— Тебе здесь будет достаточно уютно, — брезгливо принюхиваясь, заверил Дика Руэлл. — А через денек-другой мы подыщем тебе более достойное пристанище. Теперь давай посмотрим, что там у тебя… — Руэлл протянул руку, и Дик. отдал ему конверт.
Дальше гость извинился, встал вполоборота, ногтем вскрыл конверт, развернул листок папиросной бумаги и углубился в чтение. Неторопливо все прочитав, Руэлл несколько раз сложил листок, а потом, к вящему удивлению Дика, сунул в рот и принялся пережевывать. Наконец проглотил и улыбнулся.
— Рисовая бумага, — пояснил он вконец оторопевшему Дику. — Что, еще не приходилось такого проделывать? Ничего, тут быстро научишься.
Молотьба вдруг прекратилась. Из соседней комнаты появился уже знакомый Дику горгулья. Френкель успел переодеться в голубой комбинезон и напоминал циркового бульдога. В руках он держал чемоданчик с плотницким инструментом. Горгулья радостно кивнул Дику:
— Ничего-ничего, миста Дик. Щас мы вас в два счета устроим. — Потом Френкель вышел за дверь, что-то там кому-то сказал и вернулся — но уже в желтом комбинезоне и с малярными принадлежностями.
Дик с разинутым ртом уставился на урода.
— Ничего-ничего, миста Дик, мы тут мигом, — со счастливой улыбкой заверил Френкель. И снова исчез в соседней комнате.
Бормоча что-то нечленораздельное, Дик направился вслед за горгульей. Часть обшивки во внутренней комнате уже сняли и заменили новенькими резными панелями. Френкель как раз занимался тем, что закрывал панели бумагой, весь обставленный банками с краской и шеллаком, обложенный разнокалиберными кистями и щетками. Рядом лежал и краскопульт. Да, Дик не ошибся: комбинезон горгульи и вправду был желтый, причем особо гнусного, ядовитого цвета, а никак не голубой, в котором только-только расхаживал Френкель.
Руэлл тоже последовал за Диком и теперь с нескрываемым удовольствием взирал на происходящее. Вспомнив про обмен репликами за дверью, Дик спросил:
— Их что, двое? Да? Они близнецы? Руэлл прыснул.
— Двое! — через силу выдавил он. — Близнецы!
Френкель — если его, конечно, был Френкель — обернулся и с широчайшей улыбкой на бульдожьей морде сказал:
— Да не берите в голову, миста Джонс. А вообще-то, мы тут уже многих ошарашили. Правда, миста Руэлл?
А Руэлл совсем помирал со смеху. Потом он уже и смеяться не мог, только стонал и охал. Наконец все-таки успокоился, отдышался и серьезным тоном спросил:
— Скажи-ка, Френкель, сколько тебя сейчас? Френкель тут же посерьезнел.
— Сегодня утром, — ответил он, немного подумав, — меня было ровно двести сорок три. Знаете, месяц назад меня было самое большее двести двенадцать, но сейчас просто завал работы. Мы позарез потребовались для восстановления Длинного Коридора, где он обвалился. Вы же знаете, миста Руэлл, лучше нас в Орлане слуг нет. На втором месте идет Хэнк-рассыльный. Но его всего сотня. Или от силы сто десять. А вы, миста Джонс, никогда не видели столько одних и тех же слуг, да? — И горгулья радостно рассмеялся.
Дик отвернулся.
— Тут его и впрямь завались, — сказал Руэлл. — Точно не припомню, но что-то около сотен трех с половиной. А у Френкеля одно желание — побить свой собственный рекорд. Он себя каждое утро пересчитывает. И если кого потеряет, то потом весь день ходит как в воду опущенный. А что? Что-нибудь не так?
— По-моему, это просто неразумно, — пробормотал Дик. Потом хотел было сесть, но тут же, вспомнив, что он вроде как дома, сначала предложил стул Руэллу. — Как, к примеру, узнать, которого вы послали с поручением? Или, скажем, если вы приказали одному что-то для вас запомнить, то как потом его найти?
— Ну, Френкель все сам себе сообщает, — ответил Руэлл и уселся, изящно скрестив ноги. Руку он положил на долбак. — Потому он так и полезен. Все знает, всюду поспевает… А потом, если есть надежный слуга, к чему тратить время на поиск новых?
Дик уже в пятый или шестой раз за день услышал здесь слово «слуга».
— А почему вы в Орлане не зовете их сраками? — раздраженно поинтересовался он. — Или хотя бы рабами?
Руэлл пожал плечами.
— Милый мальчик… — Взгляд его из равнодушно-насмешливого вдруг сделался пронзительным. — Давай-ка подобьем бабки. Ты неплохо ездишь верхом. Прилично палишь из пистолета. Долбак, как уже выяснилось, держишь крепко. Если еще подучиться, будет совсем здорово. Наверняка ты отлично плаваешь, танцуешь. Но ты еще ничего не знаешь. И, кажется, знать ничего не хочешь…
Дик встал.
— Не теряй головы, — ровным голосом проговорил Руэлл. — Между прочим, если не считать невежества, то вспыльчивость — твой худший недостаток. Сядь. Мне еще надо кое-что тебе сказать. Сядь, говорю.
Сам того не желая, Дик сел.
— Ты уже в самом расцвете, — прежним тоном продолжил Руэлл. — Силен, хорошо сложен и не обделен смазливой внешностью. А кроме того, ты здесь новенький. Это, пожалуй, и станет нашим главным козырем.
— Я вас не понимаю, — сказал Дик.
— Да неужели? Хотя ничего удивительного. Ну так слушай. В Орлане все вертится вокруг власти. Есть орбиты и сферы власти. Есть токи власти. У тебя сейчас власти никакой — значит, тебе надо обзавестись покровителем. Дальше. Здесь, в Орлане, никто просто так ничего не получает. Что у тебя есть предложить? Давай прикинем. У тебя нет никаких особенных талантов или навыков. Никаких связей, если не считать меня, и, кстати говоря, никого, кроме меня, кто дал бы тебе добрый совет. Нет у тебя ни сторонников, ни ценной информации… Короче, ничего, кроме тебя самого. Теперь пораскинем мозгами. — Некоторое время Руэлл молча потирал подбородок. — Вот если б ты дал Килу утонуть, тогда уже было бы что-то. Кил — парень Рандольфа, а лучшего и желать бы не приходилось. Ведь Рандольф — секретарь Вождя по делам увеселений. Да, это было бы чудно. А так — хуже некуда. Впрочем, — тут он еще пристальней стал разглядывать лицо Дика, — хотя, по-моему, ты не тот тип. Странно, я скорее бы ожидал… Ну, так или иначе, у нас остается только один выбор. — Руэлл снова откинулся на спинку стула. — Сделаем из тебя дамского угодника. Как правило, это кратчайший путь к успеху — хотя и самый шаткий. Милые дамы, знаешь ли, такие капризные создания… Ладно, поглядим, что у нас выйдет. Я тут представлю тебя нескольким экземплярчикам. Клянусь, там даже попадаются совсем и не страшные. Ну, а если ничего не заладится или не затянется достаточно надолго, тогда… тогда попробуем снова.
Дик испытывал смутное чувство, что гнев тут вроде бы и не к месту. Еще он чувствовал отвращение и с трудом верил собственным ушам.
— Простите, вы серьезно?
Руэлл слегка прищурился. Потом посуровел и ничего не ответил.
Дик встал.
— Тогда вот что, Руэлл. Я выслушал вас только потому, что про вас мне сказал отец…
— Дальше.
— …но всему есть предел. Вы мне не нравитесь. И в советах ваших я не нуждаюсь. Так что попрошу вас уйти.
Руэлл медленно поднялся. Серое лицо его застыло, непроницаемой маской. А сердце Дика вдруг бешено заколотилось. Костлявый кулак Руэлла сжался на набалдашнике долбака, потом медленно расслабился.
— Ради твоего отца, — негромко процедил Руэлл, — я на сей раз тебя прощаю. Ты пока что всего-навсего безмозглый сопляк. Лучше б тебе набраться благоразумия. И поскорее. — Уже в дверях он на мгновение обернулся. — Au revoir.
Едва дверь захлопнулась, как Дик шумно выдохнул воздух и тяжело опустился на стул. Вдруг снова накатила страшная усталость. Голова вконец разнылась, а глаза будто засыпало песком.
Удвояченные сраки и резные панели, которые сразу же требуется менять. Миноги в фонтане. А что хотел сказать Руэлл той французской поговоркой? «Новое — всего лишь хорошо забытое старое». Жуткий смысл слов Руэлла, которые он произносил здесь так спокойно, так обыденно. «Покровители». «Парень Рандольфа». «Дамский угодник». А что, если все это правда?
Но нет. Не может этого быть.
Глава 8
Уже десять дней Дик болтался по коридорам Орлана. Его толкали сраки, катавшие своих драгоценных хозяев на стульчаках (так здесь называли кресла на колесиках). А хозяева пялились на него и (Дик нисколько не сомневался) посмеивались. Его новая одежда в местном стиле сидела отвратительно, но ничего лучшего достать не удалось. И ткани выглядели тусклыми, хотя все вроде бы выглядело как надо, когда портной принес платье в его покои. Теперь Дик начинал разбираться в «стиле» Орлана — и остро почувствовал, что сам он в этот стиль нисколько не вписывается. Не вписывается он в эти роскошные складчатые одеяния, блестящие украшения, цветовые оттенки, причудливые перья или розетки, ароматы духов. Не так складывает руки, не так ходит, не так смотрит, — вообще все делает не так.
Снова погруженный в тягостные раздумья, Дик миновал строительные леса, что поднимались до половины стены. Из следующего коридора доносилась приглушенная дробь отбойных молотков. Создавалось впечатление, что Орлан без конца перестраивается, перепланируется и переукрашивается.
