– Нелюбимая была у вас родина, – пошутил Колчин.
– Ты не понял, подполковник. В нашу группу попадали только добровольцы, только после строгого отбора. Было такое понятие – родина. Весь Советский Союз. Брали в группу в основном детдомовцев – тех, кого воспитала и вырастила страна. Вот за эту страну мы и дрались. За нее шли под пули, не боялись ни жизни, ни смерти. Знаешь, сколько раз я был ранен? Восемь. И горжусь этим, как своими наградами. Из них три раза в Афганистане. Когда мертвых офицеров шли доставать, чтобы не достались на поругание душманам. А ты говоришь: «нелюбимая». Когда Советский Союз развалился, я стреляться хотел, жена насилу ружье отобрала.
Колчин молчал, не решаясь что-либо сказать.
– Тебе ведь, наверное, Марк Фогельсон не понравился, – продолжал Лукахин. – И вид его не понравился. Такой интеллигентик с бородкой. Он, между прочим, восемь языков знает и за рубежом был неоценимым агентом. Но дело даже не в этом. Знаешь, какая у него судьба? Он из Львова. Во время войны в еврейском гетто убили всю его семью: отца, мать, брата, сестру. Перед тем как мать забрали, она успела спрятать его в канализационном люке. А потом два фашиста прямо на этом люке насиловали и убивали его мать. А он внизу сидел и все слышал. Взрослый уже был, семь лет было. Когда Красная Армия вошла в город, он три месяца говорить не мог. Его потом долго лечили, чтобы он снова говорить начал. В двадцать лет он в партию вступил. У него среди наград два ордена Ленина. А ведь еврей был. Чего там скрывать – не всем это нравилось.
– Может, он вернулся к своей прежней работе? – очень тихо спросил Колчин.
Лукахин кивнул:
– Все может быть. Он моложе меня на пять лет. Мне уже поздно, поэтому я и отказался. Приходили от вас, предлагали. Я свое отработал. Сейчас вспомнили о профессионалах. А я с «демократами» не сработаюсь, не для меня это все.
– Вам предлагали вернуться на службу?
– Были тут разные, – уклончиво отвечал Лукахин. – Видишь, сколько информации я тебе отдал, – вдруг сказал он, подмигивая Колчину, – а ты думай. Для этого у тебя все есть. Ты ведь подполковник уже, а такой молодой.
Они еще говорили минут двадцать, после чего Колчин, отказавшись от третьего стакана, попрощался с хозяином и, вернувшись к своей машине, разбудил водителя, предложил возвращаться в Москву.
Было начало пятого, но уже темнело, и водитель включил ночное освещение. Минут через пять после того, как они выехали на шоссе, водитель повернулся к сидевшему сзади Колчину.
– Простите, товарищ подполковник, по-моему, за нами следят.
– Ты уверен? – сразу понял, в чем дело, Колчин.
– Когда ехали в Подольск, не был уверен, а теперь уверен. Эту «Волгу» я заметил, еще когда мы туда ехали.
– Проверь еще раз, сверни куда-нибудь. Мне важно установить точно, следят или нет, – попросил Колчин.
Водитель кивнул головой. Через несколько минут он резко свернул направо. Вскоре послышался шум тормозов, следовавшая за ними машина также свернула в их сторону.
– Номер их разглядел? – спросил Колчин, проверяя свое оружие.
– Нет, просто заметил водителя. Кажется, их двое.
– Не старайся оторваться, езжай спокойнее, – посоветовал Колчин. – Подпусти к себе: может, сумеем разглядеть их номер.
Обе машины продолжали идти на скорости около восьмидесяти километров. Колчин, обернувшись, постарался сам разглядеть номер, но их преследователи благоразумно держались на некотором расстоянии.
– По-моему, за нами следит даже не одна машина, – вдруг сказал водитель, – их две. Там еще одна, «Жигули».
Положение становилось опасным.
– Сверни куда-нибудь и останови, – предложил Колчин, доставая пистолет. – Оружие у тебя есть?
– Нет, – покачал головой водитель, – нам не выдают, не положено.
– Держи мотор включенным. В случае чего, пригнись, – посоветовал Колчин. – Я сойду, а ты езжай дальше. Когда приедешь, позвони генералу Нефедову и все расскажи. Но только ему одному, ясно?
– Хорошо, – кивнул парень. Ему даже нравилась романтика этой погони. Он улыбался.
Проехав километров пять, водитель резко свернул направо, мимо девятиэтажного дома, – так, что с улицы их автомобиля не было видно. Колчин, уже приготовившийся к этому маневру, быстро выскочил из машины почти на ходу и вбежал в подъезд.
Водитель тут же поехал дальше. Он был счастлив, что принимает участие в настоящем деле.
Почти сразу следом за ним промчалась «Волга», номер которой Колчин на этот раз сумел разглядеть. Правда, спустя еще несколько секунд пронеслись «Жигули», чей номер показался Колчину знакомым. Ему даже подумалось, что третья машина следит за второй, но он отбросил эту мысль как нелепую. Колчин привык мыслить трезво и не любил шпионских страстей в своей работе. Переждав минут десять, он вышел и зашагал к автобусной остановке. Начинался дождь, и он поднял воротник.
Следовало осмыслить сегодняшний визит к Лукахину. Полковник оказался совсем не прост. Правда, он не сказал ничего лишнего, но дал много ключей. Кроме Фогельсона, в органы вернулся еще кто-то. Крымов, Скребнев, Ганиковский? Нужно будет с утра проверить всех троих.
Домой он не поехал, решив переночевать в кабинете. Дежурный офицер, увидев его удостоверение, ничего не сказал. Он привык, что следователи любили работать по ночам. Кроме того, в их ведомстве любопытство было предосудительным качеством характера, от таких избавлялись сразу, и офицер лишь кивнул головой, пропуская Колчина.
В своем кабинете он наконец разделся, стащил плащ, пиджак, галстук. Пистолет положил на стол. Достал кипятильник, чтобы заварить себе чай, когда в его кабинет постучали.
Он взял пистолет, переложил его в задний карман брюк.
– Войдите, – пригласил он.
Дверь открылась, и в кабинет вошел генерал Нефедов. Ничего не говоря, прошел к столу и уселся в кресло Колчина.
– Как дела? – наконец спросил генерал.
– Все в порядке.
– Твой водитель приехал, напугал тут всех. Прямо цирк-шапито.
– Не совсем цирк, но нечто похожее – это точно, – пробормотал Колчин, устало опускаясь на стул. – Я был в Подольске у Лукахина.
– Знаю, – Нефедов взял карандаш, рисуя круги на чистом листе бумаги, – дальше.
– Оказалось, что за мной следили. Две машины. По дороге я сошел, чтобы проверить. Номера автомобилей я запомнил.
– Лукахин что-нибудь сообщил?
– Он на пенсии, но рассказал много интересного. Вы ведь знаете, что бывшие сотрудники отдела «С» обычно не любят предаваться воспоминаниям. Лукахин не исключение. Правда, некоторые вещи он мне разъяснил.
– Хорошо разъяснил? – саркастически поинтересовался Нефедов.
– Чтобы я понял нормально, он сказал все что нужно.
– Что думаешь делать дальше?
– Искать остальных членов группы «Рай». Кроме Фогельсона, кто-то еще вернулся на службу в ФСК. Нужно найти одного из троих.
– Понятно. В общем, ничего конкретного по делу Бахтамова нет. Так прикажешь тебя понимать?
– Верно, – согласился Колчин, – но этот разговор мне очень помог понять психологию Бахтамова, да и всех остальных тоже.
– Пока ты занимаешься психологией, от меня требуют конкретных результатов, – проворчал Нефедов. – Напишешь подробный отчет о беседе. Ночевать здесь не нужно. Вот ключи от моего кабинета. Там есть комната отдыха, диван, уборная – в общем, все что нужно.
– Спасибо, товарищ генерал.
– Дверь закрой изнутри и никому не открывай. В приемной будет дежурить наш сотрудник, но ты все равно не открывай.
Нефедов встал, бросил карандаш.
– Столько неприятностей из-за твоего убитого полковника! Кстати, Коробова в больнице охраняют – я распорядился. У него все в порядке, будет жить. А Генриха Густавовича мы попросим выехать в Минск. Пусть еще раз посмотрит труп Иванченко. Может, действительно что-нибудь найдем. С белорусскими товарищами я уже договорился.
– Вы знали что-нибудь о деятельности группы «Рай»? – не удержался Колчин.
– Знал, – очень спокойно ответил генерал. – Понимаешь, Федор Алексеевич, шла война, а на войне как на войне. Сейчас они без дела, вот и маются, ваньку валяют.
– Мне многое нужно переосмыслить, – прошептал Колчин.
– Не стоит, – посоветовал Нефедов, – лучше занимайся своим делом. Знаешь, когда я пришел сюда впервые и узнал всю правду о тридцать седьмом годе, я заболел. На целых две недели, не мог даже думать о своей работе. Столько людей невиновных загубили, столько напрасных жертв! А потом ко мне пришел мой бывший начальник. Ты его не знал, он умер пятнадцать лет назад. И он мне очень доходчиво объяснил, что, если порядочные люди будут стесняться нашей работы, сюда будут попадать мерзавцы типа Ежова и Берии. И я пошел на службу. С тех пор и работаю. Всего хорошего.
Его шаги долго раздавались в коридоре. Нефедов шел неторопливо, будто обдумывая только что сказанное. Или вспоминая свою жизнь.
ГЛАВА 15
