такое не назовешь. Это было… просто время в отрыве от Проказницы. И вот его-то уже назад не вернешь. Вот в чем загвоздка-то…
И она со вздохом умолкла.
— Ох, душенька, до чего ж ты переживаешь! — Голос Офелии был полон сочувствия. Однако еще мгновение — и носовая фигура предпочла насмешливый тон: — Хочешь, чтобы стало еще хуже, — продолжай ныть по этому поводу. Верное средство… Слышишь, Альтия? Как-то даже на тебя не похоже! Смотри вперед по курсу, а не за корму! Переложи руль — и полный вперед! Все равно вчерашней волны не вернешь!
— Знаю, — с не очень-то веселым смешком откликнулась Альтия. — И еще я знаю, что то, что я сейчас делаю, — со всех сторон правильно. Просто… странно немножко, что все уж так здорово и приятно. Замечательный корабль, проворная команда, славный капитан…
— И очень симпатичный старпом, — немедленно вставила Офелия, имея в виду Грэйга Тениру, сына капитана.
— Совершенно верно, — просто кивнула Альтия. — И я очень ценю все, что Грэйг для меня сделал. Я знаю, что, сказавшись больным, он вроде бы радуется случаю отдохнуть и почитать книжки, но… притворяться хворым, чтобы дать мне шанс показать себя в его должности… странное, должно быть, ощущение! Не придумаю даже, как его по достоинству отблагодарить…
