Майлз почувствовал, что у него начинается нервное истощение. Как он мог допустить, чтобы обыкновенная лошадь оказалась таким замечательным рычагом для управления его чувствами? Это плохо, это практически означает, что он неуравновешен — однако Дурачок был точно одной из невиннейших чистых душ среди всех, кого знал Майлз. Майлз вспомнил ещё одну невинную душу, фигурировавшую в этом деле, и вздрогнул в холодной сырости. «Это было жестоко, господин, о, это было жестоко…» Пим был прав, кусты сейчас наверняка просто кишат убийцами по фамилии Цурик.
Чёрт побери, в кустах и вправду кто-то был — вон там какое-то движение, и ветка закачалась — кто качнул её? Сердце Майлза лихорадочно запрыгало в груди. Он перевёл парализатор на полную мощность, бесшумно соскользнул с крыльца и начал подкрадываться, низко пригнувшись, укрываясь за растущей на дворе высокой травой там, где она не была вытоптана в происшествиях предшествующего дня и ночи. Майлз замер, как кошка на охоте, когда из тумана соткался силуэт.
Тощий молодой человек, не слишком высокий, одетый в мешковатые брюки, какие, кажется, носят все жители деревни, устало стоял рядом с коновязью и смотрел через двор на хижину Кейрела. Он стоял так полных две минуты, не двигаясь. Майлз держал его под прицелом своего парализатора. Если он осмелится сделать хоть одно движение по направлению к Дурачку…
Молодой человек неуверенно ходил взад-вперёд, потом присел на корточки, всё так же глядя через двор. Он что-то вытащил из кармана своей мешковатой куртки — палец Майлза на спусковом крючке напрягся — но он всего лишь поднёс этот предмет ко рту и откусил. Яблоко. Хруст ясно был слышен во влажном воздухе, и донёсся слабый запах яблока. Он съел примерно половину, потом остановился, ему, похоже, было трудно глотать. Майлз проверил нож у себя на поясе — насколько легко тот сидит в ножнах. Дурачок расширил ноздри и с надеждой заржал, привлекая внимание молодого человека. Тот поднялся и подошёл к лошади.
Кровь запульсировала у Майлза в ушах, заглушая все остальные звуки. Его рука, вцепившаяся в рукоятку парализатора, вспотела, костяшки пальцев побелели от напряжения. Молодой человек отдал Дурачку своё яблоко. Лошадь сжевала его, видно было, как движется челюсть, обтянутая шкурой. Потом конь перенёс упор на одно бедро, заболтал в воздухе копытом задней ноги и тяжко вздохнул. Если бы Майлз не видел, что пришелец сначала сам откусил от яблока, он мог бы застрелить его на месте. Но яблоко не могло быть отравлено… Человек потянулся погладить Дурачка по шее, но наткнулся на повязку, сделанную Ди, и в удивлении отдёрнул руку. Дурачок неспокойно встряхнул головой. Майлз медленно поднялся во весь рост и встал в ожидании. Незнакомец вместо шеи почесал Дурачку уши, в последний раз взглянул на хижину, сделал шаг вперёд, увидел Майлза и застыл на месте.
— Лем Цурик? — спросил Майлз.
Пауза, скованный кивок. — Лорд Форкосиган? — спросил молодой человек. Майлз кивнул в свою очередь.
Цурик сглотнул. — Лорд-фор, — произнёс он дрожащим голосом, — держите ли Вы своё слово?
Какое странное начало. Брови Майлза поползли кверху. А, назвался груздем — полезай в кузов.
— Да. Ты пришёл сдаваться?
— И да и нет, милорд.
— Так что же?
— Мне нужна сделка. Я хочу поставить Вам условие, и чтобы Вы дали слово, что выполните его.
— Если ты убил Райну…
— Нет, господин. Клянусь Вам, я этого не делал.
— Тогда тебе нечего меня бояться.
Губы Лема Цурика искривились. Какого чёрта, что он нашёл здесь смешного? Как он смеет потешаться над замешательством Майлза? Однако это была ирония, а не веселье.
— О, господин, — выдохнул Цурик, — Как бы я хотел, чтобы это было так. Но мне придётся доказывать это Харре. Харра должна мне поверить — Вы должны заставить её поверить мне, господин!
— Сначала ты должен заставить меня поверить тебе. К счастью, это нетрудно. Войди в хижину и сделай то же самое заявление под действием фаст-пенты, и я официально объявлю о твоей невиновности.
Цурик покачал головой.
— Почему же нет? — терпеливо спросил Майлз. То, что Цурик вообще появился, было сильным косвенным доказательством в пользу его невиновности. Разве что только он полагал, что каким-то образом сможет пересилить препарат. Майлз собирался хранить терпение еще, ну, самое большее — три или четыре секунды. После этого, ей-богу, он обездвижит его парализатором, втащит внутрь, свяжет, пока он не придёт опять в сознание, и узнает всю подноготную еще до завтрака.
— Эта сыворотка — Вы сказали, что под ее действием ничего нельзя утаить.
— Ну, если бы можно было, она была бы довольно бесполезна.
Цурик постоял молча несколько секунд.
— У тебя на совести какое-то преступление помельче? Это и есть сделка, которую ты хочешь заключить? Ты хочешь помилования? Это… можно устроить. То есть, если это не еще одно убийство.
— Нет, господин. Я никогда никого не убивал!
— Тогда мы можем заключить сделку. Потому что, если ты не виновен, я хочу узнать об этом как можно скорее. Потому что это будет значить, что моя работа здесь еще не закончена.
— Это… в этом-то всё и дело, милорд. — Цурик стал переминаться с ноги на ногу, потом, видимо, пришёл к какому-то внутреннему решению и встал прямо. — Я войду и рискну принять ваше лекарство. И я отвечу на всё, что Вам вздумается спросить про меня. Но Вы должны пообещать — поклясться! — что Вы не будете спрашивать меня про… про что-либо другое. Про кого-либо другого.
— Ты знаешь, кто убил твою дочь?
— Не точно. — Цурик вызывающе вскинул голову. — Я этого не видел. Я догадываюсь.
— Я тоже догадываюсь.
— Пусть так, милорд. Лишь бы Ваши догадки не исходили из моих уст. Это всё, о чём я прошу.
Майлз сунул парализатор в кобуру и потёр подбородок. «Хм.» Один угол его рта искривился в еле заметной улыбке.
— Я признаю, что будет более… элегантно… разгадать этот случай при помощи логики и дедукции, чем при помощи грубой силы. Даже такой деликатной силы, как фаст-пента.
Цурик опустил голову. — Я не знаю, что такое элегантно, милорд. Но я не хочу, чтобы это исходило из моих уст.
Решение внутри Майлза внезапно вскипело через край, заставив его выпрямить спину. Да. Теперь он знает. Теперь ему нужно только пройти по цепочке доказательств, шаг за шагом. Совсем как в пятимерной математике. — Очень хорошо. Я даю своё слово Форкосигана, что ограничусь в своих вопросах теми фактами, которым ты был свидетелем. Я не буду спрашивать тебя о твоих умозаключениях относительно других лиц или событий, при которых ты не присутствовал. Вот так. Достаточно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
